Переворот

Генрих уже начал зевать. Усталость брала своё:

–Как-то быстро. Видимо, сначала, ты была его любимицей. За девственниц много платят.

–Я не была уже девственницей.

–Когда же ты успела? – ухмыльнулся Генрих.

Оливия, шумно выдохнув воздух, начала свой длинный рассказ:

После смерти родителей, жизнь перестала быть такой хорошей. Оливия работала по дому, кормила братьев, которые продолжали дело отца. Они часто за столом кляли её, что она тоже должна работать, ведь им трудно без родителей содержать девушку, якобы из-за неё они должны искать себе девиц с хорошим приданым, но они благородны, чтобы выгнать Оливию из родительского дома, так как память о родителях им священна, хоть она и обуза для них, потому она должна помалкивать и приносить пользу в виде кухарки. Оливия знала, что всё это наглая ложь в надежде напугать её, чтобы она не заявила о своих равных правах на дом и мельницу.

Когда старший брат собирался жениться, он долго пытался уговорить свою невесту отдаться раньше свадьбы, но та наотрез отказывалась. Родители у неё были очень строгими. Брат очень злился по этому поводу, да ещё и младший брат его дразнил, что такую недотрогу он берёт, а вдруг после свадьбы окажется, что у неё уродливое тело. Да и точно ли братец знает, что надо делать в брачную ночь, а то мало ли, сделает что не так, и убежит обратно невеста к своим родителям. Оливия часто слышала это – они это обсуждали при ней за столом. Видимо, то, что они хотят сделать со своей названной сестрой, они обсуждали там, где её с ними рядом не было. Оливия позже поняла, что младший брат дал ему совет сыграть понарошку свадьбу с ней. Если будет возражать, можно пригрозить ей изгнанием и сплетнями на всю деревню.

В тот день братья были молчаливыми, но это не насторожило Оливию, а, скорее, обрадовало – хоть один день она не слышала их наставлений.

Вечером, они попросили её помочь им доделать работу на мельнице, что очень её удивило, ведь к ней её подпускали только тогда, когда был жив ещё отец. Ей стало интересно, чем же она может им помочь, и не думая, пошла за ними. Не доходя до мельницы старший брат повалил Оливию и ударил по лицу. Она этого никак не ожидала. Совершенно. Но это не мешало ей начать сопротивляться. Брат рвал её одежду одной рукой, а второй сжимал её руки, говоря: «Не бойся….. мы ..просто…играем… мою …свадьбу. Ты же не хочешь …. подставлять …своего ….братика?» Младший брат смотрел, чтобы никто их не заметил. Когда Оливия пыталась позвать на помощь, младший брат подбегал ко ней и бил по лицу. В тот момент она почувствовала себя снова маленькой девочкой, плывущей по течению: снова пыталась позвать на помощь, но вместо попытки прокричать, её бьёт по лицу волна, но сейчас, вместо волны, её хлестал кулак брата.

Обессилев, она перестала сопротивляться, ибо это ещё больше приносило боли. Младший брат прекратил её хлестать по лицу, прошептав: «Неблагодарная! Кто же тебя возьмёт в жёны такую шлюху? Получай удовольствие сейчас, другого такого шанса не будет. А может и будет, если будешь молчать. Иначе вся деревня узнает о том, как ты совратила моего брата, опоив его дурманящим питьём. Питьё мы найдём, не бойся, да братец? Ты это, давай там быстрее заканчивай, что-то у мельницы шумит, пойду проверю не пришёл ли кто, а я позже присоединюсь. У меня же тоже скоро свадьба!»

Он ушёл, а Оливия глотала слёзы и кровь с разбитой губы. Над ней по-прежнему свисал брат, причиняя невыносимую и жгучую боль, будто внутри её рвали на куски. Было темно и тихо, она почти не видела исказившегося лица брата. Она помнила только, как он пыхтел и мычал.

Их заметила местная жительница, травница Агата, которая собирала белену после заката, вблизи полнолуния. Ну так она утверждала на следующее утро, рассказывая всё в подробностях. Естественно она не видела окровавленного лица Оливии, но «успела увидеть её голые ноги и саму распутницу на брате, а он лежал почти без сознания, мыча что-то о зельях». Когда Оливия убегала из деревни через три дня, не выдержав позора, в той же одежде, в какой впервые её увидел Генрих, она увидела у дома Агаты корову, которой раньше не было – подарок от младшего брата Оливии за придуманную историю.

