Пламя возрождения

Последнее сейчас было важнее всего. Благословение на свадьбу или поминальная — не дай предки! — молитва сейчас были не так уж важны.

***

— Проходите сюда, достопочтимый господин! — поклонился староста, отодвигаясь и пуская гостя во двор. — Мы положили его здесь.

Старосте хотелось поторопить гостя, но приходилось неторопливо следовать чуть в стороне. По пути он пересказал все события минувшего дня и теперь почтительно ждал, когда монах войдёт в дом.

До этого они уже обошли небольшое селение, и монах распорядился спрятать всех жителей и скот в невысокой каменной башне с узкими окнами-бойницами. Башню заложили в своё время первопоселенцы долины, когда диких зверей в ближайших горах было больше, и твари наведывались чаще.

Теперь, когда народу и скота стало гораздо больше, разместить в ней всех жителей и скотину стало намного сложнее. Староста попытался возразить, ведь достопочтимый господин наверняка видит, как здесь мало места, только староста со своими домочадцами, да два его сына с семьями могут втиснуться, да еще их козы, и птицы, и…

— Это был не ургум, — прервал его излияния монах, отправляя узкую полоску талисмана вверх, над входом в башню.

Символ на мгновение вспыхнул красным огнём, когда полоска бумаги коснулась камня, и погас.

— До утра вам защиты хватит, потеснитесь. Весь скот и людей — в башню, и побыстрее! Я останусь с раненым. К полуночи граам будет здесь.

— Святые предки, да за что же нам такая напасть! — воскликнул староста. — Мы же его приняли, а он на нас такое навел!

— Вот и я хочу это знать, — ответил монах, направляясь к дому с раненым.

Прежде чем войти внутрь, где лежал раненый торговец, монах ещё раз обошёл вокруг дома, остановился перед входом и медленно начал читать мантру, не обращая внимания на капли дождя. Ощущение тепла стало медленно собираться внизу живота во все более плотный желтоватый шар энергии.

Когда его удалось сжать Ци до предела и добиться более насыщенного золотистого цвета, наступил второй этап подготовки. Потихоньку, тонкой струйкой сила потекла из его даньтяня вниз, проходя по посоху, зажатому в его руке, и уходя в землю, формируя узор печати. Медленно расширяясь, она охватила большую часть двора перед входом в дом и застыла в ожидании, сделавшись почти невидимой для тех, кто способен наблюдать нити силы.

Правда, таких в селении почти не было. Только староста и трое из встреченных охотников могли увидеть плетения такого уровня во время работы. Ощутить применение силы могли ещё несколько человек, как, например, девушка-подросток, которая подглядывала из-за забора и настолько увлеклась, что не заметила приближение к ней женщины.

Судя по раздавшемуся шуму, народ начал загонять скот. Некоторые пытались тащить с собой пожитки. Напрасно. Граама интересуют в первую очередь живые, точнее, один умирающий, а потом уже все остальные.

Рука монаха непроизвольно прикоснулось к амулету, спрятанному на груди. Опираясь на посох, мужчина вошёл в дом. Очаг к тому моменту уже натопили. Теплая еда уже дымилась. Молодой охотник, сидевший около двери, встал и низко поклонился.

У Син задержал на нём взгляд. Нетерпение и желание добыть себе славу в битве слишком явно читались на лице юноши. Молод, горяч и слишком импульсивен… При этом хорошо физически развит. Скорее всего, ещё не испытал горечь поражений, поэтому склонен переоценивать себя и недооценивать врагов. Совсем как монах в его годы.

Женщина и девушка-подросток хлопотали у очага. «Когда только успели приготовить?» — подумал У Син, глядя на низкий резной столик. В воздухе витал запах дешёвых благовоний, которые должны были отогнать злых духов.

— Можете собираться. Идите к башне, я распорядился. До утра все со своей живностью запрутся там. Поторопитесь! — сказал монах обращаясь к пожилой женщине. — Юный охотник проводит вас и тоже останется в башне.

Последнее он добавил, глядя, как дёрнулось лицо всё ещё склонившегося охотника. Слишком горяч! Но, судя по рукоятке костяного ножа на поясе, весьма удачлив. Обычно нож воина делали из кости первого убитого на испытании хищника; его же голова и украшала рукоять кинжала, чтобы его дух стал покровителем охотника. Если парень уже на стадии заложения основ сумел добыть горного кота, в дальнейшем из него мог вырасти хороший охотник.

