Переиграть Афродиту

— Да ты издеваешься! — вспыхнула богиня. — Чего тут может быть непонятного! Окунись в воды Леты и сотри себе память! Себе… и о себе тоже! Очнешься безымянным варваром, никто даже не вспомнит, что ты Владыка! Концепция Афродиты провалится, и все будут счастливы! Сделай это хотя бы ради моей дочери!

— Ах, значит, так? — прищурился Аид. — Уж не хочешь ли ты сказать, что на Концепцию тебе наплевать, ровно как и на…половую принадлежность всего мира, и ты пришла ко мне с этим планом только для того, чтобы помочь Персефоне победить Афродиту?

Деметра опустила голову и тихо сказала:

— Потому, что это единственное, что может сделать ее счастливой.

Это было запрещенным приемом. Аид знал, что ждет от него Деметра, знал с самого начала, еще с того момента, когда ей не понравился Флегетон. А уж когда она начала бросать драматические взгляды на противоположный берег Леты, где круча висела над глубиной, тут уж всякий бы догадался.

Аид мог отказаться. Тысячу лет назад у него бы точно не хватило на это сил, но теперь — мог. Но будет ли он достоин любви Персефоны?..

Не закрывая глаз и не отворачиваясь от выжидающе глядящей Деметры, он словно услышал ее тихий шепот. Шепот не для него.

«Он отказался пожертвовать всем ради тебя. Отказался пожертвовать собой ради твоей мечты. Смотри, потерять себя он боится больше, чем потерять тебя. Смотри, смотри, смотри…».

И тихие, но бессильные возражения Персефоны. Все тише, тише и тише.

И это было невыносимо.

— Отвернись, — отрывисто сказал он Деметре, и тут же принялся снимать с себя пеплос Владыки, под который он вопреки традициями надевал кожаные штаны и тонкую рубаху. Создал из воздуха куртку — точь-в-точь как ту, в которой спустился в Подземный мир. Тщательно осмотрел себя, стараясь не оставлять ничего из Эллады. Так, заблудившийся скиф, случайно попавший в Подземный мир. Найдет ли он дорогу обратно? Не важно. Во всяком случае, не для него.

Шаг в Лету — слишком резко, ворох брызг остался на штанах едва ли не на уровне колен. Определенно, он выбрал неправильный берег, нырнуть с головой куда проще, чем когда так, по щиколотку, а потом по колено, и вот уже вода затекла в сапоги, противно и мокро, и можно еще выбраться, повернуть назад, но он идет вперед. И вот вода по пояс, и он уже чувствует течение.

И — легче. Вода уже не холодная — теплая и приятная. Для купания самое то. Уже и самому хочется зайти глубже.

…слишком, слишком долго нет Персефоны, уже и не посмотреть на нее перед тем, как….

Горечь полыни стискивает горло, вдох обжигает легкие. Смотреть можно только вперед, так легче сделать шаг. Безумно хочется обернуться, поискать ее взглядом, может…

Нет.

Аид не оборачивается, наоборот, впивается взглядом в утес на противоположном берегу. Сюда надо было идти, сюда, а не туда, куда он притащил Деметру.

Он сделал неправильный выбор. Выбрал неправильный берег.

…неправильный. Круча манит и манит упущенной возможностью — шагнул бы, так сразу с головой.

Еще шаг, и вода плещется в районе груди, и, кажется, точка невозврата уже пройдена. Вернуться не тянет; чувствуется течение, отчего тяжело стоять прямо. Хочется бездумно лечь на волны и отдаться ласковой воде, позволить Лете залечить раны и подарить забвение.

Аид с усилием оборачивается — посмотреть Персефону. Бессмысленная надежда на то, что она каким-то образом окажется там, на берегу. Он сам не понимает, почему это стало так важно, если он и без этого помнит ее черты…

И спотыкается взглядом о холодную усмешку Деметры.

— Не думала, что ты так легко согласишься. Пожалуй, ты даже действительно чувствуешь что-то к моей дочери, — в ее голосе так и сквозит едва сдерживаемое торжество. — Тогда ты и сам должен понимать, что моему нежному цветку не по пути с таким мерзким подземным чудовищем. Но не волнуйся, она будет счастлива с другим.

— О чем ты?! — он хочет вернуться, забыв, что поздно, ведь он уже прошел точку невозврата, и вместо того, чтобы тихонько красться к берегу, поскальзывается на каменистом дне, и Лета захлестывает его с головой.

