Страница 6 из 10
Я показала стоящему рядом Мишке на две аккуратных больших коробки, в которых были сложены совершенно не сочетающиеся с привычным легкомысленным образом Додика предметы. Одна коробка была полностью заполнена всевозможными продуктами длительного хранения: консервами, хлебом в вакуумной упаковке, протеиновыми батончиками, шоколадом и сухофруктами. Там же обнаружились две упаковки полулитровых бутылок с водой. Было впечатление, что Додик собирался как минимум неделю существовать вдали от любой цивилизации.
Во второй коробке мы с не меньшим изумлением обнаружили несколько фонарей, запас батареек, пару мотков тонкой, но явно прочной верёвки, четыре новых спальных мешка в чехлах, походную плитку и брикеты к ней.
– Если мне не изменяет память, – осторожно начала я, закрывая коробки и задвигая их поглубже в багажник, – мы планировали просто посетить то самое загадочное лесное озеро и к вечеру вернуться домой, а не отправлялись в недельную экспедицию. Или я что-то путаю?
– Странно это, – Мишка пожал плечами и ещё раз посмотрел на коробки.
– Только это? – подошедшая Лика нервно хохотнула. – По-моему, с тех пор, как мы заехали в этот лес, не происходило ничего, что не было бы странным. И вообще, я хочу есть и пить. Если уж нам суждено тут пропасть, то я собираюсь сделать это, не страдая от голода и жажды.
– Слушайте, а Венечка ушёл, не взяв с собой ни еды, ни воды, – вдруг сообразила я, – надо его догнать и или вернуть, или хотя бы с собой что-то дать.
– Обойдётся, – Лика сердито фыркнула, – и потом, кто за ним пойдёт? Мою кандидатуру даже не рассматривайте, я точно никуда не пойду. И вам, между прочим, не советую.
– Мне кажется, обязательно нужно держаться вместе, – уверенности в Мишкином голосе было маловато, хотя именно он был больше других дружен с Венечкой, – может, подождём, пока он сам вернётся? Или давайте все вместе сходим?
– Я уже сказала: я никуда не пойду! – категорично сказала Лика и, открыв машину, стала регулировать спинку сидения, сердито ругаясь вполголоса. – Соня, советую и тебе сделать то же самое, пока ещё хоть что-то видно. А ты, – она обернулась к Мишке, – пока найди себе место для ночёвки, потому что втроём мы в машине явно не поместимся.
Я смотрела на Лику и из последних сил боролась с дурными предчувствиями: они змеёй вползли в сердце и теперь внутри было холодно и страшно. Ощущение надвигающейся беды у всех бывает разным, но у меня оно всегда ассоциировалось именно с ледяной змеюкой, которая забирается внутрь и сначала ворочается, устраиваясь поудобнее, а потом начинает сжимать сердце своими холодными скользкими кольцами.
– Ребята, давайте уйдём отсюда, – неожиданно хрипловатым, каким-то ломающимся голосом сказала я, и сама себя не узнала, – я чувствую, что не надо здесь оставаться. Давайте лучше пойдём за Венечкой, и Бог с ним и его характером.
– Уйти от машины? – Лика так удивилась, что даже из салона выглянула. – Ты с ума сошла? Вокруг же лес: если где и безопасно, то только в этом не очень надёжном, но всё-таки убежище. Даже от медведя, наверное, спрятаться можно, если вдруг что. А ты говоришь – уйти…
– Сонь, я соглашусь с Ликой, – Мишка смущённо кашлянул, – как-то меня не тянет никуда отсюда уходить. К тому же, а вдруг кто-нибудь проедет? А нас нет… Я даже не говорю, что машину могут угнать, но мы провороним возможность выбраться отсюда.
– Я чувствую, что нужно убираться с этого места, – упрямо повторила я, – и если вы не хотите, я одна пойду. Но ночевать я точно тут не останусь, ни за какие сокровища мира.
Я отчаянно перебирала аргументы, которые позволили бы мне убедить Лику и Мишку в том, что нет в окружающем лесу места опаснее, чем то, где мы сейчас находимся. Наверное, даже за злополучной ёлкой, где пропал Давид, было не так опасно. У меня не было никаких доказательств, только ледяной ужас внутри и предчувствие катастрофы.
Но по выражению лиц ребят я видела, что они мне не верят и искренне считают себя в относительной безопасности. «Беги, беги отсюда! Всех всё равно не спасти!» – лихорадочно шептал внутренний голос.
