Образы

Тата

– Кому это приспичило в субботу с утра пораньше?.. – Хотя уже вечерело. Помедлил. В дверь несильно стукнули кулачком и несколько секунд спустя – каблучком.

– Похоже, девушка. Да, лучше открыть, пока соседи не проснулись. – Вернул ступни в домашние туфли, запахнулся и пошлёпал открывать. В открытом проёме двери, предусмотрительно улыбаясь, стояла Татьяна – «русская душой» или Тата, как её называли близкие.

– Это я ломаю дверь. – Напомнила она «Иронию судьбы…» и обняла опешившего хозяина, прижавшись всеми передними поверхностями своего девического организма. От неожиданности он выронил блокнот и рефлекторно обнял гостью. Та поцеловала его напряжённый лоб и доверительно сообщила:

– В гостиницу меня не берут…

– Это при её-то финансах и знакомствах. – Успел подумать ошарашенный Закруткин.

– Возьми ты… По глазам вижу, что рад и согласен. – И заговорчески прошептала ему в ухо:

– Будем бесконечно показывать наше стояние всем проходящим?

– Да уж, – сообразил он, внёс гостью внутрь и, повернувшись вместе с ней, пяткой захлопнул дверь. – Как же ты меня нашла и в такую рань припёрлась?

– Во-первых, где эта «рань» на ночь глядя? А, во-вторых, сочинитель, если я училась с тобой в начальных классах, это не значит, что не узнаю о твоём следе в пресловутых Доме писателя и «Вешних водах» в соседстве с питейным заведением «Хочу всех».

* * *

Они учились в одном университете, но он на год позже. Отношения были тёплыми: вместе сбегали с занятий, ходили в кино, гуляли в парке, готовились к экзаменам – были товарищами. Однажды Татка позвонила, помочь в каком-то задании. Он приехал, надел предназначенные ему тапочки. Посмотрел задание, девушка в процессе как бы нечаянно прижималась. Вскоре нашлось решение, Закруткин собрался прощаться. Вдруг Татьяна, стоявшая у кровати рядом с сервантом, без слов сбросила с себя юбку и распахнула блузку, таким образом оказавшись голой:

– Я знаю, ты хочешь… И я… – Достав из ящичка серванта, протянула ему пакетик. Он, попятившись, взял, а она достала ещё тюбик с каким-то кремом. Закруткин заметил у неё увлажнённость между ног над четвёртым «окошком»:

– «Поплыла». – Догадался он… – А крем-то зачем? – Недоумевающе спросил Закруткин. – Ты и так уже…

– Ты, когда,.. то не сразу, не сильно…

– Так ты?..

– Да, ни разу, ни с кем…

– Татка, тебе же замуж ещё… – Закруткин поперхнулся, бросил полученное от внимательной хозяйки, и прямо в тапочках, забыв, закрыл за собою дверь. Неизвестно, что было с Татьяной после, но через несколько дней она позвонила:

– Всё… Я сама…

-?..

– Морковкой. Было немного больно и крови… Приезжай, очень жду тебя.

– Ты дура?..

– Закруткин, я ж, чтоб ты не переживал, я тебя люблю…

– Вот когда и если поумнеешь… – После этого нонсенса они не встречались, кроме университета, тапочки он ей вернул по почте.

Оба в своё время закончили универ, Татьяна – с красным дипломом. Арамис рассказывал, что она всё-таки побывала замужем, его звали Феликс. Закруткин немного помнил его по школе: высокий худощавый парень, отдалённо напоминавший Дзержинского (это, наверное, было во вкусе Таты), который через год-полтора счастливой совместной жизни повесился, и это уже было в его «вкусе». Детей у них не случилось – не хотели или не успели. Всех последующих упёртых претендентов Татьяна дипломатично отправляла на три буквы русского алфавита (это она могла). В тоже время, Тата была умница, красавица, дорого и продуманно одевалась, работала управляющей с евро-зарплатой в представительстве какой-то западной фирмы.

* * *

– Время ужина. – Продолжила Тата. – Или утро у тебя от счастья? – Она прошла мимо него на кухню и заглянула в холодильник:

– Надо же, работает… – На крыше холодильника стояла початая бутылка коньяку, внутри лежало одно яблоко и кусочек сливочного масла, а в морозилке – классическая пачка пельменей.

– «Медвежье ушко» – ну, назовут же. Зато, – подумала дальше она, – конкурирующей фирмы нет. Ты вот что, сочинитель, – продолжила она вслух затормозившемуся хозяину, – подбери блокнот, дуй вниз, принеси, пожалуйста, из такси пакеты, да, и расплатись. Не переодевайся – так ты больше на мужа похож – чтоб таксист не подумал чего в мой целомудренный адрес.

– Какая предусмотрительная. А много наездила?

– А чёрт его знает, что он там накрутил, может рублей 500. – Закруткин хмыкнул, но послушно достал из куртки на вешалке кошелёк, переобулся и, не вызывая лифт, задумчиво потопал пешком. Расплатился, забрал два тяжёлых пакета – из одного нахально торчало горлышко бутылки. В течение получаса стараниями Таты ужин был готов – к удивлению Закруткина – и оказался вкусным. Закруткин для демонстрации широты своей натуры, но сознавая, что угощать пришедшую в гости девушку коньяком, тем более уже из открытой бутылки, не очень хороший тон, тем не менее объявил:

– У меня ещё и коньяк есть… – Татьяна посмотрела на него:

– Ну, это понятно, уже заметила. Но это с горя, а у тебя радость. – После завершения трапезы и оприходования бутылки красного в противовес коньяку, Татьяна спросила:

– Что с горячей водой?

– Посуду сам вымою. – Сокрушённо ответил Закруткин.

– И это правильно, как сказал классик. Но я про душ – функционирует?

– Обижаешь, начальник…– Закруткин достал из шкафа большое банное полотенце.

– Нормалёк, а ты пока с посудой разбирайся. – Из ванной гостья вышла разрумяненная и завёрнутая ниже талии в полученное полотенце: «И целомудренно и смело, До чресл сияя наготой, Цветёт божественное тело», как сказал поэт, а топлес Тата символически прикрывала ладошками:

– Что глаза таращишь? Халат на тебе, что мне было делать? – Неожиданно полотенцу пришла блажь или от высказанного «возмущения» оно свалилось без предупреждения: «Только избранным пояс развяжется, Окружающий чресла богинь»… «Развязанная богиня» ойкнула и быстро (к сожалению Закруткина, измученного стоизмом против полигамности) подняла перед Закруткиным полотенце, как тореодор – красный плащ перед быком, но открыв одновременно прелестную грудь. Надо признать, что это пикантное начало продолжилось утром кофе с известным коньяком, а предшествующий вечер, после красного вина, мытья посуды и душа, застал обоих в горизонтальном положении в одной постели. Сначала, правда, Закруткин свернулся калачиком на кухонной кушетке. Но когда среди ночи почувствовал рядом девичье тело уже без полотенца, то из тесноты кушетки они вместе: она, крепко держа его за руку, а он, обняв её за юго-восточную часть спины, перекочевали босиком несколько метров в комнату на более просторную постель, где только что была Татьяна. Здесь Закруткин обнаружил, что мягкие полусферы внизу у Татьяны прохладные, и вспомнил, что в Англии существует закон, по которому муж имеет право развестись, если у жены холодные ноги. Татьяна переложила руку Закруткина на свои верхние полусферы, которые оказались тёплыми.