Колдуны

Муты велели Грейси держаться отсюда подальше. Они, наверное, считают лес своей собственностью. И если подобного абсурда недостаточно, то теперь есть еще одно свидетельство агрессивного присутствия соседей в жизни Тома и его семьи. Забор разрушен, а на пороге сада топталось животное.

Том строил на этот лес такие большие планы. Семейные пикники, походы с Грейси по здешним тропам, прогулки с собакой, сбор ягод время от времени. Он хотел, чтобы его семья свободно бродила по этим просторам и наслаждалась ими.

Том идет дальше, направляя луч фонарика на тропу между деревьями, пока не теряет звериные следы. Но кто-то четвероногий определенно пробегал здесь, прежде чем скрыться в подлеске. В том месте, где следы исчезают, Том опускается на одно колено и вглядывается в кустарник.

И сразу же чувствует зловоние экскрементов.

Ему не требуется много времени, чтобы заметить кучу цвета кровяной колбасы, но неприятно человеческую на вид. Один край кучи расплющился у него под коленом. Том раздавил корку чего-то сочного и миазматического, пахнущего гораздо хуже собачьего дерьма.

– Ох, ради всего святого…

Сквозь джинсы проникает ощущение влаги. Том не только вляпался в кучу коленом, но и прикоснулся к ней рукой. Он вскакивает и ударяется головой о ветку.

– Черт.

Том безнадежно смотрит вперед, на то немногое, что еще видит впереди. Совсем немногое. Остальное пространство утопает в зелени, достаточно колючей, чтобы в такой темноте выколоть себе глаз.

Он решает прекратить поиски, и только теперь, забравшись глубоко в лес, но решив вернуться в дом, чувствует, как его ощущения резко обостряются из-за того, что за ним наблюдают. С обеих сторон тропинки.

Поводя фонариком по сторонам, Том ищет подтверждения того, что на самом деле он один. Однако сразу понимает, что после захода солнца фонарик в диком лесу только наводит на мысль, что кто-то действительно следит за тобой из-за пределов досягаемости слабого луча.

– Я вернусь утром, Уоддлс.

Ссутулившийся и побежденный, Том вваливается в дом через черный ход. Запах мокрого сада окутывает его точно древесный дым.

Фиона сидит на табурете и стучит по клавишам ноутбука. Она не поднимает глаз, пока ее муж пытается одной рукой снять ботинки, дергая, а затем разрывая шнурки. Вторую руку он держит поднятой, будто хромое животное, но в конце концов теряет равновесие, валится и ударяется плечом о стену.

Ботинок все-таки слетает и катится по линолеуму, выцветшему от мириад ног и солнечных лучей. Обычно Том ловко снимает обувь и ставит ее рядом, в сторонку.

У раковины он дергает кран, вызывая дрожь в зашитых трубах, дом точно стонет от боли. По всей его артериальной системе воздушные карманы, которые ограничивают «кровоток» и вызывают судороги, от них дребезжат балки и стучат кирпичи. Дела с водопроводом обстоят сейчас гораздо хуже, чем неделю назад, когда они только приехали.

«Еще и это. Небольшой перерыв – все, что мне нужно».

Из крана вытекает струйка молочно-белой воды.

Том отворачивает вентиль полностью. Стук капель не усиливается.

– К черту! – Он сует перемазанную в фекалиях руку под жалкую струйку.

– Нашел? – устало спрашивает Фиона. Взгляд она не поднимает.

– Слишком темно. Он может быть где угодно. Там же много миль. Зайди на Ebay.

– Уже занимаюсь. Уоддлс Четвертый должен прибыть через два дня. Экспресс-доставка.

– А знаешь что? Угадай, что они сделали. Парочка хамоватых ублюдков-соседей.

Фиона не пытается угадывать.

Из-под раковины раздается хлопок, и из крана, наконец, хлещет вода.

– Они разрубили панели забора. В конце сада. Просто вышибли их!

Фиона поднимает взгляд, но вспышка мужа ее не трогает.

– Там все провисло, дорогой. Дыхни на этот забор, и он рухнет.

Том тычет мокрым пальцем в стену, которая соединяет их с Мутами.

