Чистые слёзы

Включила диск с Кузьминым, зазвучала песня «Когда меня ты позовёшь…». Зажгла свечи. На столе с клеёнчатой скатертью – шоколадный торт, бокалы. На улице темно. Зашторив окно, села ждать мужа. Услышав, как хлопнула входная дверь на первом этаже, и его шаги (а я всегда знала, что это идёт он), подбежала к двери. Раздался звонок. Я повернула замок и открыла дверь. Увидев интимную обстановку, он заулыбался, но свет включил.

– Дай хоть разуюсь, – произнёс он, подставляя щеку, и прошёл в ванную, а я включила газ, чтобы разогреть картошку. Этот вечер был особенный. Я делилась своей радостью: урок получился. Смаковала моменты, которые удались, описала неудачные, которые могли меня смутить, но всё прошло. Саша рассказал о поездке. Вино было терпковатым. Мы перебрались в комнату. Кузьмин продолжал своё дело: «Пять минут до дома твоего, / Мне уже не нужно ничего, / Только б посмотреть в глаза твои-и-и…» – сильным надрывом пронизывал струны моей души музыкант…

Я хорошо помню тот удивительный вечер, «Поле чудес» на экране телевизора, вкусный бисквит и наши мечты…

«О чём это я?» – прервала я наплывающие мысли, уносящие в тот мир, который был обычным и ничего не предвещавшим ещё вчера. Ах да! «С чего всё началось? Когда и где я что-то пропустила и почему мы здесь оказались?» – снова сыпались вопросы, на которые я пыталась ещё пока найти ответ, и в моей голове судорожно переворачивались события злосчастной недели.

В понедельник, 20 декабря, у меня вторая смена. Уроки заканчивались в половине шестого, но мне надо было задержаться, так как семиклассники должны сдать долги по стихам (не все хотят учить вовремя). Приближался конец четверти, а через пару дней надо уже сдавать табель. В любом случае забрать Женю из садика я не успевала, Саша тоже ещё не приехал. Для меня эта ситуация не являлась проблемой, потому что есть мои родные, которые всегда выручают. Я набрала из школы домашний номер 2-32-05. Подняла трубку моя сестрёнка:

– Да!

– Танюша, это я. Заберёшь сегодня Женю из садика, а то не успеваю, – попросила я её.

– Ладно, а где нам тебя ждать?

– Зайдите с ним в ателье на примерку, брючки почти готовы. Утренник в пятницу, вы придёте? – спросила я, имея в виду маму и её.

– Не знаю ещё, – ответила Таня. – А мне брючки забирать?

– Ну, если готовы; если нет, завтра буду бежать в школу – часов в одиннадцать – заберу сама. Если задержусь, пусть он по горке полазит, там и встретимся, хорошо?

– Ладно, только не сильно задерживайся, а то мне надо к подружке идти.

– Постараюсь, – ответила я вздыхая.

Вечером, уже около семи, подбежала к площади. На горке из сваленного в кучу снега ребята разных возрастов лазили, как муравьи. Дети постарше – на картонках – с радостными криками слетали вниз, а малыши у подножия грязного и гладкого айсберга пытались прорваться сквозь ледяные наросты к многочисленным вершинам. Но было очень скользко, и они, как колобки, тоже с ликующими возгласами скатывались вниз. Мой тоже, увидев меня, закричал:

– Мам, смотри, где я! Я сам залез!

– Молодец! – оценила я его достижения.

Мы с Таней перекинулись несколькими словами, стянули его вниз и быстро пошли домой, благо жили через дорогу, потому что Женя, хоть и довольный, был уже мокрый, как гусь.

Вечером, укладывая его спать и увидев синячок на ножке, спросила:

– Это что ещё такое?

– Рома толкнул Лизу в снег, а я защищал её! – с гордостью сказал он мне.

– А по-другому нельзя было договориться?

– Нет, он всех обижает, – произнёс, нахмурившись, Женя. – Мам, у меня ножка болит.

Да, да, точно, именно тогда он произнёс это в первый раз, но я восприняла эти слова не так серьёзно, как должна была, считая причиной боли обыкновенный ушиб, появившийся после детской разборки. Я намазала ножку мазью, нежно гладила её, мы повторяли стишок, выученный к утреннику, который должен был быть в пятницу, 24 декабря. Конечно, я думала, что всё пройдёт к утру. К сожалению, не почувствовала тогда, что это был обычный вечер последнего обычного дня, что все мы были уже на краю страшной бездны…

Утро не принесло желанного выздоровления. Женя проснулся со словами:

– Мама, ножка сильно болит.