Выныривает. Судорожно вдыхает воздух, такой холодный и колючий после вод Леты, неловким движением смахивает пелену с глаз. Река не хочет отпускать, медленно, но верно тащит на глубину, и Аид едва осознает, что стоит по горло в воде.

Единственное, что не дает ему сдаться, позволить Лете захлестнуть его с головой — пристальный взгляд Деметры.

Торжествующей, счастливой Деметры.

— Я нашла Персефоне нового жениха. Это прекрасный, юный герой, он сделает мою дочь счастливой. Сегодня он возляжет с ней, и она познает ласки настоящего мужчины. Раз уж она так быстро смирилась с тем, что ты лишил ее невинности, значит, Пейрифою тем более не стоит опасаться ее гнева. Он овладеет ею, и вскоре она смирится, как смирялись все женщины нашего рода. Он отвезет ее на поверхность, сделает царицей лапифов, и она будет счастлива. Горячая любовь Пейрифоя сильнее твоих холодных объятий…

Аид засмеялся; Лета захлестнула его с головой, но он снова вынырнул — мокрые волосы лезли в глаза — и снова начал смеяться, отфыркиваясь и выплевывая воду. Лета окутывала его мягкими, теплыми волнами, тянула на глубину, стирала память, забирая воспоминания, и вот он уже не помнил, кто он, не понимал, почему смеется, что за женщина стоит на берегу, и что за недоумение поселилось в ее глазах.

Лета забирала его мысли, забирала саму его сущность, забирала память.

Он откровенно не понимал, почему продолжает барахтаться в воде, почему не расслабится и не отдастся на волю волн.

И вот Лета забрала его непонимание.

Он перестал смеяться; да он вообще почти перестал быть собой, и то единственное, за что он еще хоть как-то цеплялся, было одним лишь именем и одной мыслью:

— Персефона невинна. Я ее не касался.

Торжествующая улыбка примерзла к губам той женщины; Лета снова захлестнула его с головой, и на этот раз дно ушло из-под ног. Он попытался вынырнуть, но вместо воздуха вдохнул воду, и забвение хлынуло ему в горло.

Он захлебывался забвением, захлебывался бессилием, пока вода из Леты не наполнила его легкие, и тусклый свет, до которого он никак не мог добраться, не померк перед глазами.

Крик Деметры он уже не услышал.

Глава 19. Гермес

— Как! Можно! Быть! Такой! Сукой! — отчеканил Гермес, наблюдая за верещащей и хватающейся за голову Деметрой из-за большого камня на противоположном берегу. Они с Гекатой катастрофически пропустили решительно все, добравшись до Леты аккурат на последних словах Аида и финальной части монолога торжествующей Плодородной. Спустя миг Аид ушел под воду с головой и уже не вынырнул; Гермес бросился было за ним, но Геката перехватила его за плечо:

— В Лету не ныряют.

Психопомп опустил голову и позволил трехтелой ведьме затащить себя за камень. Он ведь и сам прекрасно знал, что в Лету не ныряют — не выплывешь уже, сгинешь вместе с Аидом, лишившись и воли, и памяти, и вообще, самого себя. Вот и оставалось лишь наблюдать, как бегает по берегу Деметра, хватая себя за волосы и издавая панические вопли. В первый миг она даже бросилась за Аидом, остановилась, когда вода намочила сандалии, чем дала Гермию интересную тему для обсуждения:

— Как думаешь, — мрачно спросил он, — она хоть немного раскаивается в том, что утопила Владыку в Лете?

— Сомневаюсь, — шепнула Геката. — Скорее всего, ее беспокоит то, что Персефона невинна. И, знаешь, что-то мне не нравятся все эти намеки насчет героев и горячей любви.

— Мне тоже, но я не очень хочу ее об этом спрашивать, — сказал Гермес.

Деметра, наконец, перестала хвататься за голову и помчалась в строго определенном направлении — вдоль Леты. Причем помчалась пешком, словно не умела шагать по-божественному или не была уверена в том, что может сделать это в Подземном мире.

— Второе, — сказала Геката, поднимаясь из-за кручи и поправляя одеяние. — На днях тут видели Афину, поэтому Аид сделал так, чтобы те, кто не живет в нашем мире, не могли шастать по нему по-божественному. Не знаю, как ты это пропустил…