Страница 14 из 16
Хайд кивнул:
– Да, сэр.
Разобравшись с одним вопросом, Ринтул сразу перешел к следующему.
– Вы, надо полагать, присутствовали на казни Хью Моррисона, – сказал он. – Приговор, вынесенный ему, все еще вызывает у вас сомнения?
– Честно признаться, мои сомнения так и не разрешились, – отозвался Хайд. – Я не то чтобы твердо убежден в невиновности Моррисона, но и не уверен в его вине. Боюсь, мы все же могли совершить ошибку. А когда речь идет о смертной казни, цена ошибки – невинная жизнь.
– Мне казалось, этот парень был буйнопомешанным. Разве не так? Он же кричал, что девочку убила какая-то мифическая дикая собака…
– Он не был буйнопомешанным, сэр, он впал в отчаяние. Вы же знаете, я умею распознавать ложь и чувствую, когда за лицемерным отрицанием вины скрывается истинное злодеяние. Но в случае с Моррисоном… Могу поклясться, он ничего не знал о том, как убивали Мэри Пейтон. А зверь, про которого он твердил, – это всего лишь первое пришедшее ему в голову объяснение чудовищного преступления, собственное участие в котором он так неистово опровергал. Думаю, тот черный пес из преисподней, на которого он ссылался, – всего лишь гэльская метафора мирового зла, но в силу своего скудоумия бедолага понимал ее буквально. – Хайд вздохнул.
– Да-да, – покивал Ринтул, – я все это уже слышал от вас во вторник. Вы сказали, мифический пес называется по-гэльски cù dubh ifri
– В самом деле? – Хайд нахмурился.
– Знаете, что я думаю о казусе Моррисона? – продолжал Ринтул. – По-моему, нет смысла тратить силы прямо сейчас на продолжение расследования, раз правосудие формально свершилось и горожане этим фактом удовлетворены. Сейчас все ваше внимание должно быть сосредоточено на убийстве в Дине. Я был готов предоставить вам некоторые полномочия для дальнейших следственных действий по делу Мэри Пейтон, когда мы беседовали с вами во вторник, но, как я понимаю, ваша встреча в тот вечер ничего нового не принесла, верно? Да еще и событие на реке Лейт вас, видимо, отвлекло.
Хайд почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он абсолютно ничего не помнил ни о беседе с Ринтулом про Моррисона два дня назад, ни о своих планах на вечер того вторника. Он понятия не имел, с кем должен был встретиться.
– Прошу прощения, сэр, вы упомянули о моей встрече…
– Ну да, вечером, когда произошло убийство, вы с кем-то встречались. – Ринтул озадаченно нахмурился. – В тот день вы сказали мне, что нашли зацепку, которая, вероятно, поможет нам больше узнать о деле Моррисона. Что-то не так, Эдвард? Вы что, запамятовали, о чем тогда шла речь?
– Конечно нет, сэр. Прошу прощения. – Хайд изо всех сил пытался сосредоточиться. Перед ним маячил след, который мог привести его к ответу на вопрос, где он был непосредственно перед тем, как очнулся на берегу реки Лейт. Но воспользоваться возможностью выяснить истину означало подвергнуть себя опасности – продолжая расспросы, можно было выдать тайну о своих провалах в памяти Ринтулу, который и так уже заметил, что он пребывает в странном замешательстве, и озабоченно на него поглядывал.
– Значит, никакого толка?
– Сэр?..
– Я о вашей встрече в деревне Дин, Эдвард. О причине, по которой вы оказались в окрестностях реки Лейт, где и нашли повешенного. Та женщина, с которой вы тогда встречались, хоть чем-то помогла?
Хайд молчал несколько секунд, стараясь собраться с мыслями. Затем он сделал глубокий вдох и спокойно произнес:
– Нет, главный констебль. Боюсь, что нет. Не могу припомнить ничего такого, что могло бы нам помочь.
Глава 10
С Парламентской площади Хайд вернулся в свой кабинет в участке и все усилия сосредоточил на том, чтобы вспомнить предыдущий разговор с главным констеблем, на который тот ссылался в сегодняшней беседе.
