Страница 35 из 38
— В Ирландии, дорогой товарищ.
В горной местности Антрим есть сернокислотный завод, а возле него городок. Поезд проходит раз в день, и на нем никто не ездит, кроме арендаторов ферм.
В описываемый день в харчевню вошел пожилой человек, державший перед собой в вытянутой руке соломенную шляпу. Немного покачиваясь, он подошел к столику, сел и осторожно поставил шляпу на стол.
Затем он велел подать литр эля. Он придвинул к себе кружку и задумался. После вынул из шляпы одно, два, три, четыре яйца, облупил их и стал молча есть, запивая элем.
Толстый хозяин в жилете с цветочками подсел к нему за столик и спросил:
— Как дела, м-р судья? Почему вы принесли с собой пасхальные яйца? Разве вам не нравятся мои?
— Зачем мне ваши, когда у меня есть свои? — скрипучим голосом сказал судья. — Дюжина обходится мне на пенни дешевле.
Хозяин состроил дружелюбную улыбку. Пауза.
— А как обстоят дела в суде? — спросил он.
— Сегодня заканчиваем процесс Лейнов, — проскрипел судья. — Выиграл старший.
— Старший выиграл, старший выиграл, — заинтересовался хозяин. — Ведь старший должен был проиграть.
— Дорогой мистер О’Леннан! — сказал судья. — Как вы знаете, младший якшался с социалистами. Итак, что вам еще нужно? А?
Младший м-р Лейн работал на сернокислотном заводе. Старший Лейн, брат Лейна-младшего, держал в городе лавку. Он торговал мылом, содой, керосином для автомобилей. Последний товар давал не так много прибыли. В всем городке только директор завода имел машину, да и та была какого-то допотопного типа. Во-первых, она работала на керосине, а не на бензине. Во-вторых, она делала максимум 20 километров в час; в-третьих, мотор ее располагался под корпусом и она напоминала извозчичью пролетку в городе Киеве. В профиль она схематически выглядела так:
Шины были не надувные, а цельные, как у киевских извозчиков.
Но главным недостатком этого автомобиля было то, что он вот уже пять лет как сломался, и в городке некому было его починить. Вот каков был городок Антрим.
Понятно, что Лейн-старший получал не так много прибыли от торговли керосином.
За три месяца до описываемого дня Лейн-старший постучал в дверь дома Лейна-младшего.
Лейн-младший отмывал щеткой руки после сернокислотного завода — работа там тяжеленькая, потому что нет приличной вентиляции, кислота разлита прямо на полу и дух стоит такой, что мальчик Лейна-младшего начинает чихать, как только отец показывается во дворе. Так вот, Лейн-младший чистил щеткой с мылом руки, а его жена, желая угодить Богу в субботу, готовила праздничный пудинг.
Она выглядела как девушка — они всего два года как поженились, и она не успела еще увянуть в святом браке. Одно только плохо — нечего надеть на новогодние праздники. Нет ничего и для мальчика. Он прожег новые штанишки кислотой, устроив себе сернокислотный завод в уголке комнаты.
Лейн-младший живет в своем доме, значит, сын его может там хозяйничать. Отец Лейн оставил младшему по наследству домик за городом, а старшему завещал накопленные на ферме деньги. Все это было очень хорошо, но дом стоял слишком близко к заводу. Крыша вся покрылась ржавчиной, и ее можно было пробить кулаком. Керосин съел дерево на подоконниках и косяках. Лейн-младший был бы очень не прочь переселиться из этого дома в другое место.
— Здорово, друг! — сказал Лейн-старший, заходя в дом.
Тем временем Сашко шел домой, обходя группки пивных людей и сжимая в кармане браунинг.
Подойдя к двери своей студии (она же спальня), художник остановился.
У подъезда стояли три человека и разговаривали между собой.
Один из них казался Саше фатально похожим на того, что приходил к нему сегодня утром в ателье. Сашко, посвистывая, прошел мимо своей двери, будто он здесь никогда и не жил. Взглянув на группку, он узнал утреннего пивного человека. Тот, к счастью, не обратил на него никакого внимания и только отрыгнул пивом на всю улицу. Товарищи его переглянулись и захихикали. Сашко шел по улице. Из переулка показались еще три фигуры и пошли ему навстречу. Пошли быстрым решительным шагом. Двое шли впереди, третий немного отстал и посматривал по сторонам. Сашко решил, что лучше иметь дело с тремя пьяными, чем с тремя трезвыми. Итак, он повернул назад и пошел к своей двери.
