Страница 36 из 40
- Ну пусть попробует.
- Шаганов ему покровительствует. Обстановка нестабильная. Все очень шатко. Может произойти второй переворот…ты сам понимаешь.
- Кабан, перестань нагнетать. Следим за рынком, следим за конкурентами. Кишка тонка нас под себя загрести. Ему бабла не хватит. Смотри…
Подвинул к нему карту.
- Узнай, как мне снести вот эту рухлядь. Я здесь постою огромнейшую заправку-супермаркет. Крот от зависти отгрызет себе яйца. Пробей мне все каналы поставки продуктов, алкоголя и курева. И еще…меняем название бренда – теперь мы называемся ЛВ.
Я чувствую, как на моем лице расцветает улыбка, я не просто счастлива, меня буквально слепит от этого счастья.
- ЛВ?
- Да. Коротко и лаконично. ЛВ.
- Окей. Но я бы на твоем месте все же трезво оценивал опасность исходящую от крота.
Когда он ушел я взвизгнула и бросилась Шопену на шею. Он засмеялся и обнял меня за талию.
- Довольна да?
- Да!
- Круто придумала, маленькая. Мне понравилось.
- Бери меня чаще к себе. Я много чего придумать могу.
- Если я буду почаще брать тебя к себе, то это закончится только тем, что я буду брать тебя, а не работать.
И поцеловал меня, а я жадно впилась в его губы, наслаждаясь этим поцелуем всеми фибрами своей души.
Всю ночь мы трахались как осатаневшие под утро у меня болела промежность от натертости и было больно сходить в туалет, на моем теле остались засосы, а соски превратились в багровые вишни от укусов и поцелуев. Но я была счастлива. Я буквально сочилась этим счастьем. Под утро Шопен все же отправил меня к себе. Не забыв предупредить вкрадчивым голосом:
- Если ты проболтаешься Тане, если хотя бы намек, хотя бы один твой взгляд что-то выдаст я сдеру с тебя кожу живьем и отдам твое мясо собакам, маленькая. И это не преувеличение.
Я сделала вид, что меня это ни капли не задело, но на самом деле все же где-то внутри начало скрести и очень больно, он заботился о моральном состоянии своей сучки и она все же остается для него на первом месте. Диван задвинули, унесли грязное белье. Слуги будут молчать я в этом совершенно не сомневалась. Они скорее откусят себе язык. Потому что здесь царство Шопена. Они все боятся и боготворят его, и я думаю он набирал этот штат годами.
Телка приехала в прекрасном настроении, она притащила всем подарки, как и всегда, выглядела сногсшибательно, постриглась еще короче и постоянно что-то говорила. Без умолку. А у меня звучали слова Шопена в голове и прокручивались снова и снова. Но я была б не я если бы не поиграла в свои игры. Пусть она его жена, пусть она имеет права в этом доме, но все эти дни ее муж трахал меня, испачкал меня всю своей спермой и называл своей девочкой. А на ее голове выросли ветвистые, закрученные рога. И я не могла не отпускать какие-то незначительные и легкие намеки, какие-то вещи, которые понимал только Шопен и сатанел от злости, сверля меня взглядом.
- Я соскучилась по вам. Все время думала о том, как приеду, как подарю вам подарки. Я объездила весь Париж прежде, чем нашла для тебя подарок, Лизочка.
Лизочка. Какой ужас! Так меня никто и никогда не называл, от одного этого «чка» сахарно свело скулы.
- Спасибо. Мы тоже очень скучали по тебе, Танечка, буквально с ума сходили, да?
Я посмотрела на Шопена и отправила холодец в рот. Наготовили как на Новый Год. Как будто не Телка приехала, а Рождество настало.
- Да, сходили с ума.
Подтвердил Шопен и предупреждающе посмотрел на меня.
- Поужинаем и раскроем подарки, очень хочу, чтобы вы все осмотрели. Рассказывайте, что делали? Как прошли эти несколько недель?
- Я училась, Шопен работал. Вот вчера показал мне свой офис.
- Да? – глаза Телки округлились от удивления, - Виктор взял тебя с собой в офис?
- Угу.
- Меня никогда не брал, говорил, что мне там нечего делать.
