Убийство Бабы Яги

– Дело у меня одно к воеводе Камню, а он, говорят, в избе до сих пор осмотр тела Бабы Яги производит, – залихватски сбил на бок шапочку Иван и снова запрыгнул на коня, бьющего от нетерпения копытами землю.

– Знаем мы твое дело. Снова служить проситься будешь, да пусто все. Не возьмет тебя Камень в армию, потому что сын ты боярский. Последний в роду Михаловых. Вот женишься и сыновьями обзаведешься – тогда другое дело. Батька твой тогда разрешит, – сыто улыбнулся Сума и зевнул, потягиваясь, после чего нехотя отступил в сторону, пропуская Ивана.

Гора даже не шелохнулся, ведь ему приказ был дан глаз с дороги не спускать, и исполнял он волю воеводы беспрекословно и крайне дословно.

Сума, пожав плечами, проводил взглядом боярского сына, скрывшегося за поворотом извилистой тропинки.

– Вот же неймется ему. Девок бы лучше щупал на рынке, – вздохнул Никита Святославович и снова лениво оперся на древко копья.

***

Дремучий лес расступился в стороны, обнажив лесную поляну – белесую плешь, по краю которой росло грибное кольцо.

Небо затянуло хмурыми тучами. В блеклом свете солнца Избушка на курьих ножках выглядела зловеще.

Во-первых, он была повернута к лесу передом, а к Ивану задом, во-вторых, в ней до сих пор по канону лежал покойник, которому было положено отлеживаться три дня и три ночи.

Над крышей избушки кружили и каркали вороны. Где-то в темном лесу завывал серый волк.

Не на шутку испугался Иван, боярский сын, когда, оглядев поляну, не нашел воеводу Камня. Что его кумир был здесь – определил безошибочно, ведь увидел на земле отпечаток его здоровенного сапога, каблук которого имел только одному ему присущий узор в виде утки в яйце.

Хотел было уже вернуться домой Иван Васильевич, да любопытство взяло верх – никогда не бывал он у Бабы Яги при жизни, решил хоть после ее смерти заглянуть в окошко ее хатки.

Спрыгнул он с коня, беспокойно водящего ушами, привязал вожжи к березке и, оглянувшись настороженно, на цыпочках подкрался к избе, словно ярмарочный вор к тугому кошелю купеческому.

Подпрыгнул, уцепился за деревянный резной обналичник избы и подтянулся боярский сын, ведь был не настолько хил, как о нем отец думал и молодцы в армии, ведь каждое утро начинал с зарядки и отжиманий от пола с тех самых пор, как решил воеводой стать.

На подоконнике сидел желтоглазый черный кот, толстый и ухоженный, с торчащими белыми усами, которого Иван издали не заприметил, поэтому испугался маленько – от неожиданности, ведь цвет шерсти кота сливался с потемневшими от сырости и времени бревнами Избушки на курьих ножках.

Кот уставился на боярского сына янтарными плошками, и был этот взгляд полон ума, достоинства и наглости, свойственной всем представителям этих мохнобрюхих.

– Пшел вон! Брысь! – шикнул на кота Иван Васильевич, яростно протирая закопченное стекло единственного окна избушки в надежде хоть что-нибудь рассмотреть.

– Вы здесь не на ярмарке, молодой человек. Негоже хамить старшему по званию, возрасту и чину, – ответил ему степенный мужской голос.

Боярский сын уже второй раз за день испугался, но виду не подал. Подумав, что ему это мерещится или злой дух какой его одолевает, продолжил он свою нехитрую работу.

– Такими темпами, молодой человек, вы выломаете окно и тем самым нарушите целостность Избушки на курьих ножках, тогда следствие будет подозревать вас в совершении преступления в отношении оного лица, лежащего сейчас под белой тканью на столе возле печки, а я буду проходить по делу как свидетель, и что хуже того, возможно, как соучастник данного преступления, поэтому немедленно прекратите свою глупую и бесполезную деятельность, – снова произнес все тот же мужской голос.

Иван посмотрел на кота, который как ни в чем не бывало продолжил умываться, сидя бок о бок с ним на подоконнике. Больше никого поблизости не было. Почесав затылок, боярский сын перекрестился.

– Вот же нечистая сила! Гиблое место здесь. Ум мой смущает, – произнес Иван, собираясь покинуть поляну как можно скорее от лиха и греха подальше, а также черта лесного и всей нечисти приблудной.

