Страница 6 из 7
Лена стукнула меня кулаком в плечо:
– Зачем?
– Да не знаю, какая уже разница?
Вырвал бы болтливый свой язык, зачем напоминать? Может, ничего ещё не будет. Может, это учения? И только я подумал, что паранойю, впереди, где потухли красные огни внедорожников, рванули вверх ярко-белые штрихи. Они бесшумно уходили в небо, перечёркивая последнюю надежду.
– Что это?
– Противоракеты, – ответил я. Врать смысла не было.
– Значит, точно?
– Теперь точно. Ничего. Самые мощные системы ПВО и ПРО вокруг столицы. Считай, над нами непроницаемый купол.
– Ну да, и поэтому мы сейчас мчимся непонятно куда на бешеной скорости перепуганные и с котом. Мы с трассы не слетим?
Я не ответил. Это было бы слишком злой шуткой.
Трасса больше не была пустой. Одна за другой нас обгоняли машины с более мощными двигателями. Они пролетали в рёве своих многолитровых моторов, подтверждая максиму: «Мощность – это безопасность». Я попробовал добавить газу, и вождение стало неуверенным. Я понял, что малейшая оплошность, и нам конец без всяких ядерных бомбардировок.
Слева на обгон пошла фура. Её носило по дороге, она то удалялась от меня, то приближалась, чуть не касаясь бортом. Во время такого сближения мне пришлось уйти вправо, и я чуть не чиркнул отбойник. Чтобы отцепиться, мне пришлось скинуть скорость. Фура по чуть-чуть пошла вперёд, но её все больше вело вправо, – в мою полосу, а сзади подпёрла другая машина, слепя дальним светом. Правила остались в прошлом. Мысли о тех, кто вокруг, – тоже. Каждый спасал свою шкуру и свои родные шкуры, до чужих им дела не было. Впереди показался съезд на МКАД, меня выдавливали туда, и я в бешенстве заорал:
– Бухой, что ли, сука?!
Вжимая педаль в пол, я рычал громче мотора. Машина подумала полсекунды и рванула вперёд. Я пролетел между кабиной фуры и отбойником, чиркнув по нему бортом, Меня бросило влево, к моему счастью, грузовик тоже повело от меня, и сомнений в том, что водитель пьян, уже не осталось. Я готов был праздновать освобождение, когда слева послышался нарастающий рёв мотора, и страшный удар сотряс корпус машины.
Я крутил руль, жал тормоз, но машина стала неуправляемой. В свете фар мелькнул голубой огонёк в латинской «Джи», машина подлетела и рухнула. Что-то врезалось в пол так, что загудели ноги. С безумным воем Беня вывернулся из рук жены. На её расцарапанной щеке выступила кровь. Кот забился куда-то за нашими сиденьями и испуганно мяукал.
– Кажется, приехали, – Лена с трудом разжала пальцы, вцепившиеся в ручку двери и полезла за влажными салфетками.
Лобовое стекло запорошило. Включились дворники, со скрипом сметая серый снег. Совсем рядом и выше, на Щёлковском шоссе, на боку лежала проклятая фура. Она перегородила трассу почти на всю ширину, и машины неслись, сигналя и огибая её по встречке. Ну, что ж. Я хотел выбраться за МКАД – я выбрался, желание исполнено. Ночной полёт закончен, форд дальше не поедет. Во всей Москве не найдётся эвакуатора, который меня отсюда вытащит.
Я с трудом открыл дверь, пришлось навалиться плечом, чтобы сдвинуть спрессовавшийся снег. Морозный воздух, пропитанный выхлопными газами, ворвался в тёплый салон.
– Не хочешь размяться? – спросил я. Лена подняла воротник пальто и спрятала нос.
– Нет. Дверь закрой, дует.
Я обошёл машину. Форд брюхом сидел на бетонном водостоке, переднее левое колесо глубоко вбилось в арку, из снега вокруг торчали отлетевшие части обвеса.
Конечная. По шоссе с рёвом мчались машины. В небо впереди с шипением ушла новая партия противоракет. Передо мной торчали из снежных заносов колонки, за ними, – за хрупким стеклом, – тёмный магазин и моя чёрная тень на его полках, а за ним, – впереди, справа и слева за трассой, – пустая заснеженная равнина. Я поискал в себе страх и не нашёл.
