Страница 7 из 9
Но вот увидали солдаты пещеру и бросились в нее.
Леила спряталась в самой глубине пещеры. Солдаты, ворвавшись толпой в пещеру, хоть и были пьяны, все же сразу заметили, что здесь кто-то живет. Они увидали две грубо сколоченные кровати, покрытые медвежьими шкурами, стол, скамейку, ткацкий самодельный станок. И прялку.
– Смотрите, ребята, – закричал один из солдат, схватив прялку, – да здесь есть женщина! Небось спряталась где-нибудь! Ищите ее!
Принялись солдаты искать, все раскидали, разломали, наконец в самом дальнем углу пещеры нашли Леилу, вытащили ее из пещеры и убили. Умирая, успела Леила два раза громко крикнуть: «Лоло, Лоло!»
Убив Леилу, солдаты бросились опять к ручью и снова стали пить вино.
Но на горе себе пили солдаты. Вот упал мертвым один солдат; вот другой грянулся на землю бездыханным; за ним свалился третий, а там еще и еще. Вскоре все солдаты лежали распростертыми на земле. Добрые кешалии отомстили за смерть неповинной Леилы. Лоло возвращался уже домой, когда донесся до него издалека призыв матери: «Лоло! Лоло!» Он остановился и прислушался. Вновь раздался призыв.
– Это мать зовет на помощь! – воскликнул Лоло, узнав голос Леилы.
Сбросил он с плеч добычу и побежал к пещере. С быстротою оленя несется Лоло на помощь. Вот видна пещера, вот добежал Лоло до ручья и остановился, пораженный. Всюду лежат трупы солдат. С ужасом смотрит на них Лоло. Но где же его мать? Не спряталась ли она в пещере? Пошел к пещере Лоло и увидел у самого входа труп матери.
Долго рыдал Лоло, обняв холодное тело Леилы. Наконец поднял его, отнес к золотому дереву, омыл, вырыл глубокую могилу и похоронил в ней мать, закрыв ее тело ветвями золотого дерева. Весь день и всю ночь просидел Лоло у могилы матери. Утром, когда рассвело, встал и пошел в горы, куда глаза глядят. Не хотел Лоло оставаться там, где была убита его мать.
Лишь только Лоло ушел, как иссяк золотой ручей, а золотое дерево превратилось в могучий столетний дуб, и прикрыл он своими ветвями могилу Леилы.
Далеко за высокие горы ушел Лоло. Он стал знаменитым охотником и наездником, самых диких коней укрощал он. Вскоре женился Лоло, а бог послал ему многочисленное потомство. Когда Лоло был уже древним-древним стариком, созвал он всех своих сыновей, внуков и правнуков и сказал им:
– Скоро умру я, ведь мне уже сто с лишком лет. Помните же, дети мои, завет вам: живите все вместе, дружно, одним родом и зовитесь в память моей матери родом Леила.
И злого короля, брата Леилы, и его жену наказали кешалии. В тот самый час, как убили Леилу солдаты, ослепли король и королева. Выгнали их из дворца вельможи, а на место слепого короля избрали из своей среды нового. Всю жизнь ходили по чужим странам брат Леилы и его жена слепые, нищие, питаясь подаянием.
Кешалии и три дровосека
Жили-были три дровосека: Джован, Тодор и Нику. Джован был малый хороший, Тодор хоть и не плохой был человек, да с придурью, а Нику был глупый, да к тому еще и злой. Как-то в осенний солнечный день поехали эти цыгане-дровосеки в лес, растущий по склону высокой горы, дрова рубить. Приехали они в лес, отпрягли лошадей, пустили их пастись на поляне, а сами принялись за работу. День был теплый, тихий. Захотелось одному из дровосеков, Тодору, пить, а воды-то с собой из деревни цыгане захватить позабыли. Вспомнил Тодор, что поблизости есть родник, и говорит товарищам:
– Пойду-ка я напиться, здесь недалеко есть родник.
– Иди, да скорее возвращайся, – ответил ему Джован, – гляди, солнце уже низко, а работы еще много.
– Нет, я мигом вернусь, – сказал Тодор и пошел через лес в горы.
Вышел из леса Тодор, остановился и стал припоминать, где это он видел в этих местах родник. Вспомнил он, где родник, и пошел к нему. Подошел к роднику, смотрит, а в нескольких шагах от родника тянется по воздуху осенняя паутина и сверкает серебряными нитями на солнце.
«Ишь, сколько паутины», – подумал Тодор.
