Страница 6 из 40
Но на его лице не пробегает и единой тени, говорящей о разоблачении:
–Увы, лишь здесь. Реставрировать другие два полотна будет крайне сложно.
Старик уходит за бумагами для оформления сделки, а я скептично смотрю на полотно. Может, попавшись, теперь те два он и даст настоящие – но что если это в самом деле окажется туфтой? Решив не накручивать себя и проверить раньше, чем поставлю подпись и отдам деньги, я быстро оглядываю комнату в поисках чего-то, что может послужить мне сподручным средством для моей непосредственной работы.
Не требуется много времени, чтобы найти кусок какой-то ткани. Подойдя к полотну, я принимаюсь осторожно стирать известь, надеясь открыть хотя бы небольшой кусочек картины, который подтвердит, что там изображено что-то, имеющее хотя бы отношение к обещанному XV веку или османам.
А не какие-нибудь персики или кривой закат над морем, выполненным любителем, которому хватило денег купить краски в магазине.
Я стараюсь работать аккуратно, но при этом торопясь – старик может вернуться в любую минуту, и до этого момента необходимо разобраться с этим полотном. И мои усилия вознаграждаются – вскоре на полотне показывается лицо.
Красивый юноша с горящими серыми глазами и утонченным носом. Портрет, прорвавшись, наконец, из-под слоя извести наружу, словно принимается гипнотизировать меня. Я не в силах оторвать от него взгляда.
Голова вдруг резко начинает пульсировать, уши закладывает, и все звуки отдаляются, начинают звучать словно из-под толщи воды. Изображение становится все более расплывчатым, становится трудно дышать и я слишком поздно понимаю, что теряю сознание..
-6-
1444 год, Османская империя.
Дворец султана в Эдирне.
Дышать все еще очень трудно. Воздуху категорически сложно поступать внутрь, потому что его что-то стопорит чуть выше талии. Втягивая воздух ртом, Лале будто физически не может протолкнуть его дальше.
– Ну же, Лале, деточка, вдохни, еще немного.. – приговаривает Шахи-хатун.
Наставница Лале выглядит чуть старше пятидесяти лет, но ее лицо уже все испещрено морщинами.
– Осталось застегнуть последнюю пуговку – увещевает она.
Лале не представляет, как можно еще вдохнуть, и, кажется, эту пуговку застегнуть уж никак не получится. Перед глазами начинает темнеть, и Лале в итоге выдыхает:
– Дорогая Шахи-хатун3, я больше не могу! Кажется, я выросла из этой одежды..
Однако, умелые руки наставницы все же успевают справиться с противной пуговкой раньше, чем юная Лале окончательно сдастся и выдохнет. Однако, женщина так же видит, что одеяние ее воспитаннице давно не в пору:
– Грудь так точно выросла.. – соглашается она.
Лале хмурится и понимает, что именно из-за этого ей теперь так тяжело дышать. Именно в груди стало мало одеяние:
– Еще и ужасно неудобная штука, эта грудь – она капризно выпячивает губу – кому она нужна?
Шахи-хатун пропускает эти речи мимо ушей, и вкрадчиво, но довольно серьезным тоном, замечает:
– Послушай, милая, тебе уже четырнадцать, нельзя больше носиться, как угорелая, со своим дружком Асланом. Ты больше не дитя, и Аслан – взрослый юноша. Знаешь, какие у них мысли в голове?
Лале беззаботно улыбается, привыкнув к постоянным подозрениям совей наставницы. Ее темные волосы опускаются чуть ниже груди, когда она перекидывает их со спины:
– Если бы юноши были так опасны, разве нам позволили бы обучаться с ними в одной школе?
Шахи-хатун хмурится еще сильнее:
– А я б и не позволяла! Ишь чего выдумал учитель ваш, моду новую привез невесть откуда! Никогда такого не было, чтобы девицы и юноши да принцы с пленными в одном классе!
Лале равнодушно дергает плечиками, обращая больше внимания на платье, ежели на слова наставницы:
– Сам султан Мурад так велел, а шехзаде4 Хасану нравится с нами учиться.
– Дяде твоему, султану, конечно виднее, а что до шехзаде Хасана.. – наконец, на лице Шахи-хатун проступает какая-та загадочная улыбка – я видела, он приветлив с тобой более, нежели пристало кузенам..
