Страница 6 из 38
Легким жестом Мак-Лейстон отослал агентов и позвонил лакею, с чьей помощью стал одеваться. «Метрдотель», — надавил он кнопку. Явился статный мужчина во фраке, похожий на адвоката или министра. «Найдите человека, который показал бы мне Париж».
Через полчаса Мак-Лейстон с господинчиком, чью фамилию он никак не мог запомнить, называя его то Бероном, то Бриманом, ехал в авто, везшем их в кафе Синей Обезьяны. Господинчик некогда был депутатом социал-соглашательской партии в парламенте, а теперь делал что угодно за небольшие деньги. Он решил прежде всего показать великому чужестранцу кафе — единственное в своем роде на свете. Дюверье — непревзойденный мастер своего дела. Даже в Париже его кафе давно бы прикрыли, не приходись он родственником самому Пуанкаре[7]. И, наклонившись к уху миллиардера, господинчик начал нашептывать Лейстону подробности о кафе Синей Обезьяны. Лейстон недоверчиво покачал головой, словно хотел сказать, что такие штуки едва ли для чего-то пригодны. Но рассказ его заинтересовал. Автомобиль остановился перед подъездом, ярко освещенным синим светом. Господинчик выпрыгнул первым; Лейстон, тяжело покачиваясь, двинулся за ним. Господинчик мигом устроил столик. Не успел Лейстон пересечь зал, как господинчик уже стоял у стола и, низко кланяясь, указывал миллиардеру на кресло, подбитое синим бархатом. Лейстон погрузился в подушки и стал смотреть на небольшую сцену. По тоненькой проволоке ходила, держа балансир, стройная голая девушка. Лейстон, видевший на своем веку много красивых женщин, сразу оценил стройное напряженное тело танцовщицы, ее упругую грудь и изящные, словно точеные ноги. Она была высокой, с круглыми, немного безумными глазами.
Девушка еще раз прошлась по проволоке и, сделав последний пируэт, скрылась. С полдесятка молодых людей и слюнявых стариков вяло захлопали в ладоши.
К Лейстону подошел седой артист в кружевном воротнике. Это был сам Дюверье. Жестом руки он предложил миллиардеру перейти в соседнюю комнату. Там оказалась спальня, похожая на покои для новобрачных, вся в голубых и розовых ленточках, с белыми одеялами на кровати. Дюверье указал на кресло у стены. Лейстон сел. Нажав на кнопку, Дюверье открыл небольшое окошко и, приветливо улыбнувшись Лейстону, вышел из комнаты. Несколько минут Лейстон сидел неподвижно, глядя в проем в стене. Его каменное лицо ничего не выражало, губы оставались презрительно сомкнутыми. Через некоторое время, однако, в его взгляде появилось любопытство, он пошевелил губами, всмотрелся внимательнее, махнул рукой. Толстая нижняя губа его отвисла, и по ней потекла струйка слюны. Он заерзал в кресле, снова взмахнул рукой и, не отрываясь от окошка, стал шарить рукой вокруг, ища какую-то кнопку. Нетерпеливо ощупывая кресло, он нашел вторую кнопку на ручке, нажал ее и, не отрываясь ни на мгновение от окошка, устроился поудобнее.
Через несколько секунд дверь чуть скрипнула и вошла какая-то фигура под дымчатым покрывалом. Она бесшумно приблизилась к креслу и сбросила дымку на пол. Это была танцовщица, плясавшая на проволоке. Лицо ее прикрывала маска — маска человекообразной обезьяны. Лейстон жестом подозвал ее. Она повернулась, подошла к двери и накинула крючок…
Улица была как буря. В широком русле посередине мчались кэбы и авто; словно кольца огромной гусеницы, сдвигаясь и вытягиваясь, ползли один за другим вагоны трамвая, велосипедисты лавировали между экипажами, по тротуарам сновали несметные толпы цилиндров, шляпок, кепи, глаз, бород, галстуков, дам в непредставимых туалетах. Изредка пробегал черноволосый, чумазый мальчик из часовой мастерской с красными усталыми глазами, измученными трудом и абсентом. Какой-то цилиндр преследовал двух женщин. Если бы Ивану пришлось оказаться в толпе, он остолбенел бы, как жена Лота, — его обтекают волны, толкают женщины, ему кружат голову их духи, сигарный дым, его пугают сердитые возгласы на непонятном языке, его вновь толкают, прижимают к стеклянной витрине магазина. Какой-то черноволосый субъект, похожий на бюст в окне парикмахерской, с кокетливыми усами и сочными губами, останавливается у той же витрины и смотрит на середину мостовой. Пролетает авто, черноволосый субъект подходит к таксомотору, исчезает внутри; таксомотор с ворчанием бросается вдогонку за автомобилем.