Миновав дверь, он вдруг повернулся на каблуке и стрелой ринулся в подъезд. Он счастливо перескочил порог и вихрем понесся по лестнице. Но на четвертой ступеньке он зацепился носком джимми за лестницу и упал. В тот же миг трое пивопивцев ворвались в дом. Сашко не успел даже пожалеть, что он позабыл искусство полета. Один из фашистов сразу насел на него. Но Сашко был гораздо трезвее нападавшего. Он пнул его ногой в живот — раздалась громкая пивная отрыжка, и фашист откатился прочь. Однако двое других уже подоспели: каждый схватил Сашко за руку, и через секунду его вытащили на улицу. Третий встал и пошел сзади, держа Сашко за шиворот. Сашко почувствовал, что очутился в умелых руках, и ему стало немного не по себе.
— Отпустите меня сию минуту, — сказал он по-немецки.
Троица не обратила на его слова никакого внимания.
Тогда Сашко лягнул заднего. Задний застонал, выпустил воротник — Сашко завертелся, как уж на сковороде, высвободил уже одну руку… как вдруг ощутил на шее холодную сталь револьвера. Он замер на мгновение — его схватили за руку. Ощупали карманы и вытащили браунинг и документы.
«Плохо, — подумал Сашко, — это пахнет убийством и уничтожением документов. В конце концов, какое дело фашистам до гарантий соглашательского правительства. Убьют, и дело с концом. Плохо!»
Они отошли шагов на десять от крыльца. В этот момент к крыльцу подошли первые трое, но и не посмотрели на этих.
«Эге», — подумал Сашко.
— Пустите, — крикнул он во весь голос.
— Пустите… мать, — добавил он по-славянски.
Трое остановились. Один из них сорвался с места и подбежал к группе. Это был невысокий человек с белокурыми волосами.
— В чем дело? — спросил он коротко.
Фашисты тащили Сашко дальше.
— Алло, Март! — крикнул белокурый.
Подошел второй, за ним, оглядываясь, подбежал третий. Март и белокурый разбросали фашистов, как солому.
Сашко отобрал у одного из них свои и его документы и оружие, и все четверо направились к двери.
Раздался выстрел. Пуля звякнула о стену. Сашко запер дверь и по телефону портье вызвал полицию.
Но, когда появилось два шуцмана, фашистов уже не было. Сашко искренне поблагодарил троих спасителей — один из них был шоколадного цвета — и они ушли.
— Здорово! — ответил Лейн-младший.
— Что Гарри? — спросил старший.
— Гарри служит на сернокислотном! — ответил тот.
— Слушай, друг, — сказал старший. — Здесь вот какое дело. К заводу проводят трамвай, и твой дом будет на линии. Я хочу перенести сюда свою торговлю. Продай мне дом. Знаешь что, пойдем поговорим в пивной, там будет свободнее.
— И сколько ты дашь мне за дом? — спросил младший, когда они опрокинули по первой.
— Я даю тебе сто двадцать фунтов, — во столько отец оценил эту лачугу. Ты же понимаешь: ей нужен ремонт.
— Ладно, — сказал младший. — Я согласен.
Они пошли пешком к нотариусу, жившему на другом конце городка. Шли среди щедрых, зеленых садов.
— Здесь будет трамвай, — сказал старший.
— Что за трамвай будет — конный или паровой? — спросил младший.
— Электрический, — ответил серьезно второй.
— Вот скиснет теперь директор со своим автомобилем.
Из-под акациевых кустов выскочил заяц и поскакал по дороге. Какой-то паренек на старомодном велосипеде с большим передним колесом погнался за зайцем…
Лейн-старший, ощупывая в кармане купчую, шел в хорошем настроении домой. Он был неженат, и на него заглядывались все девушки городка — ведь на нем всегда был новенький костюм и штаны в клетку.