Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 3



– Да и с точки зрения быта тоже есть положительные моменты. – перехватил беседу майор. – Авиаотряды, как ты понимаешь, базируются не как гарнизоны, которые и на карте-то не разыщешь, а в столицах и областных центрах. А твоей Маше в школу скоро.

– Вот, вот. Ты Василий, сегодня вечером со Светой своей поговори, посоветуйся. Мы же со своей стороны, прежде чем увольнять, капитана тебе присвоим досрочно и в лучшие руки с прекрасными рекомендациями передадим. – Подполковник встал, протянул лейтенанту руку – ну, давай, завтра к девяти утра жду тебя с решением. Тебе все ясно?

– Все ясно. Слушаюсь. Разрешите идти? – хотел уже повернуться, но продолжил. – И все же, Павел Михайлович, меня, военного летчика водителем автобуса?

– Автобуса говоришь? – голос комполка зазвенел – Ты этот автобус реактивный сначала научись водить, да что б так, что б в любую погоду и ночью и днем. И чтобы пассажиры не взлета не посадки не почувствовали. И что б имя полка своего родного не запятнать. А потом уж рассюсюкивай. Кру-гом! Советоваться с женой шагом марш!

Вот так и стал капитан авиации Василий Петров командиром экипажа, пилотом гражданского воздушного лайнера Василием Николаевичем Петровым.

Мой самолет

На маленькой кухне сидели Светлана и Прасковья Александровна, соседка. Женщины лепили пельмени и вели неспешный разговор.

– А чего это ты пельмени решила лепить?

– Так, Прасковья Александровна, морозы минус двадцать уже, замораживать легко на балконе, да и Вася через неделю прилетит, вот я его и попотчую.

– Понятно. А где он, кстати, делся? Уж с месяц, как не видать.

– Три.

– Что три?

– Три месяца. Он же за новой машиной на завод в Харьков полетел, а там подготовка, как их?

– Курсы повышения квалификации.

– Ага, именно так.

– И что за машина?

– Новенький Ту-134.

– Свисток что ли?

– В смысле?

– Ну их свистками кличут.

– Почему?

– Когда двигатель форсируют перед взлетом или перед посадкой, возникает помпаж, впрочем, ты не поймешь. Короче свистит двигатель на всю округу.

– А вы откуда знаете?

– Откуда? От верблюда. Забыла чай на каком заводе работаю? Прилетали к нам парочка год назад. Красивые заразы, прям лебедушки молоденькие. Везучая ты все же Светка.

– В каком смысле?

– В прямом. Не успели переехать, а вам квартиру шикарную. И это где? В самом Иркутске. И свисток твоему дадут, тоже дело.

– А это тут причем?

– Притом. Вот моего Леньку, когда по ранению демобилизовали, так мы в эвакуации жили на Алтае. У директора завода дуглас был лендлизовский, американский, вот Ленька на нем начальство и возил. Так он зараза, как подлетал, так на наш дом пикировал с ревом, чтобы я дескать борщ на плиту ставила. Он же на фронте у меня истребителем был. Так и в жизни. Все истреблял, и котлеты, и пельмени, и водку, да и по другой части. Ну да ладно. Двадцати минут не пройдет, а он уж тут как тут, на мотоциклетке своей. Давай, дескать, мать, борщу. А тебе повезло, ты по этому свистку сразу будешь слышать, когда взлетает, когда приземляется. Жалко мне Леньку, хоть и крут был нравом, но мужик настоящий. Рано помер, жаль.

Светлана погладила тыльной стороной ладони, чтобы мукой не запачкать, руку соседки, а другую руку приложила к своему немалому животу.

– Что толкается?

– Немного.

– Какой месяц то?

– Шестой.

– Ну держись, девица, последние месяцы они самые такие, сложные.

– Да, ничего, справлюсь, не впервой – улыбнулась Светлана.

– Конечно справишься. Вот только Харьков этот, зараза.

– А что Харьков? Город, как город.

– Город то, как город, вот только девки там дюже шустрые. Мой Ленька, ведь тоже из этих мест. Поеду, говорит, сестру проведаю. А как запретить? Война закончилась уж года четыре. Поезжай, говорю. Поехал. Телеграмму прислал, все мол хорошо, доехал. Неделя проходит, другая – молчок. Я детей на соседку сбросила и в поезд. Приезжаю. А там. Если коротко, кроме сестры там еще и кума и еще одна кума, да одноклассницы, да тети всякие. Черт их всех разберет. Надавала я ему люлей, в поезд и домой. А так бы и затерялся бы в степях Украины по одноклассницам и кумам.