Может, любопытная душа ненадолго выбралась посмотреть, как я тут, но мне ярко представилось маленькое чёрное пятнышко, отбросившее длинную тень, посреди двух светящихся полос; синюю равнину, крест-накрест перехваченную дорогами; огромный чёрный город и ослепительно яркий шар, который возник из ничего, опалил светом зеркальные стены Москва-сити и сразу угас.
Кто я? Крошечный муравей на толстой шкуре Земли, неуязвимый в своей незначительности. Брось его с высоты в тысячу муравьиных ростов и ничего с ним не случится, – побежит дальше по своим делам. Так и мы: ударит волна в спину и унесёт нас далеко от Москвы, а там мы встанем и пойдём. Главное не потерять друг друга.
Я обернулся к машине. В освещённом салоне Лена рассматривала потолок, натянув ворот пальто на подбородок, и я точно знал из-за чего трясутся её плечи. Бегом, пока не поздно, я бросился к машине. С полными ботинками снега нырнул в салон, с трудом, преодолевая сопротивление, потянул к себе её лицо. Она обмякла и уткнулась мне в шею, стало горячо и мокро.
– Ну перестань, – шептал я под её всхлипывания. – Всё хорошо же.
– Что хорошо?
– На работу не надо, кредит отдавать не надо, и за квартиру хозяйке не заплатим.
– У неё депозит, – Лена прижалась ещё сильнее, а я отстранился. Улыбаясь, поймал солёные губы. Она посмотрела на меня с удивлением и закрыла глаза.
Марк Олмонд затянул свою приторную «A lover spurned». Я потянулся к кнопке пропустить трек и передумал. Песня про всеразрушающую не рассуждающую обиду – не самая худшая музыка для конца привычного мира.
– Бенька – прошептала Лена.
– Что Бенька?
– Он просто кот, он ни в чём не виноват.
– Давай отпустим. Вдруг забьётся в какую-нибудь дыру и выживет.
Я обернулся. Наш кот лежал на заднем сидении, закрыв нос лапой. Уши поджаты, глаза косят на нас или в лобовое стекло, не разберёшь. Перегнувшись, я распахнул дверь.
– Захочет – убежит.
Беня выскочил из машины сразу. Возник перед капотом, жмурясь в лучах света. Прижав уши, пузом по снегу метнулся куда-то в сторону трассы и исчез в дренажной трубе. Я хлопнул ладонью по лбу и полез наружу.
– Ты куда?
– Сейчас!
Я распахнул багажник, вытащил пятилитровку воды и мешок с кошачьим кормом и поймал испуганный взгляд жены.
– Бенька домашний, помрёт без нас с голоду, – я подмигнул ей и поскакал к трубе, утопая в снегу, по мелким кошачьим следам. Пакет с кормом надорвал посередине и засунул в темноту, свернул пробку с баклажки и сунул её на бок туда же. Это всё, что мог для него сделать. Мне захотелось ещё раз увидеть его наглую рыжую морду, но внутри была кромешная тьма, даже глаза не светились.
Я вспомнил, как мы брали его на руки и подносили к люстре, где висели большой золотистый ключ и такая же сова. Сузившимися до тонких щёлочек зрачками янтарных глаз, он смотрел на игрушки и бил по ним мягкими лапами, а сова и ключ качались, но не падали. Это был, наверное, единственный способ подержать на руках нашего необщительного кота.
Пока не засвербело в носу, я нырнул в машину, и Лена обняла меня за шею:
– Не уходи больше, пожалуйста.
– Не уйду, – ответил я, собирая её слёзы. – Больше никогда не уйду.
По трассе с рёвом неслись машины, но ни одна из них не остановилась бы нас подобрать. На востоке штрихи расчёркивали небо, кажется, уже без перерывов. Я снова поймал мягкие губы жены. Она запрокинула голову, обхватила руками мою шею, запустила пальцы в волосы на затылке, а я сжал её так крепко, как мог, до стона и хруста в рёбрах. Никогда я не любил её сильнее, чем в этот момент.
За нашими спинами разгорелась заря. Заря на западе? Сегодня – запросто. Краем глаза я увидел чёрную тень вверху на обочине. Толстый мужик, пошатываясь, смотрел на запад, на покинутую Москву. Наверное, водитель фуры, из-за которой мы лежим в кювете закрытой автозаправки, но у меня не было сил и времени его ненавидеть.
Слабые отблески появились на его лице, полы распахнутого пуховика шевельнул ветер. В лучах нового, западного солнца, ослепительно яркого, без единого пятнышка, он стремительно обрёл и потерял объём, полностью залитый светом. Мне не хотелось тратить на него последние мгновения.