Иная жизнь

Это был составленный по всем фискальным правилам донос. По такой бумаге в 1938 году меня бы расстреляли. Как моего отца, как Гумилева, как многих других.

На обратном пути, в машине Бородин рассказал о попытках доказать партийному шефу, что как научного руководителя трех исследовательских тем, заказанных ВПК, уволить меня никак нельзя. Эти работы значимы для боеспособности военного флота. Сошлись на том, что институт примет меры, чтобы я ушел в тень, не возникал, не появлялся на общественном горизонте. Решили за меня.

Чтобы райком мог доложить об исполнении, мне пришлось сочинить проект приказа директора, которым я в порядке наказания на три месяца переводился на менее оплачиваемую, а главное — неруководящую должность старшего научного сотрудника: «за превышение служебных полномочий, выразившееся в решении вопросов в вышестоящих инстанциях без предварительного согласования с администрацией». Хотя бы такому пустячку Зигель мог уже порадоваться: три месяца я недоприносил домой зарплату. «Ах! Какая смешная потеря! Много в жизни смешных потерь! Стыдно мне, что я в Бога верил. Горько мне, что не верю теперь».

Умер Зигель в 1988 году, завещав отпеть его в церкви.

ОРФЕЙ ПО ВЫЗОВУ

Я начинал сознавать, что уфология становится главным смыслом моей жизни. Дальше так и хочется продолжить: «И прожить ее нужно так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…» Прав, прав ты был в этом, зашоренный ты наш Павка Корчагин. Но как от лозунгов перейти к конкретному? К концу 1977 года во мне вызрела некая перспективная триада, три магистральных пути, по которым я был намерен действовать: просветительская деятельность, начиная с ликвидации уфологической безграмотности населения; организация в стране сети быстрого реагирования на уфологическую ситуацию на местах и, наконец, возведение уфологии в официально признанное научное направление.

Просветительская деятельность началась стихийно. Сначала с приглашения рассказать о Бермудском треугольнике, а потом об инопланетянах. Число заявок росло в геометрической прогрессии, особенно после опубликования в печати сообщений о петрозаводском диве. Выступал я два-три раза в неделю вечерами, а иногда и в урочное время, что не могло не вызывать осложнений на работе.

Меня так вдохновляла тема, что я на лекциях пел как соловей, вплетая фантастические по своей необычности кружева инопланетного сюжета в канву нашей повседневности. Щедро ознакомив аудиторию с экзерсисами посланцев высокоразвитых цивилизаций, а в том, что они с других небесных тел, у меня сомнений не возникало («если не мы и не американцы, то кто же»), я начинал подводить научно-техническую базу под возможность межпланетных сообщений, убеждая в этом слушателей и себя. Рассказывают, что тогда я обладал удивительной способностью будить живую мысль даже у спящей аудитории и вызывать «ажажиотаж» (словечко, придуманное в ту пору Анатолием Чубайсом, о чем он поведал мне во время случайной встречи на фуршете в Доме актера).

В очередную лекцию я добавлял новые факты о головокружительных маневрах «летающих тарелок» в околоземном пространстве, о перспективах извлечения энергии из космического вакуума для обеспечения межгалактических перелетов, о новациях белорусского физика Альберта Вейника, обосновавшего достижение скоростей, превышающих скорость света многократно, и т. д. и т. п. Я бежал, бежал вперед, вовлекая массы людей в новое миропонимание. Каждое выступление завершалось хеппи эндом: дозревайте до контакта, приближайте его, ибо только он сулит нам гигантский взлет в науке, технике и культуре. Одним словом, товарищи, привечайте инопланетян, в них наше благо!

Я выступал везде, куда приглашали, — в институтах, министерствах, ЖЭКax, родильных домах, летней ночью на огромной плоской крыше здания во Львове, в казармах, в Домах культуры, Дворцах спорта, в театрах — до или после спектакля, индивидуально или в составе случайного конгломерата исполнителей, скажем, в «устном календаре» или в «Клубе интересных встреч». В такой связке в декабре 1976 года мне довелось познакомиться с Геннадием Хазановым. Произошло это, правда, не в кулинарном техникуме, а в Московском авиационно-технологическим институте у Петровских ворот. Хазанов, шедший за мной вторым номером, выразил со сцены желание отдать своего ребенка, когда он подрастет, в институт, который я когда-нибудь организую. Я ответил, что, если такое случится, его сына мы примем вне конкурса. Хазанов: но у меня, простите, дочь. Я: и ее мы примем без экзаменов. А недавно я смотрел по телевизору, как Алиса Хазанова демонстрировала превосходный танец на юбилее отца. Хорошо, что обернулось таким образом. А пойди она в уфологи — не состоялась бы талантливая балерина.