— Господин, эта недостойная ещё не заварила вам чай! Как можно не оказать должного уважения гостю?

Две женщины склонились, ожидая его решения.

— Я выпью его завтра, если всё закончится хорошо. А сейчас отправляйтесь. Я сам позабочусь о себе и о больном.

***

Когда У Син остался наедине с лежащим под шкурой торговцем, он ещё раз осмотрел стены комнаты. Слишком ненадёжны. Тварь могла легко проломить их, а ему нужно было оставить открытым только один вход.

Опять тратить не восстановившийся до конца резерв не хотелось, но это был один из самых простых и доступных способов, поэтому три бумажных талисмана, впитав в себя знак защиты от духов, легли на стены, и один отправился на потолок. Незащищённым остался только вход в дом. Сражаться с тварью в помещении У Син не желал.

Хотелось тёплой еды, вытянуться у огня и выспаться. Увы, пока можно только сесть боком к огню рядом с лежащим и делающим вид, что он без сознания, торговцем. (Впрочем, тот был и в самом деле очень плох.)

Поговорить. Только вначале налить себе темного терпкого чая, который не имеет столь ценимого жителями долин тонкого вкуса, но хорошо помогает восстановить силы. И, пожалуй, малое зелье концентрации. Зелье Ночного Глаза монах принял ещё раньше, на перевале.

У Син сейчас был уверен в себе, хотя прогулка в горах вымотала его сильнее, чем он рассчитывал. Хорошо, что он успел добраться в селения первым! Завтра уже могло быть поздно, и в долине появилось бы несколько трупов.

Маленькая, похожее на обжаренное зёрнышко пилюля легла ему на ладонь и отправилась внутрь, начиная растворятся на языке. Три вздоха, очищающих сознание, короткая мантра и, когда разум снова начал проясняться, У Син отставил пиалу с чаем и повернулся к больному.

— Я У Син, представитель ордена Защищающих, — представился он.

Нить силы вышла из его сосредоточения, направляясь от даньтяня к правой руке. Перстень на миг полыхнул огнём, подтверждая слова владельца.

— Представьтесь и расскажите, кто вы и как оказались здесь в таком состоянии.

Под шкурой зашевелились, и показалось бледное лицо с запавшими глазами.

— Высокочтимый, этот недостойный Лан рад лицезреть такого уважаемого заступника в столь тяжёлом для меня положении, — сказал он. Голос слегка дрожал, и иногда лежащий запинался, делая глубокий вдох. — Я зарабатываю себе на жизнь по милости Неба, ведя торговлю в горах. Десять дней назад я решил, что знаки благоприятные, и у меня есть шанс первым из торговцев посетить долину после зимы. Дороги были ещё опасны. Однако я сделал должные подношения, и гадание указывало, что поездка непременно будет удачной. Как я ошибся!

Торговец попытался приподняться, но, придавленный шкурой, упал, тяжело переводя дыхание. У Син сделал глоток. Чай понемногу остывал, меняя вкус.

— Горные духи в этот раз оказались недовольны. Они ещё, видно, не легли в спячку после зимы. Или жертва, что этот недостойный принёс, оказалась им не по вкусу, хотя я использовал хороший отрез ткани, купленный мной…

— Дальше.

Время ещё было, но стоило чуть поторопить торговца, намеренного посвятить монаха во все детали его злоключения.

— Горные тропы оказались все еще труднопроходимы. На шестой день пошёл дождь, и мне пришлось пережидать два дня со своим ослом на перевале. Духи гор не позволяли этому недостойному пройти дальше. Ночью, когда я с ослом грелся в пещере у костра, появилась эта тварь. Мой Ми первым почувствовал её, затрубив и сбросив попону, но тварь в два прыжка достигла его и выпустила когтями кишки из брюха.

Торговец прерывисто дышал, собираясь с силами, чтобы продолжить рассказ. Судя по доносившимся снаружи звукам, дождь не собирался униматься, и несколько гусей выражали своё возмущение сменой места привычной ночёвки в такое время.