Я спустила его с кроватки, и, пытаясь сделать шаг, он вскрикнул:

– Ой, больно, не могу идти!

В течение часа мы были уже в приёмном отделении больницы, рассчитывая на то, что именно там опытный хирург поставит диагноз. Саша нёс сына на руках и всё время меня успокаивал:

– Странно, на перелом не похоже. Может быть, растяжение связок. Неужели на горке так ударился? Ладно, сейчас посмотрит доктор, сделаем снимок и всё узнаем.

Женя не плакал, только иногда всхлипывал, сдерживая голос, иногда постанывал, и тогда я не думала, что боль была сильной. Лучше бы он кричал, может быть, тогда мы к этому отнеслись бы по-другому. Зачем, зачем мы так воспитывали своего ребёнка, учили его не быть нытиком? И он не был им…

Разве мы знали болезни костей, кроме перелома, вывиха, растяжения? В тот день я наивно думала: «Только бы не перелом», – и как я тогда ошибалась, ведь такой диагноз был бы меньшим из зол на тот момент.

В санпропускнике, пока ждали врача, встретили уже выходящую из детского отделения Иру Алексеенко. Оказывается, Никите сделали операцию по удалению аппендицита. Я удивилась ещё и тому, что четырёхлетний ребёнок лежал в больнице один. Утром она покормила его и теперь убегала на работу до обеда. Так я впервые стала узнавать больничные правила, в которых нет нужды в обычной жизни.

Осматривал Женю опытный хирург Коростелёв Александр Владимирович, и я была спокойна, что мой мальчик в надёжных руках. Основательно прощупав каждый сантиметр его ножки, он тоже сделал вывод, что больше похоже на растяжение связок, чем на вывих сустава. В момент осмотра Женя также мужественно терпел и практически не издавал никаких звуков, которые бы говорили о сильной боли.

– Перелома однозначно нет. Снимок делать необязательно. Рекомендую зафиксировать сустав (нижнюю часть голени) эластичным бинтом, обеспечить покой конечности. При необходимости дать болеутоляющий препарат, – сказал доктор и добавил: – Если в течение трёх дней не станет лучше, приходите. Больничный нужен?

– Нет, – глубоко выдохнули мы.

В его словах не услышали сомнений. Мы успокоились, понимая, что ситуация вполне рядовая. Больничный я не взяла, так как была последняя неделя учёбы, нужно было закрывать четверть. А с Женей, я знала, с удовольствием побудут бабушки.

Вспоминая эти два дня, вторник и среду, конечно, я корю себя, что не была рядом с моим сыночком, а думала, что нет ничего важнее, чем выставление четвертных отметок в тот момент. Я как будто усыпила бдительность поставленным диагнозом и перекинулась на работу, решая, как мне казалось тогда, более важные проблемы. Будь я рядом с ним, может, заметила бы, что ситуация не улучшается. Может, я вернулась бы, попросила сделать снимок, а не выжидала эти три дня, которые должны были привести к выздоровлению.

Трёх дней не прошло. В ночь со среды на четверг мы практически не спали, лишь ждали утра, чтобы снова ехать в больницу. Почему не поехали ночью? Да потому что и ночью с Сашей предполагали, что это не растяжение, а всё-таки, наверное, перелом. И всё равно придётся ждать до утра, чтобы сделать рентгеновский снимок. Женя совсем перестал становиться на ножку и, засыпая на короткие промежутки, протяжно и глухо стонал. Так я поняла, что даже таблетки не успокаивали боль. Появилась небольшая, но нездоровая припухлость в нижней части голени. Температуры всё ещё не было.

Я так подробно описываю симптомы, а вернее, их отсутствие даже на третий день после начала заболевания, чтобы снять все претензии по отношению к врачу. Действительно, сколько раз мы потом задавались вопросом: почему изначально всё пошло не так, как у всех? И столько же раз мы сделаем выводы, насколько загадочен человеческий организм. В медицинской литературе описаны лишь общие симптомы, потому что каждый человек неповторим – в этом и состоит загадка мироздания. Много раз возвращаясь к нашему началу, не скоро ещё поняла, что это были наши испытания, не похожие ни на чьи другие, и пережить их предстояло именно нам.