А вот география выступлений: Москва и Подмосковье, Ленинград, Киев, Одесса, Симферополь, Тольятти, Львов, Вильнюс, Рига, Таллинн, Тбилиси, Нальчик, Петропавловск на Камчатке, Томск, Североморск, Полярный, Западная Лица, Днепропетровск, Запорожье, Северодвинск, Архангельск, Калуга, Подольск, Дмитров, Сухуми, Феодосия, Харьков, Самара, Ярославль, Ивано-Франковск, Кисловодск, Плес.

София, Пловдив, Тырново, Будапешт, Токио, Хакуи, Альбукерке, Розвелл, Оулу.

За двадцать своих уфологических лет с лекциями, докладами, сообщениями я выступал несколько сотен раз, сочинил сотню статей, десятки книг и брошюр, дал несть числа интервью в печати, по радио и телевидению.

Охотнее всего я шел на встречи с журналистами, видя в них потенциальных ретрансляторов моей информации — в Дом кино, Агентство печати «Новости», радиокомитет. В АПН 24 ноября 1977 года я привел свою маму, Евгению Михайловну. Видавшая виды, фронтовой врач, она с трудом протиснулась в зал, где искателями истины было заполнено все, кроме потолка. Накал, царивший в аудитории, достиг апогея, когда посыпались вопросы. После благополучного финала устроитель лекции благодарил меня и маму, заметив: «Ну, сегодня вы так ажажахнули по ортодоксам!»

В тот вечер, который для мамы стал душевным бальзамом, она жутко гордилась своим пятидесятилетним отпрыском, наверное, не меньше, чем лет десять назад прочитав обо мне в 5 томе «Краткой географической энциклопедии». Там за осуществление плаваний «Северянки» мне было посвящено десять строчек рядом с Амундсеном и Аристотелем.

Незабываемы были выступления в Доме актера, когда он еще располагался на Пушкинской площади, в Госплане СССР, что был напротив гостиницы «Москва», у радиокомитетчиков на Новокузнецкой, где опоздавшие сломали двери и, построившись «свиньей», внедрились в зал. Но случалось и по-другому.

Мне учинили обструкцию в Институте космических исследований, где я выступал по приглашению заместителя директора Г. С. Нариманова. В конце лекции засвистели и застучали. Я стоял молча. Потом, положив микрофон, сунул в рот пальцы и сам протяжно свистнул. Все умолкли. С микрофоном в руке я спустился в зал и спросил у первого недавно свистевшего: «Вы почему свистите?» «Потому что вы несете чепуху по поводу скорости света». — «Так бы и сказали. Давайте разберемся. А вы знакомы с трудами Вейника?» И дальше все пошло, как у людей: папиросы, матросы, вопросы, ответы, улыбки…

Наиболее типичным для всех категорий слушателей был вопрос: почему инопланетяне не вступают с нами в контакт? Вторым — откуда они и что делают на Земле?

В записках были вопросы и шуточные, и даже провокационные. «Я балерина. Я слышала, что НЛО преследуют балерин. Как поступать, если меня будет преследовать НЛО?» — «Если вы мне откроетесь, какой мужчина скрывается за инициалами НЛО, может быть, я смогу вам что-нибудь посоветовать».

Или: «Влияют ли НЛО на сельское хозяйство?» — «Влияют. На местах приземления НЛО несколько лет ничего не растет. Но мне в этом вопросе усматривается другое — переложить на НЛО ответственность за наше собственное неумение поднять сельское хозяйство».

Вопрос в анонимной записке: «Не состоите ли вы на учете в психиатрическом диспансере?» Ответ: «Записка без подписи. Я мог бы на нее не отвечать. Но я все-таки позволю себе задать товарищу анонимщику встречный вопрос: а вы, случаем, не состоите? Молчите? Ну, а поскольку молчание всегда означало согласие, значит состоите. А я нет». Хоть этот ответ нельзя отнести к разряду изящных, он вызвал аплодисменты. Такие же, как и случай в Доме культуры «Буревестник» у метро «Сокольники».