Страница 7 из 26
Шлюпка отвалила от борта, пошла легко, подталкиваемая в корму накатами волн, уменьшаясь на глазах. Через несколько минут стало видно лишь, как две пары вёсел вспархивают над ней, словно стрекозиные крылышки. Проваливаясь между водяными холмами, взбираясь на гребни, она ходко шла к берегу. Казалось, ещё несколько взмахов вёсел — и очередной вал подхватит её и аккуратно вынесет на отмель. Но откатная волна столкнулась вдруг с мощной стеной наката, шлюпку вздыбило, поставило отвесно и швырнуло в сторону.
— Опрокинулась! — закричал рулевой Клипов не своим голосом и для чего-то начал лихорадочно вращать штурвал. — Товарищ мичман, перевернуло!
Суходолов и сам всё видел, сразу же приказал дать малый ход и выругался в сердцах:
— Прошляпили!.. Кто бы мог подумать, такие ребята! Лево руль! На шлюпку держать!
«Баклан» медленно, точно ощупью, двинулся вперёд. За бортом в сгущающейся, тяжёлой глубине, в прогалах между бурыми водорослями угрожающе скользило каменистое плато.
— Того и гляди, на банку напоремся, — с опаской сказал Клинов. — Не выберешься потом отсюда.
Шлюпка беспомощно торчала килем вверх, Возле неё, словно буйки, покачивались на волнах две крохотные фигурки.
Через несколько минут боцмана Кныпа и Антона Савина подняли на борт. Посиневшие от холода, поникшие от непоправимой беды, стояли они на палубе и, будто приговорённые, дожидались, когда шлюпку вновь поставят на киль. Надеяться было не на что, но они, замерзая па ледяном ветру, всё не уходили, словно чуда какого ждали. Наконец шлюпку перевернули. Схлынувшая вода обнажила пустое днище и скользкие голые банки.
Потрясённые случившимся, геологи стояли, застыв у самой кромки прибоя. Скорбно, молча смотрела на них вся команда «Баклана», и каждый из экипажа чувствовал какую-то свою, ничем не оправдываемую вину перед ними.
— Что ж им, с голоду теперь помирать? — ни к кому не обращаясь, сказал Суходолов. — Ах, какая беда, ребята, какая беда! — С минуту он напряжённо молчал, приглядываясь к ним, потом вдруг спросил: — Савин, как у нас с продуктами?
— Дней на пять, товарищ мичман, — виновато ответил Антон. По судовому расписанию он, радист, выполнял и обязанности кока.
— Может, кто и против?.. — натягивая глубже мичманку, спросил Суходолов. — Тут дело такое, сами видите... Мы через сутки, считай, дома, a им... — кивнул он на геологов.
Они хорошо поняли его. Все, один за другим, спустились в кубрик.
Бились волны о старые, ненадёжные борта «Баклана», поскрипывали переборки, погромыхивал перекатывающийся по пайолам упавший чайник. Суденышко круто заваливало с борта на борт.
— Заштормит к ночи, — сказал моторист Чхеидзе, — трудно будет идти. Сальник совсем нехороший.
— А если кто против, то что? — нахмурился Клинов, как бы спрашивая одновременно и Суходолова и всех остальных.
— Тот может взять свой паек. На одни сутки, на обратный путь. — Суходолов строго ждал, тревожась и не глядя ребятам в глаза. Он знал: сейчас решается многое. Но ответа так и не дождался. Вздохнул облегчённо: — Я так и полагал... — И приказал тут же погрузить в шлюпку все продукты и отправить геологам. Сказал, выбираясь на палубу: — Оставьте только две буханки НЗ.
Час спустя «Баклан» уходил от унылого, пустынного берега. Геологи, прощаясь, долго махали руками.
Боцман Кнып и Антон, подавленные, сидели в машинном отделении и сушили бельё на горячем двигателе.
В первую же ночь на обратном пути «Баклан» попал в беду: старый моторишко не смог осилить ураганного ветра, и судно понесло на скалистый мыс Крестовый. Суходолов знал: за мысом лежит бухта Изменная, но проход в неё столь узок и коварен, что даже днём при доброй погоде не каждый рискнёт пройти его. Однако другого выхода не было, и он на всякий случай отдал приказ надеть спасательные пояса.
Антон, упираясь в переборки, спустился в кубрик к боцману. Кнып лежал, надрывно кашлял — простуда скрутила его цепко. Сквозь задраенный люк и иллюминаторы змеились струйки воды, ржаво скрипели шпангоуты, ходуном ходила под ногами палуба.
— Вот... — Антон протянул спасательный пояс.
— Что наверху? — Кнып приподнялся на локтях.
— На скалы несёт. Мичман в Изменную хочет проскочить. Сам на руль стал.
— Не удастся, — убеждённо сказал Кнып. — Проход узок, не зря Собачьей пастью прозвали. Даже Суходолову не удастся.
— Разобьёмся?
— Давай наверх. Я сейчас, следом.
В непроницаемо-чёрной ночи гудел океан, оглушая, накидываясь на суденышко, темень слепила, и ничего нельзя было разобрать в этой дегтярной грохочущей темноте, лишь кинжальный луч прожектора с ходового мостика судорожно впивался то в водяные холмы, то в зубчатые мокрые скалы впереди. Антон совсем рядом увидел ощетинившийся «собачьей пастью» узкий проход в бухту, невольно отступил от борта и вцепился в поручни рубки.
«Баклан» ударило левым бортом, затем правым, и он затрещал, словно сдавливали его могучие челюсти. Слышно было, как дробится привальный брус. Н вдруг сноп света перестал метаться, стал плавно раскачиваться, ощупывая то спокойную черную воду бухты, то недалёкий, припорошенный снегом берег: океан протолкнул судёнышко в узкий проход и, отстав, грохотал теперь сзади, за высоким мысом Крестовым.
Уже четверо суток в угнетающей белой тишине «Баклан» стоял, уткнувшись форштевнем в схваченную первым ледком песчаную отмель. С бортов и кормы уходили в воду боцманские лини, но рыба не шла на приманку из промороженных медуз и высохших морских звёзд. Поросшие кустарником, скрюченными вечными ветрами берёзками сопки вплотную окружали бухту Изменную. Судя по карте, ближайшее селение лежало почти в ста километрах.
Вчерашним утром была съедена последняя четвертушка НЗ, шторм не утихал, и мичман Суходолов велел беречь силы. В кубрике лежали молча, лишь моторист Чхеидзе время от времени принимался насвистывать какой-то тягучий грузинский мотив.
— Перестань! — не выдержав, заорал рулевой Клинов. — Без тебя тошно!