– Я отнесу Венечке еду и воду, – решительно сказала я, – и ещё раз повторяю: здесь очень опасно, у меня дыхание перехватывает от ужаса. Пожалуйста, давайте пойдём все вместе.
– Иди, Сонь, раз уж тебе не сидится на попе ровно, только не дави на нерв, – слегка раздражённо отозвался Мишка, – а я на твоём месте в машине полежу, пока вы меня под куст или на обочину не выгнали.
Я, чувствуя своё абсолютное бессилие, взяла пакет, кинула в него три бутылки воды, несколько батончиков и большую шоколадку. Потом подумала, добавила ещё пару бутылок и банку ветчины, предварительно убедившись, что она открывается с помощью ключа, и открывашка не понадобится.
– Вы уверены, что не хотите со мной идти? – сделала я последнюю попытку уговорить друзей покинуть это проклятое место.
– Давай уже, иди, и возвращайся вместе с этим любителем пива и пиццы, – откуда-то из машины откликнулась Лика. – А мы пока отдохнём, да, Миш?
Поставленный на крышу машины включённый фонарик должен был служить, во-первых, своеобразным маяком, когда мы с Венечкой пойдём обратно, а во-вторых, сигналом на тот случай, если какое-нибудь чудо занесёт на эту тропу ночью ещё одну машину. От идеи завести двигатель и включить фары мы, посовещавшись, отказались, решив не тратить понапрасну бензин. Говорить о том, что свет может привлечь к машине нежелательных гостей, я даже не стала, так как для тех, кого нужно было опасаться, наличие или отсутствие света не играло абсолютно никакой роли. Если оно решит прийти, то сделает это в любом случае: хоть с фонарём, хоть без него. В этом я совершенно не сомневалась. Как и в том, что это не тот визит, которого можно избежать.
Дорога шла сначала прямо, поэтому я, когда оборачивалась, видела постепенно отдаляющееся яркое пятно фонаря. Но вот тропа постепенно стала забирать влево, и свет сначала превратился в размытое пятно, а потом и вовсе практически исчез. Я достала приготовленный фонарь, включила минимальную мощность, потому что привлечь к себе ненужное внимание – это последнее, чего мне хотелось.
Слабый свет сделал окружающий мир ещё более таинственным и практически нереальным: тени стали глубже, а выхватываемые из темноты деревья и кусты иногда приобретали совершенно немыслимые, фантастические формы. Вокруг стояла полная тишина, нарушаемая только звуками моих шагов, даже ночные птицы не заявляли о своём присутствии.
Давящая сердце тревога постепенно разжимала стискивавшие сердце ледяные когти, и чем дальше я уходила от оставленной машины, тем спокойнее мне становилось. Разумеется, до нормального состояния было ещё очень далеко, но хотя бы стало исчезать дикое желание закричать и закопаться куда угодно, главное – поглубже.
Я постоянно прислушивалась, боясь услышать позади шум или крики, но, к счастью, всё было спокойно, даже слишком, неестественно спокойно. Вдруг возникла мысль, что в мире вообще больше никого не осталось кроме меня, только песчаная, кое-где зарастающая травой дорога и тёмный, едва слышно шуршащий ветвями лес. Нет ни городов, ни людей, ни машин – ничего и никого, только я.
– Придёт же в голову такой бред, – негромко сказала я сама себе, чтобы как-то разбавить начинающую угнетать тишину. Голос прозвучал странно: глуховато, без малейших признаков эха, словно я находилась в небольшом замкнутом пространстве.
– Сейчас дойду до Венечки, скажу ему, чтобы переставал страдать фигнёй, и мы вернёмся к ребятам, – сообщила я неизвестно кому, видимо, опять же самой себе.
Окружающая тишина никак на мои откровения не отреагировала, и не могу сказать, что это меня расстроило: наверное, если бы кто-то решил мне ответить, я бы не обрадовалась.
– Как минимум полдороги я уже прошла, – я решила поделиться с невидимым собеседником ещё порцией ценной информации, – так что осталось совсем немного. Наверняка я скоро увижу свет Венечкиного фонаря, ведь вряд ли он станет обустраиваться на ночлег в темноте. Это было бы по крайней мере странно. Тем более у него есть фонарь, такой же вот, как у меня. У нас всех одинаковые фонари, – зачем-то пояснила я тёмному лесу.