Страница 8 из 40
Я попала туда, где меня изначально ненавидели, и я отвечала им полной взаимностью. Первые дни вообще походили на ад. Я не знала, куда мне ткнуться, куда пойти и где, и что спрашивать.
Ничья его девочка. У. Соболева
Смириться? Черта с два. Я не собиралась превращаться в его собачку, в его домашнего зверька. Мне казалось, что я еще что-то контролирую и могу что-то решать.
За мной следили более тщательно, постоянно под присмотром какого-то мерзкого головореза. Или головорезов. Просто они все на одно лицо. Огромные шкафы, лысые в черных костюмах. Не поймешь, где кто. Без возраста, без лица, без имени.
Шопен приходил только на уроки музыки. По долгу стоял в дверях, слушал. Иногда с закрытыми глазами. И в этот момент только за то, что ему все это нравится мне хотелось сфальшивить, мне хотелось как-то изувечить музыку, которая так удовлетворяла его. Но внутренний перфекционизм мешал мне. Мое постоянное стремление быть лучшей, сделать все на отлично играло со мной злую шутку. Я не могла допустить ошибку, не могла быть плохой ученицей, потому что это унижало меня в собственных глазах. Одно дело стоять на коленях перед Чудовищем, а другое пасть перед самой собой. Оттуда уже не подняться.
Поэтому играла я на все сто. Учитель был доволен как слон, видимо загребал бабки за прекрасное преподавание. Мне было все равно. Однажды, когда учитель ушел Шопен подошел ко мне сзади.
- Сыграй еще раз.
- Зачем?
- Ты сфальшивила в последнем аккорде.
- Этого не может быть!
- Сфальшивила! Играй!
Ни хрена я не фальшивила, он врет. Я сыграла безупречно, но если он хочет в этом убедиться я сыграю еще раз. Приподняла руки над клавишами… а потом вдруг передумала и повернулась к нему.
- Скажи…Шопен, что тебе на самом деле от меня нужно?
С тех пор как я пообщалась с Фредериком и около недели не могла сесть на задницу я немного поумнела, остепенилась и всячески пыталась показать, что я паинька. Но внутренний бунт никуда не девался и мне постоянно хотелось что-то натворить, как-то отомстить и вывести своего тюремщика из равновесия.
- А что мне может быть нужно от тебя? Что ты из себя представляешь, Лиза?
Вопрос обидный и ответа на него нет. Потому что у меня ничего нет и я пока из себя ничего не представляю.
- Вот это я и хочу понять.
- Не поймешь.
- Я не тупая!
- Никто не сказал, что ты тупая. Просто не поймешь. Даже не в силу возраста, а просто потому, что тебе не дано.
И это тоже обидно, аж скулы свело. Захотелось ответить.
- Значит ты все же маньяк!
- Если тебе так нравится – пусть я буду маньяком.
- Я не знаю твоего имени.
- Меня устраивает то, что ты знаешь.
- Я не буду играть. Мой урок окончен!
- Будешь!
- Чего это?
- Потому что я разрешу тебе погулять и поиграть с собаками.
Сердце радостно подпрыгнуло, и я буквально засветилась в надежде. Потому что несколько месяцев сидения взаперти в этой комнате сводили с ума, я ощущала себя в клетке, ощущала так будто меня лишили воздуха…А еще собаки. Они мне нравились, и Шопен это понял. Проклятый манипулятор. Именно этим и пугал, он мог прочесть человека без усилий. Этот пронзительный взгляд его светлых голубых глаз казалось прожигал насквозь как рентгеновский луч.
- Правда?
- Правда! Запомни, маленькая, я никогда не лгу. Мое слово – закон.
И это внушало невольное уважение, потому что я знала – он и правда не врет. Ощущала интуитивно, что человеку с его властью и возможностями предоставлена такая роскошь – не лгать. Ведь ему не нужно выживать, выкручиваться. Я сыграла. На отлично. Без единой ошибки и точно знала, что ему понравилось.
- Я возьму для тебя другого учителя. Потому что этот слишком мало дает, а ты идешь вперед семимильными шагами.
Но гулять меня никто в тот день не выпустил и к собакам не допустил. Я обожглась и ошиблась, потому что Шопен соврал.
- Ты же сказал, что не лжешь!
- Я не лгу. Разве я уточнил когда?
- Ты сказал…сказал!
- Прогулки надо заслужить!
- Я заслужила! Я дела все что ты скажешь!
- Ни хрена! Ты делаешь вид, что делаешь!
Это была адская тихая ненависть и желание убить. Впервые в жизни мне хотелось кого-то убить. И это был Шопен. Мне даже снилось по ночам как я его убиваю. Это стало навязчивой идеей.
