Страница 11 из 31
Глава 7
Глава 7
Пожалуйста, посмотри так на меня вновь. Пожалуйста, произнеси мое имя ещё раз. Пожалуйста, пусть все это будет кошмарным сном.
Пусть я открою глаза и увижу, что все, что было в течении этих двух лет лишь дурацкий морок.
Пусть ты заворчишь на меня, что я захапал себе все подушки. Улыбнёшься и скажешь, что я храпел под утро. Поцелуешь меня, а я сгребу тебя в объятия, радуясь, что жизнь удалась.
— Тебе придется начать говорить и задавать свои вопросы уже сейчас, Буров. Между состоянием "терпеть тебя рядом с собой" и "ненавидеть ещё больше" я выбираю последнее.
Катька останавливается рядом со мной, обжигая своим теплом и окутывая запахом в котором слышится аромат персиков.
— Мне все равно, как ты будешь чувствовать себя весь остаток пути, потому что тебе было также индифферентно на меня все это время.
Она говорит, что ей плевать, а я все ещё молюсь и прошу, чтобы это все закончилось.
Я хочу быть с ней, целовать ее и ловить дыхание. Мне не все равно. Никогда не было так. И слова, что я говорю ей правда. Только сейчас я понимаю, что все эти вопросы, что были в моей голове заменяли одну фразу "я ужасно скучал и тосковал по тебе, Катюш". Но правда такова — она не станет моей до конца пока я не расскажу ей всё, пока не обрисую ей реальность, в которой живу и не поведаю о тех ошибках, которые совершил.
— О чем я думаю? Скажи о чем я должна думать, кроме как о том, что ты вместо того, чтобы жениться на мне, бросился спасать свою бывшую девушку? Спас? Вытащил? А что не женился?
Я смотрю на бледную и в тоже время разъяренную Катьку. Ей должно быть все равно, как думалось все это время. Но это не так.
— Мама просила за Янку и я не смог отказать ей, — говорю я, ощущая стыд. — Тебе ничего не сказал, потому что знал, что увижу то, что наблюдаю сейчас.
Впервые, мне стало неловко за все то, что являлось мной долгие годы.
Зачем нужно было слушать родительницу в тот день, а потом и делать то, что не касалось ее напрямую?
Незачем, но есть это и ещё кое-что, что я уже не могу выкинуть из этого уравнения.
— Ты, Буров, сволочь, — говорит Катька, откидываясь на спинку кресла и закрывая глаза. — Ни одна причина не могла быть такой же достойной, как эта.
Она делает глубокий вдох, выдыхает ртом и молчит какое-то время.
— Ты хотел спросить у меня что-то? — спрашивает Ветрова, приоткрыв глаза.
Всё-таки она изменилась за прошедшие годы. Похорошела, но стала другой — менее беззаботной, чем прежде.
— Нет. Это уже не важно.
— Почему?
К нам подходит стюардесса и просит занять свои места.
— Я уже получил все ответы, — произношу я, занимая место Ветровой возле любопытной тетки.
Терпеть не могу, когда суют свой нос в чужие дела даже если интерес праздный. Жизнь так устроена, что никогда не знаешь откуда прилетит очередная оплеуха.
— Больше не хочешь знать ответ на вопрос: а почему же я такая дрянь? — спрашивает Ветрова, повернувшись ко мне лицом. — Больше не нужно знать тебе, как мне удалось обвести тебя вокруг пальца?
Смеётся надо мной. Провоцирует. Зачем?
— Нет, — бросаю я, злясь на себя. — Разобрался уже.
— Скажешь кто подтолкнул тебя в правильном направлении?
Я кошусь на Катьку, уже догадавшись, что она связалась с сестрой. В ее вопросе слышится эхо слов Александры. Она сказала нечто похожее.
— Списалась с сестрой?
— Нет, Буров, — вздыхает она, перевернувшись на бок. — Я просто немного знаю тебя.
Катька прячет лицо в лацкане моего пиджака, что так и висит на спинке кресла, на котором она сидит.
— Ты веришь в то, что знаешь людей, плохо относишься к тем, кто предал тебя и обязательно мстишь им.
Она знает, что в моих правилах есть исключения — это дети, женщины и старики. Напрашивается на признание? Серьезно? Так просто?
— А ты, можно подумать, хорошо относишься к моральным уродцам? — усмехаюсь я, повернувшись к ней.
