Страница 38 из 38
Послышался стук в дверь и в комнате показался смущенный начальник станции. На нем был надет пиджак статского советника.
— Прошу прощения, господа. Но тут «Молния» из Киева для господ Авилова и Ардашева.
— Позвольте, — штабс-капитан открыл конверт, подошел к Ардашеву и прочитал вслух: — «Труп Дрогоевского найден в Днепре тчк п‑к Кукота тчк».
Неожиданно Кульчицкий подскочил, ринулся к большому венскому окну, прыгнул на стул и разбил стекло ногой. Послышался звон. Но вместо того чтобы выпрыгнуть на улицу, он поднял скованные руки за голову и со всей силы вогнал острие торчащего в раме осколка в шейную часть своего подбородка. Кровь брызнула фонтаном. Под тяжестью человеческого тела стекло легко вошло в голову. Вздрогнув, Кульчицкий просел и опустился на колени. С улицы послышался истошный женский вопль.
Начальник станции в страхе закрыл рот рукой и попятился к выходу.
— Как так, господа? — возмутился Ардашев, обращаясь к жандармскому ротмистру и Каширину. — Вы же оба были с ним рядом…
— Это случилось так внезапно… — виноватым голосом залепетал жандармский офицер.
— Да-да, — вторил ему ставропольский сыщик. — Мы не ожидали…
— Что ж, тогда позвольте считать мой долг исполненным. Канал отправки фальшивых купюр в Россию перекрыт, оборудование для фабрики по производству поддельных сторублевок захвачено и немецкий агент разоблачен. Даже клише попало в наши руки. А груз предлагаю доставить по месту назначения. Будем надеться, что в поезде нет сообщника Кульчицкого, в противном случае в Тифлисе за этими ящиками никто не придет. Теперь, господин штабс-капитан, — он повернулся к Авилову и Шабанову, — дело за вами. Не теряйте времени, отправляйтесь в Тифлис. Трупом займется господин ротмистр. Желаю вам удачи! А нам с Антоном Филаретовичем позвольте откланяться.
— Честь имею, — козырнул ротмистр Шабанов.
— Я горжусь тем, что пришлось работать под вашим началом, — негромко вымолвил Авилов и пожал руку статскому советнику. — Всего вам доброго!
«Пока солнце взойдет, роса очи выест».
Поезд ушел. На пустом перроне остались два человека. Дождавшись, когда фонарь последнего вагона растворится в темноте, один из них грустно выговорил:
— Эх, Клим Пантелеевич, мир совсем сошел с ума… Как дальше жить? Как смотреть на все это? Как вытерпеть? И что будет потом?..
— Наступит тысяча девятьсот семнадцатый год, — ответил Каширину статский советник, и далеко выбрасывая трость, зашагал вперед.