Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 5

Дон Нигро

Тени / The Shadows

Don Nigro

The Shadows / 2003, 2007

Перевел с английского Виктор Вебер

«Жизнь сама по себе – тень смерти, и души ушедших – тени живущих. Все укладывается в эту схему. Солнце само по себе – темное отображение, а свет – тень Бога».

Действующие лица:

ХАННА РАТ

ЯКОБ РАТ

МАЙЯ РОУКС

СОФИ КЕЛЛЕР

ДЖЕЙМС КУИНН

Декорация:

Единая декорация представляет собой различные места в Лондоне 1932 г., в Мюнхене 1923 г., в Праге 1913 г. По ходу спектакля никаких изменений. Две скамьи, одна – справа у авансцены, сидя на которой КУИНН кормит голубей в парке, вторая – слева у авансцены, на ней РАТ сидит в своем саду. Справа письменный стол и стул для КУИННА, слева письменный стол и стул для РАТА. По центру диван и несколько деревянных стульев, если необходимо. Ступени от сцены справа, по центру, слева к платформе в глубине сцены, на которой справа кровать, по центру ванна, слева – круглый деревянный стол и стулья. За платформой лестницы между кроватью и ванной и между ванной и столом, а также с платформы выходы в правую и левую кулисы. Пространство и время очень подвижны, нет пауз и разрывов между картинами. Если картина разыгрывается в определенном времени и месте, другие персонажи могут быть видимы в других местах и временах, а иногда персонажи могут наблюдать за происходящим из другого пространства-времени. Иногда они что-то вспоминают, иногда просто думают о тех, кого видят. Все, что требуется персонажу, чтобы перейти в прошлое или будущее, так это повернуться и посмотреть на другого персонажа или заговорить с ним. Темнота и тени преобладают.

Действие первое

1

(Тикают часы. Свет падает на ХАННУ, ей девятнадцать лет, она в Лондоне в 1932 г. сидит на диване, смотрит на авансцену. В окружающих ее тенях мы можем различить РАТА на левой скамье у авансцены. КУИННА – на правой скамье у авансцены. МАЙЯ и СОФИ на платформе, МАЙЯ сидит на кровати справа, СОФИ – за столом слева, пишет).

ХАННА. Все всегда начинается и заканчивается в тенях. Люди в них прячутся, лица частично скрыты. Я даже не уверена, какой это город. Мюнхен, возможно, или Лондон. Но я думаю, это произошло раньше, в Праге, когда я была маленькой девочкой. Тикают часы и кто-то тихонько дышит рядом со мной. Но я не знаю, пришел этот человек, чтобы заняться со мной любовью или убить меня.

МАЙЯ. Я лежу в кровати и спрашиваю себя, о чем он сейчас думает? Именно сейчас? О чем он думает сейчас?

РАТ. Трагедия требует уровня культуры, достаточно высокого для того, чтобы создать ее, общества, члены которого способны верить. Когда бог умирает, с ним уходит и возможность появления трагедии.

КУИНН. Но потеря веры и есть сущность трагедии. Без Бога, на которого перекладывается ответственность, главный герой трагедии одинок, похож на воображаемого бога, который вроде бы и создал его, страдая от отчаянного одиночества, создатель-бог, который по факту создан человеком именно по этой причине.

СОФИ. В писательстве важно то, что ты можешь раствориться в нем, исчезнуть в тенях мира, который создаешь. Шаги у меня за спиной в лабиринте. Они смолкают, когда я останавливаюсь. Кто-то дышит в темноте.

МАЙЯ. Он сидит на стуле и смотрит в огонь. Что-то всегда бормочет у него в голове. О ком из нас он думает?

РАТ. Безумный отец выбрасывается из чердачного окна на вымощенный брусчаткой двор. Действие, полностью лишенное смысла.

ХАННА. Я чувствую, проведи я жизнь в тумане, ожидая чего-то, какое-то чудовищное существо пришло бы ко мне, обняло, вошло в меня.

КУИНН. Сенека писал о ритуальном поедании детей, как о форме мести. Богов в его мире не было – только демоны.

ХАННА. Я всегда была незваным свидетелем на ярмарке дикости.

СОФИ. Иногда я думаю, что эти люди не существовали, что я выдумала их, чтобы населить пустошь призраками.

