Страница 11 из 49
<Все, будем теперь знать.>
И булавки везде налепите.[61]
Обычно когда на народ маленького ребёнка выводят (вот, в людное место куда-нибудь), чтоб не одумали, ничего не сказали – мне вот тоже Фезя тогда говорила, – что «чур чёрных, чур белых, чур своих, чур чужих, чего-то там… косому, лихому три соломины в глаз», чего-то такое. Три раза надо помыть и не вытирать потом ребёнка.[62]
Ответственный за «спокойствие» ребенка может нейтрализовать опасность нелегитимной похвалы и более радикальным способом:
У нас тут бабушка есть, которая вот тоже Игорь маленький был, хорошенький такой был, вот даже мимо – она в огороде ползает – пройдём, я приду домой, он у меня сразу у порога падал, у него начиналась истерика. И вот мне кто-то сказал: «Идёшь мимо, фигу в карман положи и скажи: «Жаба тебе в рот, жаба тебе в рот». Эта бабуська пришла ко мне на телефон, здесь сидит это. А Игорь-то спал. А он потом в одной футболке, даже без трусов, маленький ещё был, он выбежал это и сразу воду пить или на горшок, или куда побежал. А я и внимания не обращаю. А она потом сидела так со мной, говорила, говорила, потом: «Ой, Игорёчек какой большой стал». Я так раз фигу и сразу же: «Жаба тебе в рот, жаба тебе в рот». И она как у меня закашляла. Она кашляет и слова не может сказать.[63]
Заговор «Жабьи слова». Из тетради Татьяны Федоровны Бухаловой. Фото И. Веселовой. Июль 2004 г. Деревня Харбово Вашкинского района Вологодской области
В соответствии с этой тактикой защиты ответственному за ребенка нужно совершить одновременно два действия: вербальное – произнести про себя три раза «жаба тебе в рот» и невербальное – изобразить пальцами фигу, держа руку в кармане. Если чаянный/нечаянный агрессор не предпринимает нейтрализующих его агрессию мер (первые два варианта), то оприкос в результате ответных мер «защитника» возвращается к хвалящему. Мало того что агрессор оперативно распознается – действия по его нейтрализации становятся своеобразной карательной акцией.
Да, «жаба тебе в рот». Это значит, возвращаются.
<Это значит, возвращается к ней?>
Да, да. Как бы слова вернулись назад.
«Заговор кил». Из тетради Татьяны Федоровны Бухаловой. Фото И. Веселовой. Июль 2004 г. Деревня Харбово Вашкинского района Вологодской области
Во всех случаях речь идет преимущественно о противодействиях агрессии, прочитываемой через поведение ее исполнителя. Мы не встретили рассказов о распознавании вредоносного «одумывания», но от вредоносного взгляда как от еще одной формы невербальной агрессии спасают всем известные апотропеи: булавки и сажа за ухом. Развернутая система магической «ПВО» выявляет случаи оприкоса и активирует систему защиты: вербальными формулами и специфическими жестами (стуком, плеванием, фигами). При этом оприкос не является последствием действия неких духов, сверхъестественных сил, про них не было ни одного упоминания. Нападение под силу обычному человеку, и защищаются от человеческих взглядов, мыслей и похвалы.
Применение магических защитных действий по большей части очевидно агрессору. При общении тебе «незаметно» суют фиги, поплевывают в твою сторону, шепчут, изменив голос, теребят в руках булавки и т. д. Ощущение полной победы над «вредителем» приносит защитнику особое удовлетворение: И она как у меня закашляла. Она кашляет и слова не может сказать. Нам как-то рассказали, что можно прийти в дом к тому, кто сглазил, взять у него ботинок и потом сжечь его, чтобы снять порчу. Но в основном собеседники считали, что с агрессором ничего такого делать не нужно. Если только брать в расчет распространение информации о ее/его вредоносности или «незаметного», но в лицо произнесенного «жаба тебе в рот», отчего сложно не закашляться.
В результате описания конвенции оприкоса получилась, на наш взгляд, не лишенная абсурдности картина социальных взаимодействий. Объектом нападения считается ребенок (он теряет спокойствие, плачет и ползает). Оприкос вызывают ментальные и речевые действия: молчание-одумывание, смотрение, похвала. Совершить подобное преступление – восхищение – может кто угодно, включая близких родственников. Но особенно подозрительны инородцы с карими глазами и задумчивые посетители.
Успешной защитой от оприкоса служит нанесение «агрессору» прямого убытка – от сжигания его ботинка до ущерба его репутации. Сомнительность улик, открытость в предъявлении подозрений и явное удовольствие от мести заставляют задуматься над следующими вопросами. Что заставляет наших собеседников квалифицировать простой физический недуг или случайность как оприкос или сглаз, то есть следствие магической агрессии, при том что «нечаянные» агрессоры зла не желают, они просто выражают свое восхищение? Как можно исключить думание, смотрение, говорение, направленное на детей, и оградить их от контакта не только с посторонними, но и с близкими родственниками, думающими о детях хорошо, смотрящими с одобрением и хвалящими? Все-таки сложно представить себе ситуацию, что детей вообще никогда не хвалят, то есть не оценивают положительно.
Оказывается, что особенно опасна та похвала, которая выделяет данного ребенка в сравнении с другими детьми (быстрее других растет, самый спокойный, самый красивый и др.):
То есть даже мама сглазить может. Вот похвалит его, скажет: «Ой, какой хороший, красивый» – а он возьмет и заболеет.[64]
А я и внимания не обращаю. А она потом сидела так со мной, говорила, говорила, потом: «Ой, Игорёчек какой большой стал!» [65]
И обычно, вот когда, вот просто одумаешь случайно, что «ой, какой там, это, ты у меня никогда не плачешь, ничего».[66]
Ребенка выделяют за внешние качества из ряда прочих. Если его хвалят посторонние, то выделяют из ряда других деревенских детей. Если его хвалит сама мать, то, по сути, она хвалится ребенком.
Как? «Ой, надо же, у тебя как всё хорошо!» Как будто лучше людей или как ли.[67]
Опасность такого выделения из общего уровня описана Джоржем Фостером через известный «образ ограниченного блага».[68] По его идее, в когнитивной основе крестьян всего мира лежит образ ограниченных, конечных ресурсов материальных и символических благ. Следовательно, переизбыток блага у одного человека влечет за собой нехватку его у другого. Имеющий лучшее узурпирует блага остальных.
Теперь обратим внимание на самых незаметных, но, по нашему мнению, главных движущих лиц оприкоса – рассказчиков-толкователей. Почти все охотно обсуждавшие с нами эту тему – матери, у которых есть дети, и бабушки, у которых есть внуки. Получается, что в речевую компетенцию определенной социальной страты – деревенских матерей – входят матрица подобной практики и конвенции рассказывания. По рассказам матерей, главным пострадавшим является ребенок. Именно он в центре агрессии, на него она направлена. Как уже было отмечено несколько раз, оприкосить может «кто угодно». Но распознает факт оприкоса ребенка мать или бабушка, «диагностика» оприкоса является их компетенцией в этих рассказах. Матери учатся диагностировать сглаз от своих матерей и свекровок, а также от других старших женщин:
Всё раньше мама мне говорила, скажет, ребёнка сама можешь оприкосить.