– У вас достаточно ограниченное мышление, молодой человек, – снова произнес загадочный мужской голос, который, как Иван теперь мог поклясться, исходил от черного кота, который изучал боярского сына прищуренным надменным взглядом, – вам следует получить хоть какое-нибудь образование, чтобы разуметь, когда с вами разговаривает достопочтенное и уважаемое лицо Тридевятого царства.

– Лицо, – усмехнулся Иван Васильевич и вдруг побелел, как полотно. – Это же кот! Да к тому же говорящий! – воскликнул боярский сын и чуть не свалился с подоконника. – Как же сильна здесь нечистая сила!

Кот передернул ушами и с сожалением посмотрел на боярского сына, ищущего под вышитой нательной рубахой увесистый серебряный крест на цепочке.

– Давайте прекратим этот фарс, молодой человек, – вздохнул кот. – Я профессор Баюн. И да, я кот. И да, я говорящий – на двадцати семи языках Homo Sapiens, в том числе на языках двухсот пятидесяти трех тысяч зверей и птиц.

– А я Михалов Иван Васильевич, – представился боярский сын, но кот его бесцеремонно перебил.

– Знаю я вас. Давно за вами наблюдаю, молодой человек. Интересуетесь расследованием загадочной смерти Бабы Яги, да к тому же владеете безупречной каллиграфией, в чем единственной и сильны. Предлагаю вам стать моим секретарем и помощником – временно.

Иван почесал затылок, выбив из-под шапочки лихо закрученный золотой лукон, и сверкнул голубым взглядом.

– Никак не могу, профессор Баюн. Ищу я воеводу Камня, чтобы переговорить с ним о моей службе в армии князя Владимира, да все застать никак не могу…

– Это не проблема, молодой человек, – снова деловито перебил его черный кот, потянувшись и зевнув, – я замолвлю за вас словечко перед воеводой. Мы с ним давние знакомцы, и долг у него передо мной имеется один неоплатный, поэтому дело это считайте уже решенным. Но сперва вы станете моим помощником на весь период расследования убийства Бабы Яги.

Боярский сын кивнул и пожал пушистую черную лапу коту, которую тот протянул Ивану не для скрепления договора, а для того, чтобы умыться, ведь чувствовал – гости сейчас в Избушку на курьих ножках пожалуют.

Глава вторыя

Долго ли, коротко ли сидел Иван Васильевич и кот, Баюном именуемый, в засаде возле куриных ног избушки за кустом малиновым, чтобы красный кафтан боярского сына и его шапочка, вышитая бисером и мехом отороченная, издали казалась ягодой диковинной, выросшей в нехорошем месте на погибель вражескую.

– Вскрывай избу, Алеша. Надо тело Яги на экспертизу доставить, – устало произнес голос, до боли знакомый Ивану, ведь так только один человек во всем Тридевятом царстве говорить мог – кумир его родной, воевода Камень.

– Слушаюсь! – бойко отрапортовал шустрый молодец, ровесник Ивана, бряцающий мечом при каждом шаге. – Только не по-христиански это, товарищ воевода. Должно тело покойника дома три дня и три ночи лежать, чтобы упырицей не обратилась ведьма старая. Потом ее только попами и крестным ходом сорокодневным усмирить можно будет.

– Ох! Не трави мне душу, Алеша. Не нравится мне самому дело это. От ратных подвигов глупостями отвлекают всякими. Не до обрядов мне, не до похорон: хазары к границам Тридевятого царства приближаются. Немерено их, как тараканов на поляне этой проклятущей. И такие же они нечестивцы поганые, как грибы тутошние, бледянками именуемые. Но приказ князя Владимира нерушим. Давай, снова поворотим избушку к нам передом, а к лесу задом, ведь без хозяйки она нам не помощница.

Боярский сын и кот Баюн вдруг услышали тяжелую поступь воеводы Камня, который при каждом шаге не то, что мечом бряцал, а горы сотрясал, а затем сапоги его увидели, металлическими змейками украшенные.

Хотел Иван Васильевич от восторга вцепиться в эти ножища и молить воеводу в армию его взять, но встретился с суровым взглядом кота, нервно постукивающим черным хвостом по ноге куриной, из-за чего та постоянно чесала ее у избушки.