– Странно, но имена первой семьи я не помню, а имена второй семьи я и вспоминать не хочу. Вот так я оказалась у ворот и встретила Уолтона. – закончила рассказ Оливия

–И ты согласилась стать шлюхой после того, что случилось? Да никакая девка такого бы не сделала!

–Я была уже грязной и испорченной. Кому нужна служанка-распутница?

–Тебя взяли силой! Это другое! Да и кто бы узнал, что с тобой было?

–Я боялась, что про это узнает не только моя деревня, но и все ближайшие! Глупа я была ещё, чтобы понять, что никому нет дела до чужой жизни.

–Теперь ты уже не допустишь таких ошибок?

–Не допущу.

–Хм, и как же отреагировал хозяин на то, что ты не была уже его хорошим доходом, на который он рассчитывал?

–Как ты догадался, что он был зол?

–Я знал много мелочных людей, но тебе повезло столкнуться с самым алчным человеком, который готов переступить всё за медяк. Однако его способность делать из дерьма золото меня восхищает. Если он берёт девушку, то только девственниц. Испорченная должна привести с собой девственницу и обучить её мастерству – такая плата за то, чтобы остаться у него и торговать собой под его именем. Обычно, такие девушки приводили своих ещё не созревших сестёр, а те брались за всё, лишь бы получить долгожданный кусок лепёшки. Не думаю, что ты смогла бы пойти на такое.

–Ну да. Он был уверен, что я чиста. Так я ему сказала, пока ко мне не пришёл первый гость, заплатив за меня большую сумму. Мы уединились, а чуть позже он выскочил из палатки и побежал к хозяину. Деньги ему вернули, а меня впервые тогда избили.

–А зачем ты ему сказала, что ты чиста?

–Надеялась, что первый гость поймёт меня и ничего не расскажет.

–Глупая, глупая. Ты надеялась на сочувствие и понимание в борделе? –горько усмехнулся Генрих – Почему ты называешь ваших постояльцев гостями?

–Так называл их хозяин и требовал называть их и нам. После того случая он сказал, что отдаст меня мужчине по прозвищу Резчик. Я не знала, кто это, но имя мне не понравилось. Спросила у других девушек, все только охали и сочувствовали, а сказать ничего не могли. Слышала:

«Бедняжка! За что?!»

«Беги отсюда!»

«Не делай глупостей! Так ты больше разозлишь хозяина! Проси прощения у него.»

Только одна из них смогла рассказать про него всё, что знала.

Мне предстояла встреча с мужчиной, который любил резать ножом женщин. Его это возбуждало ещё больше. У него были свои правила: если женщина закричит, он её убивает. Сопротивляется – убивает. Платил он хозяину щедро, потому потеря одной или двух девушек его ничуть не пугала. Он уже так восемь девушек убил. Трое остались в живых. Среди этих трёх, только одна стояла на своих ногах и рассказывала про него. Показала свои шрамы и поделилась хитростями.

Во-первых, свеча должна уже меркнуть, чтобы слабо было видно твоего искажённого от боли лица.

Второе, взять в рот палочку и сжать её в зубах, чтобы не кричать.

Третье, попросить его связать тебя, чтобы не было возможности прекратить это дело самой. Просто надо терпеть.

Четвёртое, как она сказала, правило, которое касается всех, делай вид, что тебе нравится. «Притворись, что тебе нравится эта боль, тогда тебе не причинят боль сильнее.»

–И ты встретилась с Резчиком? – Генрих уже давно забыл сон, потрясённый откровениями Оливии, но больше всего его поражало то, с каким спокойствием она рассказывает следующую историю. Он хотел и в то же время не хотел знать, что же произошло дальше. Как эта хрупкая, некрасивая девушка смогла пережить ночь с мерзавцем, которого не могли терпеть даже мужчины королевской армии?!Да, он знал этого человека. К сожалению. Он знал все его мерзости, которые он совершал когда-либо. Ему не хотелось представлять, как такой гнусный человек, как Резчик, мог обидеть такую девушку, как Оливия.