В авто сидит усталый и разомлевший Лейстон, его губы похотливо сосут сигару, свисает живот, он вытянул ноги, уперся ими в перегородку и блаженствует. В десяти шагах позади за авто бежит таксомотор.
Брюнет в таксомоторе держит перед глазами газету, время от времени отрывается от строк и следит за автомобилем Лейстона. Они проезжают по улицам, пересекают широкие площади, снова улицы, вдруг авто Лейстона останавливается, тот вперевалку выходит, заходит в какой-то магазин. Брюнет делает знак шоферу, таксомотор проезжает мимо авто Лейстона и исчезает за поворотом. Брюнет выскакивает из таксомотора, отпускает шофера, ждет за углом. Когда снова показывается авто Лейстона, брюнет садится в другой таксомотор, синего цвета, и снова едет за Лейстоном. По улицам, площадям, вновь по улицам, бульварам, опять улицам и улицам, — синий таксомотор неотступно следует за Лейстоном. Брюнет уже отложил газету и смотрит только вперед.
«Либерия» прошла мимо Канарских островов и приближается к Сен-Луи в Сенегамбии. «Пора побеседовать с нашими уважаемыми дезертирами», — говорит Франсуа, в сотый раз выходя с Винсентом на палубу. Винсент не покидает его ни на минуту. «Разговаривать будем не здесь и не в Либервилле, а за рекой Конго», — спокойно отвечает Винсент. «Они могут бросить нас в Либервилле», — добавляет он через минуту. «Разговор будет на Конго», — и вдруг он умолкает, заметив белокурого матроса, который возится с каким-то канатом в трех шагах от них. Он берет Франсуа под руку и ведет его вниз. «Мне не нравится этот парень, — шепотом говорит он Франсуа, когда они спускаются по лестнице. — Он уже второй раз оказывается возле нас, когда мы выходим на палубу. Ни слова при нем, слышишь, о чем-либо, что касается нашего путешествия». Они идут в кают-компанию. Белокурый матрос, дождавшись, пока они не скроются, сейчас же оставляет свою работу, смотрит пристальным взглядом на пятерых головорезов, играющих в карты, и уходит.
Франсуа не доел обед и направился в каюту. Он лег навзничь на кровати и стал смотреть в потолок. Секунду спустя вошел Винсент и, не произнося ни слова, лег на свою койку. Прошло около четверти часа.
«Через три месяца ты вернешься к своей красавице, — сказал наконец Винсент. — Все будет хорошо. Ты сможешь забрать ее к себе, когда получишь деньги. Не падай духом. Все будет прекрасно».
Франсуа молчал и смотрел в потолок.
Вдруг за иллюминатором пронеслась какая-то тень, послышался всплеск. «Рыба», — сказал Винсент, указывая пальцем на иллюминатор. С палубы донеслись невнятные крики, шум, над головами затопали. «Нет, это не рыба», — и Франсуа вскочил и выбежал из каюты. За ним, не торопясь, вышел Винсент. На палубе спускали шлюпку. Корабль замедлил ход и качался на пологих зеленых волнах. Возле головорезов кучкой стояли матросы и несколько пассажиров и что-то кричали. Франсуа быстро подошел к ним, потом подбежал к борту. Головорезы только что швырнули одного из своих за борт. Они арестованы и сейчас будут отведены вниз. Шлюпка села на воду и с размашистыми ударами весел стала отходить от парохода. Из шлюпки высунулся матрос, высматривая тонущего. Решительным движением он скинул с себя обувь и нырнул в воду.
Головореза откачивали на палубе. Это был тридцатилетний человек, заросший неопрятной бородой, с квадратным подбородком и щербатыми зубами.
Двое матросов ритмично двигали его руками, поднимая волосатую грудь. К Франсуа и Винсенту подошел капитан и, указывая на мужчину, сказал: «Я высаживаю вас в первом же порту». Винсент отвел его в сторону и начал что-то рассудительно и спокойно доказывать. Капитан не слушал уговоров и качал головой с упрямым и наглым выражением лица.
7
Р. Пуанкаре (1860–1934) — французский государственный деятель, трижды занимавший пост премьер-министра, в 1913–1920 гг. президент Франции.