Страница 28 из 62
Номер один. Портрет Бетховена или Бе: то: бэн-но кай, что можно перевести как «призрак Бетховена». Об особенностях перевода кандзи кай говорилось раньше. Конечно же, маловероятно, что неупокоенный дух великого немецкого композитора объявился сразу во множестве японских школ, подобное предположение кажется совершенно несообразным. А вот портрет, пропитавшийся мистическим духом Страны восходящего солнца, выглядит вполне правдоподобно. Он висит в музыкальном классе и днём ничем не отличается от портретов Баха, Моцарта, Грига и Чайковского. Но с наступлением темноты глаза его начинают светиться багровым светом! Если кто-то из припозднившихся учеников зайдёт в класс, зрачки пристально уставятся на него и будут следить за его перемещениями до тех пор, пока несчастный не убежит прочь, громко вопя от страха. Говорят, что в этот момент сам облик великого композитора меняется, как будто из-под знакомых всем черт начинает проглядывать иной, настоящий образ, и не дай бог никому разглядеть его в подробностях. В зависимости от того, как проходили уроки музыки, усердны ли были ученики, портрет может быть умиротворённым, а может прийти в ярость. Лицо Бетховена искажает зверский оскал, а из глаз начинает сочиться кровь. Считается, что находиться рядом в момент его пробуждения очень опасно. Тот, на кого посмотрит оживший композитор, обречён и через три дня умрёт. Несложно заметить, что истории, касающиеся живого портрета, напоминают о знаменитой школе Хогвартс, где портреты разговаривали, сердились, веселились и вообще вели себя достаточно вольно. Гакко: но Нана фусиги существенно старше Гарри Поттера, так что позволим оставить в стороне вопрос о культурных заимствованиях со стороны японцев.
Некий ученик из Фукусимы забыл в музыкальном классе свои тетради и помчался в школу, когда на улице уже смеркалось. Тэк-Тэк, гайкоцу, Кутисакэ-онна и прочие чудища понимающе ухмыляются: «Ох уж эти забытые тетради! Скажи прямо: это только повод — тебе же просто хотелось повидаться с нами!» Мальчишка знал о зловещих историях, окружавших портрет Бетховена, и приближался к классу с некоторым страхом. Но вскоре он услышал, как за дверью спорят два человека, и успокоился: несомненно, в школе ещё остались взрослые. Спорщики разошлись не на шутку, разговор происходил на повышенных тонах и на немецком языке! Изумлённый паренёк заглянул за дверь и обомлел. Портреты Бетховена и Моцарта покосились, а их обитатели яростно препирались и потрясали кулаками, не способные, однако, поразить друг друга. Отборная немецкая ругань сыпалась, как горох, а, как известно, нет лучшего языка для выяснения отношений, чем немецкий. Школьник тихо прикрыл дверь и на цыпочках убрался прочь, рассудив, что не следует беспокоить великих своим бесцеремонным вторжением.
Впрочем, этот случай можно отнести к курьёзным происшествиям — бывают и иные, более жуткие варианты развития событий. В одной школе, затерявшейся на просторах Хоккайдо, портрет Бетховена так прославился своими выходками, что старшеклассники завели целый ритуал посвящения новичков. Испытуемые должны были ночью проникнуть в музыкальный класс и сфотографировать друг друга рядом с проклятым портретом. У очередной парочки новобранцев испытание, прямо скажем, не задалось. Один из них выскочил из окна, оглашая окрестности дикими воплями, а второй остался в классе рядом с портретом. Он умер от страха. Убежавший не смог вернуться в школу и вступить в ряды старших товарищей, так как совершенно помешался. Он оказался в комнате с мягкими стенами и безостановочно твердил о пляшущих глазах Бетховена, скачущем носе, танцующих губах и прочей лавкрафтианской бессмыслице. На фотоаппарате была сохранён всего один кадр. Учитель, посмотревший его, отшатнулся, и виски его тут же поседели. «Этого не должен видеть никто!» — сказал он и разбил прибор.
— Может быть, стоит убрать портрет уважаемого Бетховена? — предложил кто-то.
— Нет, портрет останется, — твёрдо ответил учитель, — оформление класса согласовано в Министерстве образования, и не нам вносить исправления.