— Плохо, но я и не приезжаю к ним, чтобы шантажировать записями там, где они без одежды.
Я достаю смартфон, открываю галерею и удаляю запись, перед этим дотронувшись до пальцев Ветровой, чтобы она открыла глаза и проследила за моими манипуляциями с видеозаписями.
— И уж тем более не вынуждаю их тереться лицом у меня между ног, — говорит Ветрова, больше никак не прокомментировав мои действия.
Почему я думаю о сексе именно сейчас, а не тогда, когда для этого были все условия? Я бы заставил ее стонать, довел бы до такого состояния, что она уже бы не могла злиться и говорить гадости, я бы спросил и получил ответы от нее, а если бы не поверил, то смог бы убедиться во всем позже, вновь вернуться и ахать до изнеможения.
— Если это предложение, Ветрова, то можешь снимать сколько хочешь, — говорю я, прогоняя очередное соблазнительное видение с ее участием. — Мне по барабану кому ты отошлешь это.
— Хорошая попытка, Буров, но нет.
Я поднимаюсь, чтобы найти взглядом стюардессу и кивнуть ей, подзывая и прося принести плед.
— Не надо заботиться обо мне, — говорит Катя, когда я укрываю ее.
Энергия в конце концов покинула ее, забрав напряжение и расслабив мышцы лица. Ещё немного и она вновь станет похожей на девчонку из соседнего двора.
— Ты так и не сказал мне, как нашел меня в аэропорту.
— Позвонил одному знакомому, работающему во Внуково. У него есть доступ к спискам пассажиров на всех рейсах. Потом ещё раз. Так пока не нашел тебя в салоне. Кать?
Я вздыхаю, решаясь рассказать вторую часть этой истории, а потом уже добраться до третьей.
— Кать, прости меня.
Говорю, а сам провожу по ее плечу, накрытому мягкой тканью вишнёвого цвета.
— Прости меня за все то, что я сделал, сказал и за то, что не позвонил. Я злился и на тебя, и на себя. Больше на себя конечно. Не верил, что что-то подобное может произойти со мной.
Катька не отвечает. Только глубоко вздыхает в ответ. А я решаюсь, в конце концов разозлившись на себя.
— Я же Буров! — усмехаюсь, осознав, как на самом деле выглядит шлепок о грешную землю.- У меня все под контролем и люди правильные вокруг меня.
Столько друзей, но только никто из них не позвонил и не сказал, что были на свадьбе и видели плачущую невесту.
Пожалуй, Образцову маловато досталось. Надо было вломить ещё, чтобы он точно обратился к стоматологу и не ограничился одними лишь винирами.
— Я переспал со Смородиной.
Все получилось, как нельзя мерзко в ту ночь. Я напился перед вылетом, чтобы хоть как-то снять напряжение прошедших месяцев. Ей-Богу, в Кейптауне было все, что можно было только "пожелать", чтобы сломать человека и вынудить его делать что-то чего он не хочет.
Мне повезло не сломаться в камере и не отписать им все, но я потерял бдительность в номере, не ожидав подставы со стороны Янки.
— Я не хочу оправдываться, Ветрова, — произнес я,им невероятной тяжестью на душе. — Но у меня не было мысли ахать кого-то кроме тебя.
Это все равно звучало, как оправдание. Я знал это, потому что однажды сам попал на такие слова и надо думать, что не поверил в это. Сейчас же было тоскливо, потому что седалищный нерв предрекал скорый Рагнарёк.
— Да, блин! — выдохнул я, приподнявшись на месте, чтобы взглянуть на молчащую Ветрову.
Хотелось увидеть хоть какие-то эмоции — слезы или шок, но не то, что она уснула, вероятно, задолго до того, как я начал говорить что-то.
Мне предстояло пройти этот круг ада вновь.
Заплатить за скупые мужские сантименты, гордость и трусость, которая били в голову в течение этих лет.
Кто, как не они мешали взглянуть правде в лицо? Кто, как не они не давали мне приехать к ней раньше? Расспросить друзей, вместо того, чтобы довольствоваться малым?
— Поговорил, рассказал, признался, — произнес я, наговаривая голосовое сообщение для психологини. — И знаешь, что Резкая?
Я вздохнул, заперевшись в туалете, и ещё раз сверился с ощущениями.