– Фи, они его сломали! Чтобы набрать себе ничтожных баллов. – Он делает вдох, чтобы не задохнуться от гнева, дергает вентиль, перекрывая поток воды. – Это был наш забор… Представь, что ты бы так поступила с новыми соседями… Я не могу понять почему.

– Деревенская жизнь. Не то чтобы нас не предупреждали.

Том закрывает глаза, чтобы собрать внутренние силы – крошечную пожарную команду разумных мыслей, которая часто требуется, чтобы погасить пламя ярости. Он не хочет, чтобы тлеющие эмоции обострились и переросли в ссору с Фионой.

А ее внимание переключается на испачканное колено мужа.

– Что за запах? Это дерьмо?

12

Вокруг старого, сумрачного дома царит тишина. Тяжелая черная пелена ночи без малейшего проблеска света окутывает здание, словно птичью клетку. Само время будто замедляется, а далекий мир, который они знали прежде, летит по ускорившейся орбите. Иногда Тому кажется, что он чувствует, как тот, другой мир уходит все дальше, оставляя их на произвол судьбы.

Сквозь стену, отделяющую их от соседей, не проникает ни звука. Но этот покой Том намерен разрушить с помощью электродрели, которую сжимает рукой в перчатке точно орудие убийства.

Они презирают его семью. Им знакомо лишь презрение к его дому. Отчего так, остается только гадать. Возможно, Муты – снобы. И завидев его, Фиону и маленькую Грейси, наверное, отшатываются и морщат лица. Возможно, считают новеньких невоспитанными выскочками, купившими сельское поместье на аукционе.

Но в его семье нет ничего кричащего, вычурного или аляповатого. Пошлого или чрезмерного. Грубоватость? Немного есть, но чья в том вина?

«Вы топчете гвоздики!»

Семья из рабочего класса, обычная, но образованная, которая ездит на старых машинах и почти сводит концы с концами. Но в наш одержимый статусом век, возможно, именно к этому сводятся все предрассудки: к чистой социальной конкуренции. Соседям необходимо ощущение, что они выше по положению.

«Надеюсь, вы можете себе это позволить? Ваш первый дом, не так ли? Немного поздновато, а? Надеюсь, у вас глубокие карманы».

Или дело в чем-то другом? В вопросе границ? В провинциальных предрассудках против чужаков, у которых нет здесь корней?

«Позор! У нас в деревне нет сломанных заборов».

Какими бы мотивами ни руководствовались соседи, когда разрушали забор и пугали Грейси, Том сомневается, что однажды состоится разговор, где раскроется правда о том, почему Муты испытывают такое отвращение к его семье. Чтобы разобраться в причинах их гнева, требуется время, терпение и энергия, которых Тому не хватает. И с какой стати он должен задабривать Мутов, налаживать мир, считаться с ними, ломать шапку или выпрашивать одобрение? Последний домовладелец и агентство недвижимости истончили его дипломатичность до толщины папиросной бумаги. И этот депозит уже не вернуть.

Он должен ответить на дневные попрания прав.

«Время пришло».

Если у вас имеются соседи, то момент, когда можно воспользоваться дрелью, уже прошел. Том это знает. И теперь, стоя перед разделяющей его и Мутов преградой, он чувствует, как власть над ним изо всех сил пытается себе вернуть врожденная сдержанность, сильная и неизменная общепринятая вежливость, которая укоренилась в нем и запрещает подобное поведение. Соблюдение условностей, желание не беспокоить и не раздражать других всегда диктовали ему свою волю. Так его воспитали. К тому же может проснуться Грейси, так что вешать сейчас полки – глупая затея.

Однако эта безотчетная нерешительность заставляет Тома почувствовать себя еще ничтожней, чем после возвращения из леса с пустыми руками. Его ноги стали как-то тоньше, а сердце трусливей. Одно из самых худших ощущений, которые может испытать человек: волокна увядают, соки протекают, взгляд опускается, плечи сутулятся.

«Нет!»

Он вошел в комнату, вооруженный для боя, и должен биться. Нужна шумная, недобрососедская схватка. Нужно отомстить за забор, немедленно и весомо. Этикет здесь не поможет. После нанесенного удара Муты начнут позволять себе все больше и больше вольностей перед лицом его пассивности. Люди вроде них действуют именно так.