Мы упоминали, что список семи чудес может варьироваться. Конкуренцию портрету Бетховена может составить портрет Моны Лизы, висящий в классе рисования. Загадочная красавица известна тем, что не дожидается темноты для проявления своей сущности. Её глаза могут пристально следить за учениками в классе, а улыбка иногда становится просто неприличной. Если кто-то плохо рисует, шалит или сквернословит, из глаз творения великого Леонардо начинают течь кровавые слёзы, и это очень дурной знак! Если пустоголовые дети не уймутся, то через несколько дней голова улыбчивой дамы отделится от туловища и исчезнет с портрета. Справедливости ради отметим, что этот фокус происходит ночью. Следующий шаг — это покидание полотна и прогулка по школе, ну а дальше… Однажды две школьные хулиганки, чьи имена остались неизвестными (в рассказах о Гакко: но Нана фусиги конкретика всегда не на высоте), решили подшутить над учителем рисования и украсить творения великих мастеров неприличными надписями. Некоторое время спустя одна из школьниц вышла к друзьям и очень спокойно сказала, что её подругу съел портрет Моны Лизы. Наши хунвейбинки приблизились к портрету и уже приготовились написать какую-то гадость, но тут Мона Лиза очень нехорошо улыбнулась и высунулась из рамы! Она схватила ближайшую школьницу, втащила её к себе на полотно и затолкала вопящую хулиганку прямо себе в пасть. Рот страшилища распахнулся во всю раму, и брыкающаяся девочка исчезла в недрах произведения искусства.
— Как в «Атаке титанов», — хладнокровно заметила уцелевшая.
Проглотив свою жертву, Мона Лиза ухмыльнулась и уставилась на оставшуюся авантюристку. Изо рта страшной женщины высунулся длинный язык и вытянулся в направлении захихикавшей девчонки.
— Она поцеловаться захотела. Как в «Шалостях под сакурой», — хладнокровно заметила уцелевшая.
Спокойную девочку немедленно посадили в машину скорой помощи и отвезли в больницу, где она пребывает до сих пор. Окна её палаты выходят в больничный сад, а из окна соседнего корпуса ей иногда машет рукой юноша, который когда-то увидел, как пляшут глаза Бетховена.
Номер два. Пиано-но кай. Те, кто думает, что, перевесив портрет Бетховена, можно решить мистические проблемы в кабинете музыки, — жестоко заблуждаются. В каждой уважающей себя школе есть пианино, которое с наступлением темноты начинает играть само собой. Там, где влияние Бе: то: бэн-но кай сильно, инструмент исполняет «К Элизе» и другие классические произведения. В принципе, распоясавшееся пианино может играть бойкие джазовые мотивчики, современные шлягеры или ретрохиты — репертуар не имеет большого значения. Ни вкусы учеников, ни предпочтения учителей в подборе мелодий не учитываются. С эпохи Хэйан известны легенды о музыкальных инструментах, имевших свою душу и волю. Мёртвые в руках невежды и глупца, они оживали от прикосновения тонко чувствующих исполнителей, а иногда и сами начинали играть мелодии, ныне давно забытые.
Природа такого поведения современного пианино не вполне ясна. Возможно, перед нами обычный цукумогами, то есть предмет, который обрёл собственную душу благодаря почтенному возрасту, — явление в Японии не такое уж и редкое. Но гораздо большей популярностью среди учеников пользуется версия о таинственном юрэй, связанном с проклятым пианино. Читатель может сказать: «Как это банально!» — но мы вынуждены повторить сказанное прежде. Дело происходит в Японии, и призрак, не желающий покидать музыкальный класс, это… маленькая хорошенькая девочка, конечно же! Она была великолепной исполнительницей и сотни, тысячи раз оттачивала своё мастерство на старом инструменте. Она ехала на конкурс исполнителей в Киото, где её ждала несомненная победа, но по дороге автомобиль попал в аварию. С тех пор мёртвая пианистка является по ночам в школу и играет одни и те же мелодии. Когда-то давным-давно маленький поэт Миятие, устремившийся в столицу, желая показать там своё дарование, умер в пути, так и не завершив начатую танка. Призрак мальчика остался на равнине Миягино, чтобы вечно декламировать незавершённый стих: «В небе луна одна, но капли росы приютили тысячи маленьких лун…» Миятие был освобождён от тоскливого удела благочестивым настоятелем храма, но для нашей бедняжки до сих пор не нашлось твёрдого в вере священнослужителя. Ночь за ночью пианино гремит в пустой школе, и, говорят, некоторые искушённые ценители прекрасного тихо прокрадываются послушать его, ведь маленький юрэй совсем не опасен… Почти не опасен.