Стал смотреть он, откуда это летит паутина, а она длинными густыми прядями стелется над землей по камням, скатившимся с горы, и тянется, словно туман, прямо к скале, которая высится у самого родника.
«Никогда не видывал я столько паутины, – думает Тодор, – что бы это значило? Уж не распустила ли кешалия свои волосы?»
Взглянул Тодор на скалу и увидал на самой ее вершине прекрасную кешалию в белоснежной одежде. Она сидела спиной к Тодору и расчесывала золотым гребнем волосы. Глуповатый Тодор решил, что кешалия не заметит его, если он осторожно оборвет несколько ее волосков. Он подкрался к волосам, протянул руку, чтобы поймать легкую серебристую прядь волос.
– Вот будет рада жена, – прошептал Тодор, – съест она эти волосы, родятся у нас дети, и не будем мы бездетными.
Только схватил Тодор прядь волос кешалии и чуть-чуть потянул к себе, как обернулась кешалия и увидала Тодора. Не успел Тодор и руки отдернуть, как схватила кешалия громадный камень и бросила им в Тодора. Со всех ног бросился бежать Тодор к лесу, а кешалия пустила ему вдогонку еще два камня. Со страху Тодор забыл и об источнике, и о жажде.
Вернулся Тодор к своим товарищам, а они спросили его:
– Ну что, Тодор, нашел источник?
– Нашел! – буркнул себе под нос Тодор.
Взглянул на него Джован и сразу заметил, что с Тодором что-то случилось, и спросил его:
– Что это с тобою, Тодор? Смотри, как тяжело ты дышишь, да и побледнел ты. Не случилось ли чего-нибудь с тобою?
– Ничего не случилось! – проворчал недовольным голосом Тодор. – Это от того, что я очень спешил назад и бежал. – А про кешалию Тодор не сказал ни слова.
Наконец окончили дровосеки работу. Нагрузили три телеги дровами, и Нику пошел искать лошадей, так как те ушли с поляны. Насилу нашел их Нику за скалой у того самого источника, к которому ходил Тодор.
Кешалия по-прежнему сидела на скале и, подперев голову рукой, смотрела куда-то вдаль. Что взбрело в глупую голову Нику, кто знает, только схватил он камень, размахнулся и что было сил пустил им в кешалию. В кешалию камень, конечно, не попал. Где же было Нику добросить до вершины скалы камнем! Ударился камень о скалу. Кешалия обернулась и увидала Нику, который нагибался еще за другим камнем. Гневом сверкнули прекрасные очи кешалии. Она схватила целый обломок скалы и бросила эту глыбу камня в Нику. Чудом спасся Нику. Обломок скалы упал всего в трех шагах от него прямо на лошадей и раздавил их своей страшной тяжестью. Без оглядки бросился бежать Нику к товарищам. Едва переводя дух, прибежал он к ним и закричал:
– Сейчас негодная кешалия убила наших лошадей!
– Что ты говоришь? Как это случилось? – воскликнули в страхе Джован и Тодор.
– Подошел это я к скале, у которой паслись лошади, смотрю, на скале сидит кешалия. Увидала она меня, как схватит чуть не целую скалу, да как бросит в меня! Камень упал на лошадей и раздавил всех трех, словно козявок. Не знаю, как я сам-то ноги унес!
– Здесь что-то неладно, – сказал Джован. – Не обидел ли ты чем-нибудь кешалию, ведь так, за здорово живешь, лошадей убивать она бы не стала.
– Ну, уж не знаю, зачем убила она наших лошадей. Только я ее трогать не трогал и обижать не обижал, – солгал Нику и, конечно, скрыл от товарищей, что он бросал в кешалию камнем.
– Что же мы будем теперь делать? – спросил Тодор.
– Придется идти в деревню и привести других лошадей, – ответил Джован. – Не оставлять же телеги с дровами в лесу. Пойдемте скорее, а то мы и до ночи не управимся.
Пошли цыгане в деревню. Путь в деревню лежал мимо скалы, возвышавшейся у подошвы горы, на самой опушке леса. Когда цыгане проходили мимо этой скалы, Нику взглянул на ее вершину и увидал на ней трех кешалий.
– Стойте! – закричал он Джовану и Тодору, указывая на кешалий. – Вот они, злодейки. Погодите, негодные! Я вам покажу, как убивать чужих лошадей! Жаль только, что я не знаю, которая из вас бросила камень!
– Что ты делаешь! – воскликнул в ужасе Джован, увидав, как Нику замахнулся топором.