Она улыбнулась, а я злорадно подумала, что она даже понятия не имеет, что именно там можно делать и как.
- Лизе было скучно, и я решил показать ей свой офис. Но да, вам там нечего делать.
Потом мы смотрели подарки. Она купила мне какое-то ужасное розовое платье от Шанель, кучу косметики и какие-то душные духи, а Шопену привезла несколько рубашек. Я бы назвала их цыганскими и совершенно безвкусными и по взгляду Шопена поняла, что он тоже не в восторге.
А потом…потом они отправились к себе…
Глава 20
Да… он меня пометил своими руками и губами, но не взял, и сам ничего не получил. Я боялась спросить почему и не смогла бы этого сделать. Я была слишком потрясена, и моя наивная душа рисовала розовые картинки того, что будет завтра, перемен, рисовала его любовь ко мне… как в кино, как в книгах …
Надо было представлять себе кошмары… потому что его любовь не имеет ничего общего с девичьими грезами. Его нежность мимолетна, как и вспышка молнии. Он ушел в ванну, потом вышел оттуда уже с сотовым в руках. Пока говорил, застегивал штаны, ремень, набросил пиджак и поправил у зеркала воротник рубашки. Когда вышел из номера, я думала, что он вернется. Ждала… долго. Час. Два. Три. И под утро уже рыдала в ванной, понимая, что он уехал, не сказав мне ни слова и даже не попрощавшись. Я, как была для него никем, так никем и осталась. Он лишь показал мне, какую власть имеет над моим телом и мое место в его жизни. Захочет – приласкает, а захочет – исполосует ремнем. Но ни на что больше я рассчитывать не могу.
Ненавижу его! Проклятый равнодушный монстр! Как же я его ненавижу!
Ничья его девочка. У. Соболева
Я хотела не прислушиваться. Очень хотела. Но не могла. Вся, вытянувшись в струну я слушала. Напряженная всем телом, с отхлынувшей от лица кровью, сжимая руки в кулаки я смотрела впереди себя и слушала. Но в их спальне играла музыка. Шопен. И больше я ничего не могла разобрать. Так и уснула, сама не заметила каким образом получилось отрубиться и забыться сном. Мне снилась Телка. Я резала ее ножом, навалилась сверху и рубила, удерживая нож обеими руками, как какой-то маньяк. Штрикала им хаотично во все части ее тела и на меня брызгала ее теплая кровь. Во сне мне нравилось. Я даже облизывалась. Разбудил звук открываемой двери в их спальне. Спала я все же чутко. Послышались легкие шаги. Героиня моего сна-ужастика пошла в туалет. Я немного огорчилась, что в реальности не могу ее убить. Ну я не убийца при всем моем цинизме. Я соскользнула с кровати и чуть приоткрыла дверь, прислушиваясь. Дверь закрылась, и я услышала сдавленные рыдания. Этот звук оказался лучше любой музыки. Нет, я не отличалась эмпатией, я не испытывала к людям жалости и сочувствия, наверное, потому что жалость – это самое мерзкое чувство, которое вы можете испытывать к человеку. Жалость ничтожна, она унижает. Хотя, Телку мне не было жалко никогда, и я не испытывала к ней никаких эмоций, кроме ненависти и ревности. А еще этого ощущения ее ненужности, ее какого-то совершенно непонятного присутствия. Я не могла понять зачем она нужна Шопену, но у меня были на этот счет свои соображения. Скорей всего дело в ее семейке. В ее отце. Он зачем-то нужен Шопену, он может быть ему полезен. А еще телка вся из себя аристократка, изысканная, воспитанная. Такая подходит ему…подходила. Разве сейчас я хуже ее?
Какое-то время я еще слушала как она рыдает, а потом уснула самым крепким сном. Мне было абсолютно насрать почему Татьяна выбежала из спальни и заливается слезами.
Я проснулась около десяти утра, потянулась в постели, приоткрыла глаза и увидела в дверях Шопена. Он облокотился о косяк двери и смотрел на меня. Смотрел тяжелым, свинцовым взглядом от которого у меня по коже побежали мурашки. Я сладенько потянулась. Совершенно голая. Позволяя одеялу соскользнуть с груди и обнажить ее полностью.