Страница 47 из 66
Когда я говорю так, он бормочет: — Спасибо, блядь.
— Но тебе лучше быть готовым ответить на много вопросов, Ромео, — угрожаю я. — И если мне покажется, что ты не говоришь мне чистую правду, я сяду в самолет и вернусь в Нью-Йорк в течение суток.
На этот раз я отсоединяюсь. По крайней мере, я так думаю. Кто может сказать с этим дурацким телефоном?
С глубоким ощущением неверия в то, что это моя жизнь, я кладу цепочку обратно в красивую коробочку, спешу к шкафу, вытаскиваю чемодан и тащу его к комоду. Расстегиваю молнию и начинаю забрасывать вещи. Джинсы, футболки, трусики, все, что я так тщательно распаковала и сложила, теперь летит туда, как мусор.
Опасность. Я в опасности, и так уже много лет.
Какого хрена?
Я не могу ясно мыслить. Ничто из этого не имеет никакого смысла. Единственное, на чем я могу сосредоточиться, это убраться к черту из этой квартиры, которая сейчас имеет гнетущее ощущение тюремной камеры.
Или гроба.
Засунув телефон, который дал мне Джеймс, в задний карман джинсов, я спешу с чемоданом в кабинет Эстель, где хватаю со стола свою рукопись и запихиваю ее во внешний карман на молнии.
Я даже не беспокоюсь о косметике или туалетных принадлежностях. Я просто убегаю оттуда, хватаю сумочку и хлопаю дверью на ходу. Задыхаясь и потея, я бегу по коридору к лифтам.
Когда дверь открывается, я уже почти жду, что из нее выскочит пара вооруженных мужчин и схватит меня, но там никого нет. Короткая поездка до этажа Джеймса кажется мне тысячелетием. Затем дверь снова открывается, и я бегу по коридору.
Когда я понимаю, что иду не в том направлении, я разворачиваюсь и бегу в другую сторону.
Он сдержал свое слово: к стене рядом с входной дверью прикреплена гладкая электронная клавиатура. Я набираю на клавиатуре буквы своего имени задом наперед, надеясь, что это просто неудачный розыгрыш, но когда лампочка на клавиатуре загорается зеленым цветом, дверь открывается, и я могу заглянуть внутрь, надежда умирает в моем животе.
Знаете старую поговорку, что если что-то кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой, то так оно и есть?
Она существует уже давно и не без причины.
Хорошая новость заключается в том, что целая стена его элегантно обставленной гостиной заставлена книгами. Застекленный книжный шкаф с одной из тех крутых библиотечных лестниц, тянущихся до самого потолка. Большое коричневое кожаное кресло стоит у окна, а сбоку — маленький столик и лампа для чтения.
Значит, он читает. По крайней мере, он не врал об этом.
Плохая новость заключается в том, что окно затемнено толстой стальной панелью, а на стене напротив книжного шкафа хранится другая коллекция предметов за стеклом... предметов, созданных только с одной целью.
Убивать.
Я мертва. Ты убил меня.
Я помню с ужасающей ясностью, как настроение Джеймса изменилось от светлого к темному в одно мгновение, когда я сказала ему эти слова. Слова, которые должны были быть комплиментом к его поцелуям, но для него, очевидно, означали что-то совсем другое.
Как будто я что-то поняла.
Какое-то холодное мгновение, затаив дыхание, я пялюсь на коллекцию пистолетов, винтовок и пулеметов, так аккуратно расставленных на стеллажах из досок, ярко освещенных сверху булавками, а снизу заставленных сотнями коробок с патронами разного размера.
Тогда я делаю единственное, что имеет смысл.
Убегаю к черту.
Глава 24
Таксист считает меня сумасшедшей. Я знаю, потому что он кричит мне вслед: — Ты сумасшедшая!, — когда я вырываюсь из его такси, бросая деньги через плечо и задыхаясь, как лабрадор.
Само по себе это маленькое проявление психической нестабильности, вероятно, не было бы для него таким расстраивающим. Но вместе с тем, как я бросилась в кабину и кричала ему: Езжай, езжай, езжай!, стуча по пластиковой перегородке между передним и задним сиденьями, потом нырнула на пол и свернулась калачиком, бормоча что-то себе под нос, прячась под защитой своего чемодана, — это было уже слишком.
Я понятия не имею, где он меня высадил.
