Страница 41 из 88
— Ты не юная леди, так что не бойся промочить рукава. Противник не станет ждать хорошей погоды, чтобы нанести удар. Да и убежать по такой грязи от него не выйдет. Матушка природа позаботилась, чтобы я научил тебя всему, чему следует, хе-хе.
Сегодня Кальдор сразу начал с поединка, минуя истязающую тренировку левой руки. Таринор часами ловил удары на дубинку, уклонялся, парировал и пытался контратаковать, а крупные капли всё падали ему на лицо, голову и плечи, мешая сосредоточиться на бое. Наёмник то и дело утирал лицо рукавом, но каждый раз получал за это палкой по руке.
— Ты умер. В бою у тебя не будет времени утираться.
Со временем Таринор просто перестал замечать струящуюся по лицу воду. Глаза ловили уже не саму дубинку, а то тёмное пятно, в которое она превращалась из-за дождя, но наёмник успевал среагировать даже на это.
— Ну, сегодня закончим пораньше, — сказал Кальдор и чихнул.
— Так и простудиться недолго, — заметил наёмник.
— Ерунда! Просто вижу, что ты делаешь успехи и урок сегодняшний усвоил.
— Это ещё какой?
На этот вопрос старик ответил только когда зашёл в дом, переоделся и принялся развешивать промокшую одежду у камина.
— Урок о том, что не следует пялиться на оружие, от которого хочешь увернуться. Вперишься взглядом во что-то одно, потеряешь из виду всё остальное. Витторио тренировал меня под дождём именно для этого, а дождь в Акканте — явление нечастое, уж поверь. Поэтому в такие дни он старался выжать всё, что можно. Учил меня чувствовать оружие, не обращая на него внимания, как-то так он говорил. Конечно, то могли быть южные замудрёные мысли, но я понимал его слова таким образом: будь готов сражаться даже если не видишь ни черта.
— Мне доводилось биться в темноте, — Таринор вспомнил первую встречу с Драмом.
— И ты победил?
— Ну, я остался жив, ранил противника. Между прочим, тёмного эльфа.
— Значит, этот твой эльф был либо безруким, либо не очень-то хотел жить. Их народ всю жизнь проводят в полумраке. Говорят, даже в кромешной тьме они способны отсечь тебе нос, не задев щеки.
— Примерно так он и говорил.
На следующее утро наёмник как обычно вышел из дома на двор. Как обычно увидел там ожидающего его Кальдора и как обычно принялся уклоняться от ударов. Уворот, рывок, снова уворот, отбил удар, ушёл от следующего и вдруг угодил дубинкой в бок старика.
— Ишь ты! — воскликнул Кальдор, кашлянув. — Неужто я вижу плоды наших мытарств? А ну-ка, давай ещё.
Второй раз повторить то же самое наёмнику не удалось. Но стоило ему действовать иначе, как удар не заставил себя ждать. Теперь старик потирал другой ушибленный бок.
— Гляжу, приноровился. Стало быть, учишься. Теперь слушай: таких, кто будет пытаться уклониться, увернуться, парировать — немного. В Энгате, как ты уже, наверное, знаешь, в ходу рубящий стиль. Рубануть так, что кость хрустнет — это они могут, а вот выжить в случае, если удар не удался — не всегда. Даже лорды зачастую не могут похвастать серьёзными умениями в этом деле. Кавигеры, кажется, неплохо дрались, Русворты… Нет, Русворты — те ещё мясники, всегда брали яростью и напором. Не худший подход, но и далеко не лучший, — старик на мгновение замолчал. — Стало быть, уйдёшь теперь. Когда собираешься?
— Зачем уходить?
— Я ж тебе говорил, как меня ударить сумеешь, так и иди на все четыре стороны.
— Но я хочу научиться большему, — не унимался Таринор.
— Чему же это? — Прищурился старик.
— Всему, что нужно, чтобы стать лучше.
— Это не ответ, — возразил Кальдор, присаживаясь на бочку. — Если не знаешь, чему именно хочешь научиться, то не научишься ничему. Если не видишь цели, то не достигнешь её. Ты хотел научиться попадать по мне дубинкой. Я показал тебе, что для этого надо, вот ты и смог.
— Но ведь времени прошло всего ничего. Сколько тот аккантиец учил тебя?
— Наши с ним тренировки продолжались несколько лет. Но лишь потому, что я в те времена и меча в руках не держал. Да и Витторио было чем заняться, кроме меня. Что же до тебя, то кое-что ты и без меня знал… — Кальдор несколько раз кашлянул. — Сегодня надо бы отвар покрепче заварить, да ромашки добавить. Ты ступай в дом, а я до Эйвинда схожу.
Утром Таринор проснулся пораньше, но Кальдор на удивление отказался проводить тренировку, сославшись на холодный ветер, хотя на улице царил почти полный штиль. Вечером у старика начался жар, и он едва не упал. Весь следующий день он провёл в постели.
К ночи Кальдору стало хуже. Старик заходился в кашле, но не терял присутствия духа. У его кровати к тому времени собрались Таринор, Эйвинд, Тогмур и его отец, тан Стейн Кривостоп.
— Уж не думал, что местная погодка меня угробит, — хрипел слабым голосом старик. — Ладно хоть наукой своей поделиться успел… Не пропадёт впустую…
— Держись, Гальдр! Ты крепкий старик, — ободряюще проговорил Тогмур.
— Держаться? К чёрту! Я своё пожил, и ни о чём не жалею, — Кальдор закашлялся. — Голова раскалывается. Скорей бы уже.
— Что ж ты такое говоришь, — грустно сказал Таринор.
— А ты теперь, значит, моя совесть, наёмник? Я прожил хорошую жизнь. А ты стал её достойным завершением, раз уж я сумел научить тебя чему-то, как Витторио в своё время научил меня. И мне есть, чем отблагодарить тебя за это. Помогите-ка! — Стейн и Тогмур подхватили старика под руки, и тот, кряхтя и дрожа, поднялся с постели. — Дальше я сам.
Старик присел и пошарил рукой под кроватью.
— Ага, нашёл, — хрипло воскликнул он и извлёк длинный свёрток из мешковины.
Положив его на кровать, Кальдор прокашлялся и принялся развязывать узелки. Внутри оказались деревянные ножны, обитые узорчатой кожей, из которых торчала рукоять меча.
— Столько лет я его в руках не держал. А нынче уж и не стану. Вот, — старик достал клинок из ножен — тёмное лезвие из воронёной стали, смазанное маслом — и передал его Таринору. — Забирай. И отказываться не вздумай. Перечить старику на смертном одре — последнее дело. Теперь он твой.
Кальдор вздохнул, вновь лёг на кровать и добавил:
— Но с одним условием.
— Каким же? — Таринор держал оружие осторожно, словно боялся выронить.
— Дай мечу имя. Он того заслуживает. Я этого имени уже не узнаю, но дай слово, что оно будет достойным, под стать его владельцу. И уж, конечно, постарайся его не потерять. Иначе я тебе до конца жизни в страшных снах являться буду, паршивец!
Старик засмеялся, но смех тут же перешёл в кашель.