– Ой, ну ладно вам, Прасковья Александровна, мой Вася не такой.

– Вася может и не такой, за то девки там такие. Ну, да ладно, ты мои россказни в голову не бери.



На летном поле, у новенького Ту-134 с синей надписью «Аэрофлот» и номером «65077», стояли двое мужчин. Один, что помоложе в летной форме гражданской авиации, другой, что постарше, в костюме и при галстуке.

– Ну, что, Василий Николаевич, станем прощаться?

– Спасибо вам Артемий Петрович, увидимся еще обязательно.

– Увидимся, увидимся, командир. Вот, возьми, поделишь с пацанами. Гостинцы тут наши всякие. Сальцо, колбаска и еще кое-что по мелочи. У вас такого нет в сибирях ваших.

– Да что вы, Артемий Петрович, неудобно как-то.

– Бери, бери. Прилечу к вам, неделю меня будешь домашними пельменями кормить. Понял?

– Да хоть две.

Они обнялись.

Два пилота в кабине, между ними внизу перед стеклянной сферой штурман. Стандартная предполетная перекличка, рев двигателей и вот они уже летят, над слегка подернутыми снегом полями Украины.

– Ну, что, Пал Семеныч, летим? – Сказал Василий, обращаясь к штурману.

– Летим – как-то с грустью ответил тот.

– А чего грустим?

– А он, Василий Петрович, влюбился тут – вмешался второй пилот.

– Тебя не спросили, тоже мне «взлет – посадка» и туда же.

– Что правда?

– Да, есть немного, разберемся.

– Разберемся, Паша, небо то оно вон какое огромное, все по своим местам расставит. Ну, а ты, Леонид, что решил? Не передумал?

– Нет, Василий Петрович. В армию хочу, офицером мечтаю.

– Или космонавтом? – снизу вставил словечко штурман.

– А может и космонавтом, что тут такого? – запальчиво парировал второй пилот.

– Ничего, Леня, ничего. Главное цель. Пилот ты хороший. И штурвал чувствуешь и небо понимаешь. Пробуй. Но, вот, братцы, жизнь, да? Я из армии в гражданские, а Ленька из гражданских в офицеры. Но ничего, небо оно большое. На всех хватит.

– Ты чего не улетел? Погода вроде летная. Что-то случилось?

– Извини не предупредил, Света. Это Андрей друг мой еще по училищу.

Василий пропустил вперед себя рослого, примерно его же возраста летчика.

– Горе у нас, Светка, большое горе. Товарищи наши погибли. Авария. Все сто тридцатьчетвертые по стране приземлили на неделю до выяснения. Я вот взлететь не успел, а Андрею теперь в Ленинград путь заказан. Сидит экипаж в гостинице. А что там в гостинице? Тараканы, да телек в коридоре. Вот я и решил, что лучше к нам. Не сердишься?

– Да ты что, Вася? Конечно нет. Проходите Андрей.

– Ты нам, Света пельмешек отвари, чтобы не возиться. Мы тихонечко на кухне посидим.

– Ага, пельмешек! У меня борщ украинский, котлетки с макаронами, ну, а пельмешек сами сварите ближе к ночи. Вы, ведь недельку без штурвала, если я правильно поняла? – Светлана хитро посмотрела на обоих.

– Правильно поняла.

– Кто еще будет?

– Не звал я никого. Ну, может штурман зайдет.

– Вот, это по нашему. Пал Семенычу всегда рады. Да и какой это русский стол, когда мужики на троих не выпьют. А вам, Андрей, я на диване постелю.

– Не стоит, у меня же номер в гостинице.

– Нет, Андрей. Горе горем, а неделя безделья при вашем то режиме, на дороге не валяются. Не отпустим.

– Не отпустим, не отпустим – весело закричал пацан лет четырех, ворвавшийся в коридор и обнял колени Василия.

– Это кто у нас такой громкий – присел на корточки Андрей.

– Андлей!

– Тезка значит. Ну, держи, тезка, поноси. – нахлобучил ему фуражку на голову.