Впрочем, это не имеет значения, потому что то, что мне нужно, находится всего в полуквартале отсюда. Веселая вывеска отеля манит меня со стороны высокого кирпичного здания, обещая безопасность и анонимность.
И мини-бар. Пожалуй, самая важная из трех вещей.
Я спешу по улице, таща за собой чемодан, потея, ругаясь и сходя с ума от паники. На стойке регистрации меня встречает бородатый молодой человек со спокойной улыбкой. Судя по бейджу, его зовут Кристоф, что я воспринимаю как зловещий знак, но по крайней мере здесь не написано Джеймс.
Я не особо суеверна, но есть предел тому, что я могу выдержать.
Я кричу: — Мне нужна комната! Любая имеющаяся!
— На сколько ночей, мадам? — Он ждет, держа руки над клавиатурой.
Ухватившись за стойку, я хриплю и задыхаюсь. — Как минимум на одну. Я не уверена. Можно, я скажу вам позже?
Он смотрит на меня с ног до головы, его спокойная улыбка никогда не исчезает. Как и Жан-Люк из кафе Blanc, он, видимо, считает американцев сумасшедшими.
— Да, конечно. Ваша кредитная карта, пожалуйста.
Я нащупываю в сумочке кошелек дрожащими пальцами, а потом бросаю ему свою карточку Amex. Она соскальзывает со стойки на его клавиатуру. Он деликатно подбирает ее указательным и большим пальцами, так, словно на ней плавают микробы.
Зачем Джеймсу столько оружия? У меня в голове всплывает оскал волчьих зубов. Чтоб было чем стрелять в тебя, моя дорогая.
— Мисс Оливия Росси, — читает Кристоф с моей карточки, — Добро пожаловать в Сен-Жермен. Какие-нибудь пожелания по поводу типа комнаты? Размер кровати? Вид из окна?
— Нет, нет. — Я нервно оглядываюсь через плечо. — Неважно, просто быстрее.
Он печатает быстро и точно. Он смотрит на экран своего компьютера. — У меня есть отличный номер на четвертом этаже, мадам. Большая кровать с камином, с видом на...
— Я беру его!
Он останавливается, чтобы взглянуть на меня. Приглушенным голосом он мягко спрашивает: — Мисс Росси... с вами все в порядке?
О, Боже. Не дай себя выгнать. Веди себя нормально. Отбрасывая волосы с лица и прочищая горло, я изо всех сил стараюсь выглядеть цивилизованным человеком, а не женщиной, убегающей от дьявола.
— Вообще-то, нет. Мой парень... — Я с неподдельным страхом смотрю на дверь... — Мы поссорились. Я не хочу, чтобы он знал, где я.
— Больше ничего не говорите, — бодро говорит Кристоф, выпячивая грудь, — я зарегистрирую вас под другим именем, мадам. — Теперь он печатает еще быстрее, благослови его Бог. Он с размахом нажимает клавишу Enter, затем перегибается через стойку, чтобы прошептать: — Вы в комнате 402, мадам Поллитт.
— Поллитт. Спасибо.
Он сообщает мне заговорщицки: — Мэгги Поллит — так звали героиню Элизабет Тейлор в фильме Кошка на раскаленной крыше. Вы видели этот фильм?
— Нет.
— Лучший американский фильм, когда-либо снятый. Конечно, американские фильмы не имеют такого качества, как французские, но этот фильм был совершенным. А вы, мадам, имеете поразительное сходство с его звездой.
Несмотря на панику, я должна смеяться. Я похожа на Элизабет Тейлор? Очевидно, он был пьян.
Он настаивает: — Это правда. Вам никто никогда этого не говорил? — Он машет рукой перед моим лицом. — Это глаза. Этот невероятный фиалковый цвет, que c'est belle! Можно сказать, глаза с призраками.
Если я не услышу этого слова до конца своей жизни, это будет слишком скоро.
Я слабо благодарю его за комплимент. Он смотрит на меня, потом отворачивается, чтобы достать ключ от номера из маленького шкафчика, висящего на стене позади него. Я подписываю бумагу, которую он мне протягивает, беру ключ и, хромая, иду к лифтам.
Когда зеркальная дверь закрывается и я вижу свое отражение, я удивляюсь, что вежливый портье не вызвал полицию. Я выгляжу так, будто только что сбежала из тюрьмы.