Страница 67 из 85
Глава 21 Подземелья Ультимы
— Пип-пип-пип-пииии… Россия священная наша держава…
Я слушал гимн и пытался понять, что произошло. Мысли сбивались в кучу, наскакивали друг на друга, обрывались, отчего приходилось начинать сначала. Мозги скрипели, будто несмазанное деревянное колесо в телеге.
— Доброе утро, — произнёс диктор после того, как отгремел гимн. — Сегодня двадцать восьмое июня, среда…
— Спасибо за напоминание, — хотел произнести я, но из горла вырвался только жалкий хрип. Тут же захотелось выпить воды. Очень много воды, ведра три. Или даже четыре: больших десятилитровых, только что наполненных из колодца, холодных. Надо бы поискать этот живительный источник влаги, облегчающий страдания.
Я попытался встать с дивана, но тело не особо захотело слушаться, а голову вдруг пронзила такая дикая боль, что пришлось брякнуться обратно и принять лежачее положение. Какого хрена происходит? Почему в голове поселилась тысяча гномов, которые вдруг решили все вместе одновременно выковать по мечу? «Бам-бам-бам», — пульсировала кровь. Подгорные мастера старались вовсю.
Диктор что-то там говорил про курс доллара, санкции и удары по командным центрам террористов, а я с закрытыми глазами пережидал, когда эти самые сирийские бородачи перестанут взрывать у меня в мозгу свои самодельные бомбы.
Новости закончились, и заиграла знакомая песня. Да, это вам не «Утро красит нежным цветом», мне бы заряд бодрости не помешал.
— О, мысли начали ворочаться, — наконец заметил индеец Острый глаз. — И голос прорезался.
— Ну ты и соня… — послышался женский голос. — Тебя даже вчерашняя гроза не разбудила.
— Какая гроза?
— Ночная, — ответила неизвестная. — Опять напился до беспамятства. Ты хоть помнишь, как тебя зовут?
— Андрей.
— Ну здрасьте, приплыли, — заявила женщина. — Надо было тебя в психушку сдать на капельницы, тебя бы оттуда точно не выпустили, пока снова не станешь человеком, это точно.
— Тихо, — произнёс я. — И так голова раскалывается, а тут ты кричишь.
— Голова у него раскалывается! А у меня не раскалывается от твоих вечных пьянок!
— Я не пью. Почти.
— Вот именно, что почти! И за кого я только замуж вышла?
— За кого? — спросил я.
— Ну уж не за алкаша точно! — воскликнула женщина, страдальчески вздохнула и вышла из комнаты.
А я снова открыл глаза, приподнялся с дивана — не с кровати точно — и огляделся.
— Это вам не Рио-де-Жанейро, — знаменитая фраза Остапа Бендера пришлась как нельзя кстати. Обстановка места, где я проснулся, напоминала обшарпанные коммуналки из двадцатых годов. Только прошлого века. Но у нас в стране бывает всё, поэтому и квартиры могут сохранять свой неизменно удручающий вид в течение десятилетий. Кое-что, конечно, в антураже меняется, всё-таки прогресс не стоит на месте: исчезают магнитофоны, патефоны, телевизоры на электронно-лучевых трубках, отмирает проводное радио. Как раз на подоконнике стоял дешёвый китайский радиоприёмник, который меня и разбудил. Больше из электронной аппаратуры в комнате ничего не было.
Был бардак, обшарпанные обои, пустые бутылки, продавленный диван и давно не мытый пол. Похоже, что «жена» сюда старается не заходить, а нынешний я порядком и чистотой не озабочен. Зачем, если есть дела поважнее? Вон, результаты стоят в рядочек. Надо бы сдать, это же какие деньжищи пропадают!
Встать получилось с третьей попытки, но получилось же! Тапки со стоптанными задниками нашлись рядом с диваном. Там же лежал раскрытый пустой кейс из-под DVD-диска. С передней стороны обложки на меня укоряюще смотрел Иван Васильевич Бунша, а с обратной из телефонной будки улыбался Милославский, будто предлагая ту самую добавочную водку по три рубля с копейками. Не, дорогой, этого мне сейчас точно не нужно.
Реципиентом от дивана до выхода из комнаты была протоптана дорожка. Именно так. Теперь я ещё и попаданец совместно со вселенцем. Не на остров Вварденфелл, а куда-то в нашу Вселенную. Может, в параллельную, а может, и нет. Пойду проверю эту теорию.
В двухкомнатной квартире сложно заблудиться, поэтому найти зеркало не составило труда. А особенно приятно, что оно находилось около источника воды. Пусть не той самой колодезной, но в моём состоянии думать о качестве не приходиться. Лишь бы прильнуть, а зеркало подождёт.
Пил я долго и много. Через несколько минут стало казаться, что у меня в животе плескается всё озеро Байкал целиком. И как бы Ангарой обратно оно не выплеснулось. Закрыв кран и вытерев лицо первым попавшимся полотенцем, я, наконец, взглянул в зеркало.
— Аватар!
— Ты чего там кричишь? — послышалось с кухни.
— Аватар, — зачем-то повторил я.
— Где?
— Да в зеркале, где же ещё, — в отражении и вправду был тот самый рыбак. Один в один. Убив аватара, я сам занял его место. Это как с драконом, только без дракона. — Низко ты пал, Андрюша, низко.
— Да уж ниже некуда, — прокомментировала «жена» мои слова. — Кто этот Андрей? Ты пил с ним вчера?
— Не помню. Я вообще ничего не помню. Даже как меня зовут, — с этими словами я вышел из ванной, прошёл на кухню и сел на стул. «Жена» с презрением посмотрела на меня и демонстративно отвернулась обратно к плите.
— Что готовишь? — ничего умнее не пришло в голову.
— Что надо, — ответила женщина, а затем заявила: — И только попробуй ко мне подойти.
— И в мыслях не было, — я поднял руки вверх. — И всё же, как меня зовут?
— Ну и придурок же ты Иванов!
— Так, с фамилией выяснили, а имя? Имя, сестра, имя?
— Ты совсем уже офонарел? Какая я тебе сестра? — сперва опешила «жена», но потом повернулась ко мне лицом и удивлённо спросила: — Давно ли ты, Жора, стал цитатами из «Трёх мушкетёров» разговаривать?
— Джордж… То есть Георгий, — проговорил я. — Почти как первый герцог Бэкингем, только Иванов.
— Может, ещё скажешь, сколько было подвесок? — тон у вопроса был немного издевательским
— Двенадцать, как стульев из гамбсовского гарнитура тёщи гиганта мысли и отца русской демократии Кисы Воробьянинова, — пожал я плечами в ответ.
— Откуда?
— Что откуда? А… Читал. «Мушкетёров» в детстве, когда и положено, а «Стулья», каюсь, месяца два назад, на майских, впервые открыл.
— Как ты их мог читать, если с первого по десятое пил во дворе со своими собутыльниками? Сначала отмечал день трудящихся, рабочий ты наш, а потом плавно перешёл на поминание подвигов деда?