Страница 11 из 12
– Угощайтесь, доктор. – Он сам наполнил мой стакан и, поглядев на меня с прищуром, спросил: – А скажите, голубчик, если это не секрет, для чего это вам понадобились кольты?
– В общем, это секрет, – замялся я в нерешительности.
– Да ты не тушуйся, – сказал генерал, переходя на доверительное «ты», – сам понимаешь, мне ведь и не такие тайны доверены.
И я решился:
– В Северном Ледовитом океане есть такой район, который называется Полюсом недоступности. Так вот, там на льдине с весны работает дрейфующая станция, вроде папанинской. Последнее время там часто стали появляться медведи. Сейчас, с приближением полярной ночи, встреча с медведем, да ещё в темноте, сулит большие неприятности. Вот и потребовалось надёжное личное оружие. – Я, конечно, не сказал, что кольты – моя сугубо личная инициатива. – Армейский кольт сорок пятого калибра вполне подойдёт. Надёжная штука.
– А кто их доставит на льдину?
– Сам повезу.
– Сам? Значит, и зимовать там будешь, – сказал он уважительно. – Ну, молодец. Наверное, тяжеленько там придётся всю полярную ночь, на льдине? Это вы, значит, как папанинцы будете дрейфовать?
Он задал ещё множество вопросов и о надёжности льдины, и о полярной ночи, и о морозах. Удовлетворив своё любопытство и поднявшись, крепко пожал мне руку.
– Ну, капитан, с Богом. Ни пуха тебе, ни пера.
– К чёрту, – расхрабрился я и, довольный успешно выполненной миссией, покинул кабинет.
Вернувшись на улицу Разина, я прямиком направился к Шворину.
Он встретил меня как старого знакомого и, полуобняв за плечи, сказал:
– Я уже в курсе дела. Скажи, Виталий, честно: не ожидал такого сюрприза?
– Если честно, то не ожидал. Но согласился сразу, не раздумывая.
– Молодчина. Я от тебя и не ждал другого решения. Однако в твоём назначении – твоя собственная заслуга. Я уже слышал от участников экспедиции немало лестных слов и о твоём характере, и о твоих профессиональных знаниях. Так что выбрали твою кандидатуру не случайно. Только смотри – не возгордись. Ладно, – сказал он, помолчав, – на разговоры у нас с тобой ещё будет время, а сейчас быстренько разыщи Буравика, ты с ним уже знаком, и готовь списки медицинского имущества на станцию.
Абрам Григорьевич Буравик, главный спец по медснабжению, уже ожидал меня в своём крохотном кабинете под лестницей. Маленький, сухонький, с копной седых волос, он, несмотря на свой почтенный возраст, прямо лучился энергией.
Мы притулились с ним за столиком и принялись за работу. Список получился длиннющий. Чего там только не было – и медикаменты, и инструментарий, и перевязочные материалы, и всякие там грелки, клизмы. Список завершал большой хирургический набор (а вдруг придётся делать операцию?). Буравик обещал, что «кровь из носа», но через три дня всё будет получено и доставлено в МАГОН – Московскую авиагруппу особого назначения.
Мы бы, наверно, просидели ещё не один час, уточняя и утрясая список, но нашу кипучую деятельность прервал телефонный звонок.
– Доктор, – раздался в телефонной трубке бойкий голос Ольхиной, – быстренько к Кузнецову на совещание.
Кабинет начальника Главсевморпути генерал-лейтенанта авиации А.А. Кузнецова был полон народу. Здесь собрались все главные участники предстоящей операции – лётчики, штурманы, руководители отделов ГУСМП. Лица большинства присутствующих мне были хорошо знакомы по прошлым экспедициям.
– Все прибыли? – спросил Кузнецов.
– Так точно, – отрапортовал Водопьянов.
– Тогда начнём совещание. Ваша задача – обеспечить Сомова на зимний период дрейфа всем необходимым: продовольствием, газом, бензином, научным оборудованием. Кроме того, вы произведёте замену части личного состава станции и семь человек вывезете на материк. Вместо них доставите двух новых зимовщиков – врача Воловича и гео- физика Миляева.
В операции участвует отряд из трёх машин: Си-47 – командир Б.С. Осипов, Ли-2 – командир М.А. Титлов и Пе-8 – командир В.Н. Задков.
Общее руководство операцией возлагаю на М.В. Водопьянова. Вылет из Москвы Осипова и Титлова назначен на 13 октября. Задков пойдёт позже и догонит вас на Шмидте. Хочу ещё раз всем напомнить о чрезвычайной секретности операции. Если вопросов нет – все свободны.