РАТ. Некоторые лабиринты оставляют тебе только три выбора: идти дальше, вернуться, оставаться на месте. Но другие лабиринты разветвляются, и каждая ветвь предлагает тебе идти, как минимум в двух направлениях, и выбор, сделанный тобой, все дальше уводит по тропе, вернуться по которой ты уже не сможешь.

МАЙЯ. Но иногда тропы пересекаются.

ХАННА. Все это ложь.

КУИНН. Бог, как и театр, постоянно умирал. Бог – энтропия, жизненная сила вселенной, покидающая ее, как кровь покидала Агамемнона, убитого в ванне женщиной, плоть которой он желал, уходящего под красную воду.

РАТ. Отказ – последняя карта дурака.

СОФИ. Проснулась я голой, и ты смотрел на меня.

2

(Поют птицы. ХАННА встает и идет к РАТУ, в саду в Лондоне, 1932 г. Останавливается и смотрит на него).

ХАННА. Папа? Ты в порядке?

РАТ. Все у меня отлично.



ХАННА. Ты неважно выглядишь.

РАТ. Немного устал, ничего больше.

ХАННА. Что-то тебя тревожит.

РАТ. Я просто сижу в саду.

ХАННА. В Лондоне ты несчастлив?

РАТ. А ты в Лондоне счастлива?

ХАННА. Мне очень нравится Лондон. Только хочется, чтобы ты не был таким грустным. Если тебя что-то тревожит, ты можешь сказать мне. Я уже не тот ребенок, от которого ты должен что-то держать в секрете. Я взрослая. Ты можешь говорить со мной.

РАТ. И ты можешь говорить со мной.

ХАННА. Я говорю с тобой. Но ты всегда занят своими мыслями. И в последнее время ты такой тихий. Мама думает, что я слишком много волнуюсь. «Живи своей жизнью, Ханна, – говорит она. – Не волнуйся об отце. У него была своя жизнь. Вот и ты живи своей». Она говорит о тебе так, словно твоя жизнь закончилась, хотя ты все еще молодой человек. Я хочу, чтобы ты был счастливее.

РАТ. Ты не можешь дать другим людям счастье. Это не твоя работа.

ХАННА. Тогда чья это работа?

РАТ. Где ты бываешь, уходя из дома?

ХАННА. Где я бываю?

РАТ. Ты часто уходишь, после того, как мы перебрались в Лондон. Бродить по улицам этого города в одиночестве – идея не из лучших, знаешь ли, для такой молодой женщины, как ты.

ХАННА. Я исследую.

РАТ. И что ты исследуешь?

ХАННА. Я исследую истину. Есть так много того, что я хочу понять. И я не всегда одна.

РАТ. Когда ты не одна, то с кем?

ХАННА. Папа, я надеюсь, ты не ревнуешь.

РАТ. Ревную? Ханна, правда в том…

МАЙЯ (спускается из дома по ступеням справа). Вечером будешь есть мясо?

РАТ. Что?

МАЙЯ (идет к левой скамье в саду). Мясо. Ты хочешь мясо? Нет у тебя какого-то предпочтения по части мяса?

РАТ. Я не люблю мясо.

МАЙЯ. Ты всегда любил мясо. Не мог им наесться.

РАТ. Тогда я был моложе, и не особо интересовался вредом и пользой мяса. Теперь я стал старше, и мяса мне совершенно не хочется.

МАЙЯ. Но время от времени желание поесть мяса у тебя появляется, так?

ХАННА. Он вообще мало ест. Сильно похудел. И я думаю, он мало спит.

МАЙЯ. Твоему отцу снятся кошмары.

ХАННА. Тебе снятся кошмары, папа?

РАТ. Всем снятся кошмары.

ХАННА. А что тебе снится?

РАТ. Я не помню.

МАЙЯ. Когда мы поженились, ему снился его отец, который шел по длинному, узкому проходу принадлежащего ему склада в доках Данцига, потом поднимался по спиральной лестнице на чердак, смотрел вниз на корабли в бухте и на вымощенный брусчаткой двор у склада, как на каком-нибудь голландском холсте, и выходил из окна.

ХАННА. Вот что случилось с моим дедушкой? Он покончил с собой.

РАТ. Теперь это значения не имеет.