И мой воспаленный, доведенный до отчаяния мозг придумал как это сделать. Шопен все превращал в ритуал. Завтраки, обеды, ужины. Неизменно в столовой, за сервированным столом. Музыка, изысканные приборы и…всегда свежие фрукты, а на тарелке с фруктами обычно лежал нож. Небольшой, но довольно острый. Вот его я и припрятала.
Завтракали мы всегда вдвоем, потому что Шопен жил один. По крайней мере я никого больше с ним не видела. Меня сажали за стол, и я должна была исполнить ритуал: положить на колени салфетку, взять правильно нож и вилку, не тянуть с чашки со звуком, не чавкать и мои волосы неизменно должны быть собраны и не висеть в тарелку.
За это время я черт знает сколько раз оставалась без еды за нарушение правил. Так что пришлось их выучить.
- Я хочу выйти на улицу!
Сказала и ковырнула яичницу в тарелке.
- Я разве разрешал тебе говорить? За столом мы молчим!
Моя ненависть достигала той отметки, когда терпеть совершенно невозможно, когда все гормоны, весь адреналин поднимаются внутри с такой силой, что вот-вот будет цунами.
- Я сама себе разрешила!
Резко поднял голову от газеты и посмотрел на меня своими белесыми глазами. Черт, ну какой же он страшный…но почему-то взгляд от его лица трудно отвести. Есть в нем что-то притягивающее и отталкивающее одновременно. В моей руке сверкнул нож и я не стесняясь показала его Шопену.
- Мой отчим учил меня метать ножи. Я попаду тебе между глаз, а потом сбегу через окно!
Я ожидала, что это озадачит ублюдка, но он лишь рассмеялся.
- А ты я смотрю все же дура.
- Замолчи! Я правда прекрасно метаю ножи!
- Ну так давай! Может быть это твой шанс. Убьешь меня, сбежишь, окажешься на улице. Рано или поздно сдохнешь с голода, тебя изнасилуют, изобьют, продадут в проститутки на вокзале или в притоне.
- Лучше так, чем в твоей тюрьме.
- Значит и правда дура. Ну давай. Если взяла в руки оружие, то всегда используй. Или не бери если не уверена. Не разочаруй меня окончательно. Бросай! Ну!
И я бросила. Реально метнула в него нож, только он поймал его на лету, вспоров ладонь. Я тут же бросилась прочь, а он за мной, несмотря на хромоту. Догнал где-то около двери.
- Сука! Тупая!
Скрутил в бублик, зажал, придавливая к себе и пачкая своей кровью. Сжимая обе мои руки своей лапищей так что кости хрустели.
- Одним шрамом больше, Лиза…А ты будешь наказана. Я говорил меня слушать? Говорил, что я здесь твой хозяин и меня надо уважать?
- Или к черту!
- Я сам черт, маленькая!
Рычит, скручивая меня сильнее, хватая за затылок и унизительно склоняя прямо к полу.
- Я все равно сбегу! Я все равно убью тебя! Я тебя ненавижу!
- Прекрасные, острые эмоции. Хоть кому-то на меня не наплевать!
Приоткрыл одной рукой дверь и так и провел меня через коридор, мордой почти в пол, скрученную в букву «зю», зашвырнул в мою комнату и прежде, чем закрыть дверь сказал:
- В следующий раз я отрежу тебе за это палец! Сама выберешь какой!
В тот день меня выпустили на улицу…Впервые.
- Так что это означает, Лиза? Ты прочла «Вишневый сад» и ничего не поняла?
- Ничего не означает. И не твое дело, что я поняла!
Огрызнулась я, понимая, что вопрос с подвохом. А мне не нравилось чувствовать себя тупее его. А я была тупее. Младше намного, тупее, неопытнее и… еще жальче. Точнее он был весь полон превосходства, а я была невероятно жалкая. И всегда, когда он говорил со мной я ощущала это превосходство. Копается во мне, изучает, лезет в мою голову, проникает в нее до корешков. Всегда хотелось сбросить, хотелось ощутить себя хотя бы в какой-то мере умнее его…Но я не могла не признать, что мне с ним интересно. Потому что он много всего знал. Не было вопроса, на который Шопен не ответит, притом ответит так, что ты ощутишь себя тупой мошкой, способной только жужжать. Я признала его силу. Признала, что он справится с любой моей выходкой и я слабее. А значит должна подчиниться, склониться перед сильнейшим. И нет, дело не в физической силе. Нет. Отчим и мачеха были такими же сильными, могли избить, могли оставить голодной. Все это я уже проходила. Нет…Шопен был сильнее меня морально. И если я дуб, то он гранит.