Разговор с Ринтулом, понятное дело, имел место в тот самый день, когда у Хайда случился провал в памяти, и, как выяснилось, перед припадком он поделился с начальником своими планами на вечер. До чего же досадно было знать, что Ринтулу известно, почему он, Хайд, той же ночью очутился в окрестностях реки Лейт, и не иметь возможности напрямую попросить его рассказать об этом подробнее, ведь тогда у начальника полиции неизбежно возникли бы подозрения и вопросы, на которые Хайд не сумел бы дать внятных ответов.
Все усилия оказались тщетными – как ни старался капитан изгнать тьму из собственной памяти, ни один фрагмент того важного разговора так и не выплыл на свет.
В ежедневнике тоже не было никаких намеков на то, куда он собирался в тот вечер. Хайд уже проверил раньше и записную книжку, и служебный журнал в участке, и корреспонденцию. Отсутствие каких бы то ни было записей на эту тему его удивило. Он знал, что многие его подчиненные держат имена своих информаторов в тайне, но сам, как человек методичный, старался уловить хаос, порождаемый его недугом, в сеть тщательного документирования всего и вся. Это было чрезвычайно важно именно на случай провалов в памяти, когда приходилось восстанавливать события потерянного времени. Подробные отчеты о прошедших днях обычно позволяли ему воссоздать хотя бы часть утраченных воспоминаний.
Однако страница в личном дневнике, отведенная под вторую половину дня вторника, тоже была чиста и пуста, как и его память.
В такие вот моменты Хайд особенно остро чувствовал свою отчужденность – он доверял и Демпстеру, и Маккендлессу, особенно последнему, но знал, что никогда не откроет ни одному из них свою тайну о том, что порой он выпадает из реальности на несколько часов и не может в такие периоды отвечать за свои действия.
От Роберта Ринтула ему, по крайней мере, удалось услышать малую толику того, что он сам говорил, и главное – узнать место встречи, на которую он собирался, а встреча должна была состояться в деревне Дин. Это его отчасти успокоило, ибо доказывало, что в тех краях он оказался ночью с определенной целью, и цель эта была никак не связана с произошедшим тогда преступлением, на месте которого он позднее оказался.
Совпадение, однако, было странное и до сих пор его тревожило.
Он расспросил Маккинли. Констебль-кучер заявил, что не отвозил его в тот вечер в Дин. Мол, Хайд сказал, что карета ему до конца рабочего дня не понадобится, и дежурный сержант в участке тотчас отрядил Маккинли возить коробки, набитые документами и уликами, с Торфикенской площади на Парламентскую. По виду Маккинли нельзя было сказать, что вопросы капитана его насторожили или обеспокоили, и Хайд подумал, что, возможно, он зря боится вызвать подозрения у коллег просьбами напомнить ему о событиях прошедших дней. В конце концов, память иногда подводит всех без исключения.
Размышления Хайда прервали стук в дверь кабинета и вторжение Демпстера, который сообщил, что пришла некая леди и желает видеть капитана.
– Говорит, она врач, – добавил Демпстер с откровенным скептицизмом.
– Значит, так и есть, сержант Демпстер, – отозвался Хайд. – На самом деле это доктор Бёрр, чье заключение о вскрытии вы недавно читали.
– Патологоанатом? – Скептицизм Демпстера обернулся недоумением.
– Она ассистент доктора Белла.
– Я думал, его ассистент и секретарь – доктор Конан Дойл.
– Доктор Конан Дойл решил заняться частной практикой и переехал в Англию, – сказал Хайд. – Теперь доктору Беллу при случае помогает доктор Бёрр. И должен вас заверить, она не менее компетентна в криминалистической экспертизе, чем сам доктор Белл, и способна делать весьма полезные выводы. К примеру, она сообщила нам много такого, что может пролить свет на прошлое жертвы. Пожалуйста, пригласите ее войти.
Когда Келли Бёрр переступила порог кабинета, Хайд в очередной раз поразился ее красоте. Девушка была в черной юбке и приталенном жакете новомодного покроя с высоким воротником; блестящие черные волосы были собраны в пучок, спрятанный под шляпкой. В ее внешности, в золотистом оттенке кожи лица было нечто такое, отчего в тусклом, ахроматическом свете Эдинбурга она казалась созданием, пришедшим из другого мира. И присутствие ее здесь почему-то действовало на Хайда успокаивающе.