Страница 1 из 8

Танцуй, пока не убьют

Козлофф Павел

Павел Козлофф

Берегущий время жизни

Театр у микрофона – так можно назвать жанр этой книги поэзии и прозы. Артистическое прошлое автора обогащает его поэзию и прозу глубоким психологизмом, присущим талантливым актёрам, тяготеющим к перевоплощению и вживанию в образ. Никакой отстранённости от лирического героя. И подкупающая современного читателя краткость, важная для берегущего время жизни современного человека, рачительно распределяющего себя между интернетом, чтением, аудио и визуализацией литературных форм.

А короткие рассказы в этой книге и правда «рассказаны». Так спокойным тоном, доверительно говорят с близкими людьми, приоткрывая им тайны театрального закулисья.

Музыкальность стихотворных текстов находит своё отражение и в прозе, когда некоторые абзацы и даже целые тексты вдруг становятся ритмизированным белым стихом. Как у Андрея Белого, к примеру. И это подчеркивает не нарочитую, а вполне органичную индивидуальность авторского стиля.

Стихам Павла Козлоффа свойственно легкое дыхание строки и неожиданная, иногда вполне афористичная концовка. Это облегчает запоминание поэтических текстов, несмотря на свою краткость, богатых смыслами и философскими обобщениями.

Лидия Григорьева

Писатель, поэт, фотохудожник

Стихотворения

И не прекрасны, не чудовищны

На землю павшие лучи,

Когда обманчив проблеск солнечный,

А воздух осенью горчит.

Навряд ли удивят кульбитами

Давно избитые слова,

Когда путями позабытыми

Шагами шелестит листва.

И я вошел в тот лес захваленный,

И этот лес вошел в меня,

Как будто с миром здешним стали мы

Не отдаленная родня.

Вечер дымкою окурен

И Луна вблизи Земли,

Как синица во фритюре,

Как под шубой журавли.

У Вселенной на опушке

Здесь большая тишина.

Даже форточка – старушка

Приумолкла у окна.

Неотрывно дороги усталыми мерить шагами.

Все никчемные вместе, но каждый отдельно неплох.

За ночной тишиной расплескается речи гекзаметр,

И рассеянных мыслей уляжется чертополох.

Все простого плетения, малый мирок оригами.

Чтобы ночью забыться и снова ожить поутру,

Не лови в сновидениях то что случается с нами.

Впрочем то что случится навряд ли кому по нутру.

Пускай мне объяснят, кому не лень,

Зачем весна так с молодостью схожа?

Зачем мы молодеем, что ни день,

И ты, и я, и встреченный прохожий?

Я молодел весь март и весь апрель,

И, кажется, уже впадаю в детство,

И юности животворящий хмель

Готов меня подхлестывать – усердствуй!

Не клевещи, злодей отъявленный,

Что мы без радости живем.

Цветут черемуха и яблоня,

И светит солнце за окном.

И нам природою объявлено,

Что мы сегодня перед сном.

Услышим «Соловья» Алябьева

Не на ютубе, а живьем.

Всплывают в суете вокзала

Шальные мысли иногда.

Сродни хтонического жала

Срывают тормоз поезда.

В какой истерике не бейся,

Какой пощады не проси,

Все по накатанному рельсу

В себе с собою вдаль неси.

Лелея в этой карусели

Лишь риторический вопрос:

В лучах какой волшебной цели

Однажды это родилось?

Не говорите, что он умер.

Я слышу телефона зуммер.

И в повседневной круговерти

Еще нет времени для смерти

Такой исход совсем не чаян.

Я на звонок не отвечаю.

Не от тоски, а из боязни

Помех потусторонней связи

Ловя сомнение мгновенное

Что он не кинул тело бренное,

Идет по улице, качается,

И где-то с кем-нибудь встречается

Он и не думал окочуриться,

А память летний день приносит,

Где небо синее не хмурится,

И прошлых лет многоголосье.

Было грустно порой, и мечталось,

Поплывем, не сходя с корабля,

Проплывем еще самую малость,

И покажется наша земля.

Там красавицы-жены платками

Нам промашут приветный салют,

Там, чье сердце не полностью камень,

Долгожданный покой обретут.

Скольженье бережное по клавиатуре

Что уговаривает музыку звучать,

Несет нам умиротворение в С-dur’е

Из глуби таинства скрипичного ключа.

И угасающей мелодии затишье

Уловит слушатель, который, чуть дыша,

Перепрочувствует в себе, что он услышал,

Но не поведает, о чем поет душа.

Синицы, птицы черно-белые,

Словно летающие зебры

Нетерпеливо петли делают

Вокруг покуда спящей вербы

Как не легко принять решение,

При том не спутаться ни разу,

Вот так же через гнет сомнения

Весна идет волнообразно.

Разве в дури вычурны

Проблески ума?

Я тебя не вычеркну

Матушка-зима.

Хоть снега угробили

Проблески тепла,

Вряд ли зимофобия

Сильно расцвела.

В чью память – дерево, достойному – броня,

Кто нас покинули, чего теперь с них спросишь.

Кому положено, тому подай коня,

А после статуей поставь его на площадь.

Не то Иван, не помнящий родства.

Вольготно ли ему, скажи на милость?

Коль есть еще на свете трын-трава,

Навряд ли в жизни что-то изменилось.

Мне все говорили, а я не поверил,

Что то, что сквозит через окна и двери,

И прячет в тумане дома.

Что только на позднюю осень похоже,

Что вовсе нельзя, совершенно негоже

Назвать строгим словом «зима».

Что именно это она колобродит.

С дождем в январе на исходе

Не убоясь широт диаметра московского,

Не в бытовом алкоголическом бреду,

Я от метро во честь и славу Маяковского

К платформе Северянина иду.

И поднимаю транспарант, мне кем-то вверенный,

Что жизнь по-прежнему куда как хороша

У нас всего теперь что хочешь есть немерено,

Живи и наслаждайся не спеша.

Бумага и перо для слов

Исходно хрупкая основа,

Слова, сплетенные из снов,

Вернуться в сны стремятся снова.

Эзоп, лукавый пилигрим,

Бредет за мной из строчки в строчку,

Пусть путешествует, Бог с ним,

Язык и ум его отточен.

А Сирано де Бержерак,

Чей нос был более чем странен?

Считал свой лик как божий брак

И принял смерть у ног Роксаны.

Барокко переходит в рококо,

Кто дева – куртизанка иль невеста?

«Элегия» Массне, «Манон Леско»

И гул у театрального подъезда.