Мы гуськом покинули начальственный кабинет. Времени оставалось в обрез, но трудности состояли в том, что станция была «ужасно засекреченной» и о её существовании знал лишь ограниченный круг лиц даже в самом Главсевморпути. Нашим эмиссарам то и дело приходилось выслушивать вопросы: а зачем? а кому? а куда? На которые приходилось отвечать лишь пожатием плеча да ссылками на повеление начальства.
Наконец под вечер 12 октября автобус и грузовик, загруженные «под завязку», прибыли в Захарково. Первым делом я помчался в первый отдел (так именовался секретный отдел во многих учреждениях) узнать, как обстоят дела с моими кольтами.
– Привет, доктор, – сказал начальник отдела, сухощавый, с бес- цветным лицом и зализанными назад редкими тёмными волосами, одетый в принятую для сотрудников спецчасти полувоенную форму. – Твой груз уже третий день как доставили.
Он поставил на тумбочку аккуратно сбитый зелёный ящик, во- оружился отвёрткой и ловким движением сорвал пломбы.
– Любуйся своим хозяйством, – сказал он, освобождая от промасленной бумаги лежавший сверху пистолет.
Я так и ахнул: вместо предмета моих романтических грёз, сверкающего воронёной сталью и отливающего чернью барабана кольта, в руках у начальника спецотдела оказался пистолет, похожий на обыкновенный армейский ТТ. Не заметив моего разочарования, начальник тщательно обтёр пистолет ветошью и, примерив по руке, уважительно сказал:
– Хорошая машина. С такой не только на медведя, на мамонта можно ходить. А вот в этой «цинке» – две сотни патронов. Вот только с кобурами промашка вышла. Не подвезли. Но ты не беспокойся. Я по нашей линии уже дал команду в Тикси. Там пошьют кобуры. Ну, до завтра, – добавил он. – Всё это хозяйство загрузим на борт Титлову.
И вдруг он подошёл ко мне, обнял и сказал:
– Желаю удачи, доктор. Чтобы льдина не лопалась и больных было поменьше.
Теперь оставалось только получить полярные шмотки. Я отправился на вещевой склад, и скоро облезший брезентовый мешок заполнился пахнувшим нафталином обмундированием.
Я сменил модные полуботинки на меховые сапоги, нахлобучил пыжиковую шапку, набросил на плечи меховой «реглан» цвета разведённого какао, называющийся почему-то «француженкой», и поволок полученное добро в красный уголок. Устроившись в кресле, я извлёк из кармана после долгих поисков трубку «Данхилл», набил её пахнувшим мёдом табаком «Золотое руно» и закурил. Синие кольца дыма поплыли к потолку. До отлёта оставалось ещё часов десять, так что надо было набраться терпения, которое, по словам великого Нансена, является «величайшей добродетелью полярника». Устроившись поудобнее, я накрылся «француженкой» и задремал.
Ночью я несколько раз подбегал к окну: как там погода? Ведь понедельник, да ещё 13-е число, по мнению многих лётчиков, не самый удачный день для вылета. Но в Арктике, видимо, жили по другим законам, и мы, невзирая на столь неблагоприятное сочетание, покинули без помех московский аэродром, а через шесть часов благополучно приземлились в Архангельске на Кегострове. Переночевав, самолёты взяли курс на восток: Амдерма, Косистый, Хатанга, Тикси. Здесь мы задержались на двое суток: надо было получить продовольствие. Вскоре грузовые кабины заполнили десятки оленьих туш, банки с пельменями, изготовленными руками жён тиксинских старожилов. Перед самым отлётом на собачьей упряжке подкатил укутанный до бровей красный молодец и обрадовал нас несколькими мешками свежего картофеля, тщательно укутанными в старые ватные одеяла, и ящиком репчатого лука.
Местный «особист» вручил мне пакет с одиннадцатью брезентовыми кобурами, одну из которых я мигом приобщил к делу, привесив к поясу. Ещё одна посадка в Певеке, беспокойная ночь, проведённая в борьбе с голодными клопами. Последний перелёт, и вот самолётные лыжи скользят по обледенелому полю аэродрома на мысе Шмидта. Здесь царит настоящая зима. Одноэтажные домики посёлка до самых крыш заметены снегом. По широким улицам гуляет позёмка. Двадцатиградусный мороз с непривычки безжалостно кусает щёки и нос, заставляя кутаться в шарф. Чувствуется приближение полярной ночи, уже окутавшей посёлок серыми сумерками.