Страница 5 из 75
Судьба свела меня близко также с голландцем знатного положения и рода, бароном де Вос ван Стинвиком, с которым мы беседовали по душам много раз в последние эти годы. Говорили и о давних тесных отношениях России с Нидерландами, установленных юным Петром три столетия тому назад.
Еще тогда почти юноша, вознесенный судьбой на царский престол, Петр осознал, что России крайне необходимо как можно быстрее покончить со своей замкнутостью, открыться Западной Европе, которая была центром прогресса, и начать перенимать знания, порядки и опыт. Делал он это как умел, часто варварски (такие нравы были, впрочем, не только в России), но, тем не менее, буквально «коленкой под зад» толкнул Русь далеко вперед.
Мои собственные размышления постоянно приводят меня к мысли, что преуспевают именно те народы, которые, никого не сторонясь, живут в общемировом потоке жизни и уже в силу этого вырабатывают особую стойкость и неисчерпаемый динамизм, что позволяет им не просто держаться на плаву, а грести зачастую впереди других.
Можно долго рассуждать на эту тему и приводить множество ярких примеров...
Звездными империями были и Голландия, и Англия, и еще кое-кто, не стоит перечислять. Но империи канули в историю, а их коренные народы, пережив «звездную болезнь», нашли в себе силы начать новую жизнь, причем более содержательную, вполне благополучную и цивилизованную.
Мое общение с британцами проходило в переломные для их страны периоды: 50-е годы — Суэцкий кризис, ударивший по престижу Англии не только на Ближнем Востоке, 70-е годы — признание Англией неспособности удерживать господствующее влияние в Азии, «к востоку от Суэца». Были такие моменты, драматические для британца, полного собственного достоинства, когда осенью 1956 года, в разгар Суэцкого кризиса, оказалось вдруг нечем заправить автомобиль. Британия тогда лишилась ближневосточной нефти. Помню сенсационное сообщение в лондонской газете о находчивом шотландце, который залил бутылку виски в опустевший бензобак и благодаря этому смог все же добраться до дома.
Непросто дался британцам распад империи и отход от «имперского мышления»... Сэр Уинстон Черчилль, еще будучи во главе страны, восклицал, что никогда не станет «председательствовать на роспуске империи», но все же и он смирился с потерей Индии, «жемчужины британской короны».
Однажды мне довелось стоять перед знаменитым британским лидером в роли переводчика беседы с ним советского посла Я. А. Малика. Черчилль был уже не у дел, просто — депутат парламента, согбенный, шаркающий ногами, с нетвердой речью, но прежним пронзительным взглядом. В нем чувствовалась некая внутренняя сила, которую нельзя было не уважать.
Известна история о том, что в последние годы жизни Черчилль после долгих уговоров согласился выступить перед учениками колледжа Харроу, который он когда-то кончал, и все его выступление свелось к одной эмоциональной и многозначительной фразе: «Никогда, никогда, никогда, никогда не сдавайтесь!»
Сэр Антони Иден отличался от прирожденного лидера Черчилля. Будучи премьер-министром в 1956 году, он оказался сломленным морально и даже физически Суэцким кризисом, который показал, что Великобритания не может более диктовать свою волю бывшим своим владениям. Позже, в 70-х годах, мне довелось дважды беседовать с сэром Антони на официальных приемах. Он был болен и как-то отрешен от действительности, его супруга всегда находилась рядом с ним. Международные темы его мало трогали, воспоминаний он избегал. Я заговорил о будущем Британии, он ограничился замечанием, что страна уже прошла через большие перемены. У меня осталось впечатление, что Иден болезненно переживал это и словно чувствовал за собой вину в том, что не сохранил имперское величие страны.
Куда более свободным в высказываниях, ироничным запомнился бывший премьер-министр Гарольд Макмиллан, с которым мы также беседовали в середине 70-х годов (а впервые встретились еще в 50-х) на одной из презентаций издательского дома «Макмиллан». Этому государственному деятелю был присущ философский подход к жизни, и трудно было представить себе, что он может оказаться придавленным тяжестью тех ответственных решений, которые ему приходилось принимать.
