Страница 39 из 66
— Это не эротика. Это история о том, как двое незнакомцев влюбляются.
Она фыркает. — Влюбляются и трахаются, как кролики. Ты посчитала количество сексуальных сцен в том, что ты мне уже прислала? К концу книги пенис бедного героя будет стерт до нитки!
Я спокойно говорю: — Собственно, так он и умрет. Героиня трахает его член, и он истекает кровью до смерти. Конец.
Она громко вздыхает, но я вижу, что она не злится и даже не особо разочарована мной. Иначе она бы кричала. — Возможно — я говорю только возможно — я могу разослать его и посмотреть, клюнет ли кто-нибудь.
— Да! — кричу я, вскакивая со стула и тряся кулаком в воздухе, — Эстель, ты лучшая!
— Я не закончила.
Ровный тон ее голоса сдувает меня, как воздушный шарик. — Почему это звучит плохо?
— Потому что я сделаю это только при условии, что ты используешь псевдоним для этой книги.
Я шмыгаю носом. — Зачем мне псевдоним? Даже если это эротика, то это литературная эротика. Многие уважаемые писатели писали эротику. Коллетт, Джон Апдайк, Филип Рот...
— Не надо давать мне список, — резко перебивает Эстель, — Я хорошо знаю историю жанра. Я хочу сказать, что твоя читательская аудитория состоит преимущественно из образованных, замужних женщин с интеллектом выше среднего, которые ожидают от тебя определенного типа романа... такого, который не включает шестьдесят семь случаев использования слова киска в первой половине.
Я говорю: — Боже, интересно, кто же те сто пятьдесят миллионов людей, которые поглотили Пятьдесят оттенков серого и его продолжение?
Через мгновение Эстель отвечает: — Не знаю, куколка, но если нам повезет, мы узнаем.
Моя улыбка растягивает мое лицо так широко, что становится больно. — Эстель, ты лучшая.
Она бормочет: — Либо так, либо я сошла с ума. — Потом, нормальным тоном:
— Придумай себе псевдоним, который хочешь использовать, и я отправлю его на обход. У тебя уже есть название?
До этого момента не было, но оно пришло мне в голову мгновенно. — До сентября.
Она издает звук одобрения. — Отлично. Я свяжусь с тобой, как только получу какой-то фидбэк. И Оливия?
— Да?
Ее тон теплый. — Ты права. Рукопись невероятная.
Не говоря больше ни слова, она бросает трубку.
Я решаю, что это надо отпраздновать. Только я еще не забыла о своем недавнем похмелье и не настроена создавать новое, поэтому не могу просто сидеть дома и пить бурбон всю ночь.
Надо куда-то выйти. В мир.
Туда, где есть люди.
Когда эта мысль пугает меня, я решаю позвонить Джеймсу, чтобы узнать, свободен ли он.
Его линия звенит и звенит, но он не берет трубку. У него также нет голосовой почты, что я пытаюсь не считать странным, но в глубине души считаю. У кого нет голосовой почты?
Мой разум мгновенно выдает мне список:
⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀
— Заключенные
— Амиши
— Собаки (хотя у кошек, вероятно, есть)
— Комнатные растения
— Анархисты
— Шесть коренных племен каменного века Андаманских и Никобарских островов
— Хватит! — громко говорю я пустой кухне. — Пойди и купи себе ужин.
Я же в Париже, в конце концов. В Париже не каждый день есть возможность ужинать.
Разве что если ты здесь живешь, но ты знаешь, что я имею в виду.
Я принимаю душ, одеваюсь и отправляюсь бродить по улицам, чтобы остановиться в одном из очаровательных тротуарных кафе, которые населяют каждый уголок города. В квартале от многоквартирного дома я нашла жемчужину с голубыми навесами и парой белых миниатюрных пуделей, дремлющих в плетеной корзинке перед входной дверью.
Чувствуя себя авантюристкой, я заказываю шампанское к эскарго и ненавижу и то, и другое. Я заказываю жареные бараньи голени с розмарином и картофелем daphinois, сопровождаемые олд-федом и гарниром с чувством вины за маленького ягненка. Десерт — это что-то настолько сладкое, что я почти впадаю в кому. Затем, сытая и довольная, я возвращаюсь в квартиру с мыслью прочитать еще несколько страниц перед сном.