Лале не оборачивается на Шахи-хатун и воспринимает ее слова иначе, потому лишь закатывает глаза:
– Ох, всё тебе посягательства на мою честь мерещатся – Хасан со всеми мил, не только со мной.
– Честь девичью следует беречь, да не переберечь – вкрадчиво замечает наставница – срок у нее быстро выходит.. А выбирать, кому она достанется, с умом надо. Вот Хасану так и стоило бы..
Лале изумленно оборачивается и смеется:
– Не могу поверить, что слышу от тебя такое, Шахи-хатун!
Но женщина совершенно не смущается. Напротив, вскидывает бровь и добавляет уже более уверенным, но чуть пониженным голосом, будто вещая какой-то страшный секрет:
– Уж послушай старуху, слухи ходят, что султан Мурад престол оставить хочет. Тягостна ему власть.. Хасан на престол взойдет, а ты можешь стать женой султана! Это тебе не пленный сирота Аслан..
Упоминание Аслана в подобном контексте сразу же заставляет Лале разозлиться. Она знает Аслана с детства и во всем дворце нет у нее более лучшего и надежного друга, чем он. Сверкнув глазами, она грозно топает ножкой и заявляет:
– Аслан хоть и пленный, но сын царя!
Шахи-хатун не успевает открыть рот, как Лале добавляет, сжав кулачки:
– А я, между прочим, тоже сирота! – она фыркает и нарочито резко отворачивается от Шахи-хатун, якобы для того, чтобы лучше расправить и без того идеально севшее платье – а Хасану есть из кого жену выбирать, целый гарем их у него..
– Милая..
Но Лале не собирается слушать наставницу – раздражение за Аслана все еще не может утихнуть в ее юной душе. Порывисто махнув рукой, она бросает:
– Я пойду, Шахи-хатун, сегодня нельзя опаздывать! – после чего уносится на улицу.
* * *
Внутри Лале все так бурлит, что она решает – чем поскорее поспеть до конюшни, тем лучше. Ей не хочется оставаться со своими мыслями наедине, потому она решает срезать путь через чащу сада. Но проходя мимо зарослей цветущего олеандра, что покоится на несколько шагов вправо от тропинки, Лале слышит голоса.
Голоса эти приглушенные, но явно различимые мужской и женский. Любопытство Лале берет верх – кто может в это время и в этом месте здесь находится? Она осторожно проходит вперед и, едва касаясь тоненькими бледными пальцами, отодвигает ветки, увешанные пахучими цветами.
Ей хватает и мгновения, чтобы увидеть ту целующуюся парочку, чьи приглушенные голоса она слышала парой мгновений назад. Мужчину Лале узнать никак не может, зато знает девушку – это Сафие, дочь великого визиря5 Халиль-паши.
Однако, этого мгновения хватает и Сафие, чтобы увидеть непрошенную свидетельницу. Громко вскрикнув, точно заприметив под ногами ядовитую змею, она заскакивает за спину своего спутника и сквозь моментально навернувшиеся слезы начинает причитать:
– Отец теперь все узнает, он сошлет меня, а с тобой что сделает..
Очевидно, мужчина был такого же мнения. Потому что мгновение он растерянно стоял, после чего с отрешенным лицом принялся обнимать и утешать свою спутницу, однако малоубедительно.
Конечно, ведь Лале любимая племянница султана, и сразу же доложит о том, что только что видела.
Так они думают. И, наверное, так Лале и сделала бы, возымей в ней вверх взглядов ее наставницы Шахи-хатун. Но девушка, чей лучший друг является пленным сыном царя, спешит прервать их стенания горячим заверением:
– Успокойтесь, пожалуйста, Сафие-хатун, я не собиралась ничего говорить вашему отцу!
– Правда? – раскрасневшиеся глаза Сафие недоверчиво поднимаются на Лале, но уже в следующее мгновение она утирает слезы и ее лицо светлеет – о, я так вам благодарна!
– Но место для встреч вы, конечно, неудачно выбрали. Ведь в следующий раз вас могу заметить и не я..
3
Хатун – «госпожа», почтительное обращение к женщине в Османской империи
4
Шехзаде – сын султана, наследный принц.
5
Великий визирь – главный министр и советник султана