Макмиллан без лишних эмоций говорил о глобальных переменах не в пользу Англии и о важности для англичан партнерства с США. Распад империи он рассматривал как реальность, которую нужно принять, но при этом все же помнить о глобальной роли, которую страна продолжает играть на мировой арене. Не без лукавства он высказал опасение, как бы Советский Союз не увлекся «на свою беду» имперскими настроениями, заманивая в свой лагерь страны Азии и Африки, вставшие на путь независимости.
Лейбористские лидеры Гарольд Вильсон, Джеймс Каллаган, Майкл Фут, другие, с кем у меня были встречи в 1974 — 1978 годах, когда они был и у власти, воспринимали потерю Великобританией имперской роли и имперских позиций как историческую данность, и свои усилия направляли на то, чтобы выработать в новых обстоятельствах наиболее разумную концепцию новой роли страны в мировом сообществе. Их не устраивало жесткое советско-американское противостояние, низводившее Британию на положение подручного. Уже тогда британцы стали рассуждать о пагубности двухполюсного мира и необходимости многополюсности.
В эмоциональном плане примирение с новыми реалиями британцам давалось не просто. Оставалось еще много иллюзий. Созывались ежегодные конференции Британского содружества наций во главе с королевой Елизаветой II, где восседали лидеры новых государств Азии, Африки, Карибского бассейна, многие — в колоритных национальных одеждах. Но с каждым годом эти конференции становились все более формальными. В середине 70-х годов ликвидируется Министерство колоний, а знаменитый Форин Офис переименовывается в Офис по иностранным делам и по делам Содружества.
Вспоминаю посещения этого учреждения в моменты, когда его сотрудники переносили свои служебные шкафы и досье в комнаты примыкающего к Форин Офис здания Колониал Офис после соединения их в единый комплекс. В этом было нечто символичное: британские дипломаты окончательно прощались с недавней колониальной эпохой.
В те же 70-е годы в прессе название страны — «Великобритания» стало упрощаться до просто «Британия». Сейчас к этому уже все привыкли. Официальный справочник выпускается под названием «Британия». Пережили. Справились и с обстоятельствами, и с эмоциями. Хотя, не к чести британцев, отрыжки имперского духа возникали не раз, даже в последние годы уходящего века.
Я имею в виду как политику, так и настроения британцев. В 50-е годы было немало англичан, выступавших с позиций «имперских лоялистов», существовала даже такая организация, закипали имперским духом группки «молодых консерваторов». Однако постепенно эмоции остывали. Другое дело, что очень болезненно воспринималась возросшая иммиграция из бывших колоний, которая в 70-х годах носила массовый характер. Выходцы из Индии, Пакистана, Уганды открывали повсюду в Лондоне магазины и лавочки, а в тихом лондонском районе Ноттинг Хилл стали устраиваться красочные «Карибские фестивали», которые порой заканчивались стычками на расовой почве и погромами магазинов.
В 50-е годы я был свидетелем того, как не слишком привлекательные должности кондукторов автобусов стали быстро занимать чернокожие выходцы из Ямайки, Тринидата и Тобаго, других британских островов Карибского бассейна. Когда вновь приехал в Лондон в 70-х годах, британцы обсуждали проблему заполнения вакансий в рядах полицейских, «лондонских бобби», как их называли, и было принято историческое по тому времени решение: допустить в ряды «бобби» молодцов с черным цветом кожи. Вскоре англичане с любопытством и критически рассматривали их, прохаживающихся в форме по улицам Лондона.
Вспоминаю, как в знаменитом Ковентри почтенный старец Хочкинсон, родом, так сказать, из XIX века (он выбирался лорд-мэром еще тогда, когда город бомбили гитлеровские налетчики), указывал на быстро меняющийся облик лондонских кварталов и отмечал иронически, что рядом с «площадью Сталинграда» (в городе есть такая площадь в честь города-побратима) возник «Индийский океан». Он имел в виду массовое заселение соседних домов иммигрантами-индусами.