Этот план рушится, когда я открываю входную дверь и вижу, что Джеймс и мой бывший муж стоят в гостиной, глядя друг на друга в грозном молчании, как будто они вот-вот вытащат оружие.
Глава 20
Я была настолько шокирована, что на мгновение застыла в дверях, уставившись на них. И что самое странное? Ни один из них не оборачивается, чтобы посмотреть на меня.
Я наделала много шума, открывая дверь, но я могла бы быть невидимой из-за недостатка внимания, которое я получаю. Джеймс и Крис не разрывают зрительного контакта, молча сидя по обе стороны журнального столика.
Крис в великолепном сером костюме, сшитом на заказ, белой рубашке, расстегнутой на воротнике, без галстука. Джеймс одет в черное с ног до головы: приталенная футболка, демонстрирующая удивительную архитектуру его верхней части тела, и джинсы с боевыми ботинками. На его левом запястье снова кожаная манжета, которая была на нем, когда я впервые увидела его в кафе, и выражение лица, которое я могу описать только как жуткое.
В то время как Крис весь потрескивает от напряжения и красноликой ярости, его руки сжаты в кулаки, а мышцы на челюсти дергаются, как сумасшедшие, Джеймс выглядит расслабленным. Все линии его тела расслаблены. Дыхание ровное. Он кажется совершенно спокойным... пока не посмотришь в его глаза.
Они такие же плоские и немигающие, как у кобры.
Я никогда не видела, чтобы человек выглядел настолько смертельно опасным.
Перед глазами промелькнула сцена из моего сна, та часть, где Джеймс спокойно улыбается перед тем, как нажать на курок пистолета и выстрелить в меня. Все волосы на моем затылке становятся дыбом.
Я громко спрашиваю: — Что здесь происходит?
Джеймс остается неподвижным и полностью сосредоточенным на Крисе, когда тот говорит. Его голос — холодный монотонный голос. — Твой муж не оценил, когда я постучал в твою дверь.
— Бывший муж. — Я вхожу в фойе, но оставляю дверь за собой открытой. Мои нервы настолько расшатаны, что я вся дрожу. Мой голос тоже дрожит, когда я говорю: — Кто не был приглашен, тот сейчас уйдет.
Крис бросает на меня свой свирепый взгляд. — Ты трахаешься с ним?
Я вижу, что Джеймсу не нравится, как Крис неуважительно со мной разговаривает, по тому, как его руки медленно разгибаются, как будто чешутся обвить вокруг шеи Криса. Но в остальном он сохраняет свою странную неподвижность и немигающий взгляд, глядя на Криса с холодной, рассудительной уверенностью хищника, который знает, что его следующая добыча находится лишь на расстоянии одного молниеносного удара.
Я бросаю сумочку на пол и подхожу ближе к ним, чувствуя свой пульс в каждой части тела. Я решаю обойти вопрос Криса, потому что а) это не его дело и б) если я скажу да, то имею четкое ощущение, что потом буду оттирать лужу крови с ковра.
Вместо этого я задаю свой вопрос. — Почему ты здесь?
— Я сказал тебе по телефону, — огрызается Крис с горящими глазами, — Я должен был знать, что ты в безопасности. — Он возвращает свой горящий взгляд обратно к Джеймсу. — И теперь я получил свой ответ.
Джеймс осматривает Криса с ног до головы. Слабый намек на улыбку играет в уголках его рта. — Думаю, мы оба знаем, что со мной ей безопаснее, чем с тобой.
Он произносит эти слова с чем-то подозрительно похожим на удовольствие, так, будто за этим стоит какая-то история, о которой я не знаю. Старое пари, которое было выиграно.
Внезапно я убеждаюсь в невозможном: Крис и Джеймс встречались раньше.
Оглядываясь туда-сюда между ними с растущим ощущением нереальности, я требую: — Одному из вас лучше рассказать мне, что, черт возьми, происходит. И я имею в виду прямо сейчас.
Все еще со своей слабой, самодовольной улыбкой, Джеймс говорит Крису:
— Давай. Скажи ей.
Крис практически вибрирует от ярости. То, что он хочет убить Джеймса, очевидно, но так много в этой ситуации остается загадкой, что мне трудно понять, что здесь вообще происходит.