Страница 8 из 170
Но очень скоро появившееся различие условий привело к разной скорости исторического развития. В зависимости от благоприятных условий неолитическая стадия изживалась быстрее или задерживалась местами до XVIII в., как, например, на Камчатке.
Раньше всего на интересующей нас территории типичное неолитическое хозяйство начало изменяться в районе Трипольской культуры на Среднем Днепре и Днестре[76]. Эта земледельческая культура, сочетавшая земледелие со скотоводством, находилась в тесной связи с южными высокими культурами средиземноморского круга.
Важным этапом в расслоении единой неолитической культуры Восточной Европы явились развитие скотоводства и появление металла. Правда, открытие меди и бронзы не привело здесь к столь бурному и быстрому расцвету культуры, какой наблюдается в областях древнейшей цивилизации, но в эпоху бронзы происходит обособление отдельных хозяйственных районов. Особое значение приобретает наличие или отсутствие металла, а также и различие условий обмена.
Месторождения меди, использовавшиеся в древности, почти все лежат за пределами земель, связанных в историческое время со славянами[77]. Искусство обработки меди, хотя и не связано полностью с местами залегания руды, но тоже локализуется в районах этих залеганий или в районах благоприятного обмена.
Важную роль в эпоху бронзы начинает играть деление на лесные и степные области. Различие между ними не только в том, что в степи облегчено развитие скотоводства, но и в том, что скотоводы-конники имели возможность передвигаться на большие расстояния. От Венгерской долины до Забайкалья и Орхона простиралось огромное степное море, на южном «берегу» которого были расположены древнейшие мировые цивилизации Месопотамии, Средней Азии, Индии и Китая, а на северном-многочисленные и разнородные племена лесных охотников и рыболовов. Восприняв искусство обработки металла у южных соседей, степняки-скотоводы, обладавшие богатыми залежами медных и оловянных руд (степи Донца, Южный Урал, Казахстан, Алтай), легко осуществляли обмен в пределах этого «степного моря». Судя по бронзовой индустрии, Енисей был связан со Средней Волгой, а Поволжье, в свою очередь, с Днестром и Дунаем.
Легкость обмена и культурных связей восточных и западных степей привела к тому, что уже в предскифскую эпоху сложилось известное культурное единство, усилившееся в скифское время. Северные лесные земли (в том числе и будущие области восточных славян), отдаленные от древнейших культурных центров, находились в менее благоприятных условиях для развития собственной металлургии: своего металлургического сырья у них не было, а древние пути обмена почти не выходили за пределы «степного моря», скользя вдоль северных его берегов. Поэтому археологические культуры лесной полосы эпохи бронзы по сути дела являются культурами неолитического типа, так как количество бронзового инвентаря у них ничтожно. Значительная часть этих охотничье-рыболовческих племен объединена таким характерным признаком, как керамика: большая часть Восточной Европы покрыта в это время поселениями с так называемой «ямочно-гребенчатой» керамикой.
К концу бронзовой эпохи часть археологических культур Прикамья, Поволжья и степей оказалась густо насыщенной уральской, кавказской и сибирской бронзой (культуры абашевская, сейминская, хвалынская, северокавказская, киммерийская). В степях не только, широко расходились готовые изделия, но почти повсеместно существовала обработка бронзы путем литья в жестких литейных формах и в пластичных формах по восковой модели.
Интересующие нас области остались в стороне от этого массового овладения технологией бронзы. В более благоприятном положении оказалась лишь южная окраина нашей территории, обращенная к степям. Именно здесь, на пограничье двух миров, могла создаться более высокая культура. К такому пограничью относились Волынь, Среднее Приднепровье с Посемьем, Верхняя Ока и островок «опольщины» на Клязьме. Крупные исторические сдвиги могли произойти только с появлением нового господствующего металла — железа.
Скифская эпоха отмечена, во-первых, установлением современного климатического режима (т. е. наступлением леса на степь и превращением части степного пространства в лесостепь) и, во-вторых, массовым переходом к обработке железа. Правда, в районах, богатых медью (Приуралье, Верхний Енисей и др.), переход к железу произошел на несколько столетий позднее, но для населения среднерусских областей открытие нового металла было единственной возможностью окончательно перейти в век металла и догнать своих более счастливых соседей.
Население впервые появляющихся в эту эпоху укрепленных поселков (городища дьяковской и сходных с ней культур) знакомо уже с примитивной обработкой железа в домашних очагах. Чрезвычайно важным является вопрос о металлургическом сырье. Как видно было выше, многие историки хозяйства отрицали возможность выработки железных изделий даже для X–XII вв. н. э., считая, что все железные вещи покупались русскими у иностранных купцов. Одним из аргументов являлась ссылка на удаленность месторождений железа от русских областей. Естественно, что подход к древнему производству с мерками современной нам крупной промышленности не может дать точных результатов. Первые металлурги, варившие железо в очагах и сыродутных горнах, вполне удовлетворялись теми незначительными, но повсеместными запасами сырья, которыми современная промышленность пренебрегает, а карты полезных ископаемых просто не отмечают.
Мною специально для опровержения взглядов сторонников торговой теории составлена карта распространения болотных, озерных и дерновых железных руд в Восточной Европе (рис. 1). Оказалось, что русская равнина располагала огромными по тем временам запасами доступной и удобной для обработки железной руды. Интересно отметить, что главная масса болотных железных руд залегает именно там, где отсутствует медная руда. Роли областей как бы переменились — область наиболее интенсивного залегания железных руд совпала с лесной полосой; степь в этом отношении оказалась обездоленной. Такая перемена ролей должна была еще решительней выдвинуть на первое место пограничные лесостепные районы, располагавшие собственной железной рудой и возможностью получения привозной меди и олова.
Рис. 1. Распространение железных руд (болотных, озерных и дерновых) в Восточной Европе. Наиболее насыщенные рудой области заштрихованы гуще.
К выгодам лесостепного пограничья нужно причислить также наличие пригодного для земледелия чернозема лесных островков, укрывавших земледельцев от степных кочевников, и близость скотоводческих областей, позволивших перейти здесь к вспашке земли при помощи коня или вола. На рубеже двух миров охотники переходили к скотоводству и земледелию, а кочевники оседали на земле и тоже занимались ее обработкой. Встреча степняков с земледельцами нередко кончалась завоевательным опустошением, но дважды в истории симбиоз этих двух культур дал яркие положительные результаты: в первый раз — в скифскую эпоху, а во второй раз накануне сложения Киевского государства в VIII–IX вв.
Контуры расселения славянских племен IX в., наложенные на карту Восточной Европы скифского времени, охватят две совершенно различных области: обширную северную, лесную, с примитивным хозяйством дьяковских городищ, и небольшую южную, лесостепную, с высокой культурой богатых скифских курганов и огромных городищ типа Бельского[78].
Курганы скифов-пахарей располагаются двумя обширными областями по берегам Среднего Днепра. Правобережная область курганов VI–IV вв. до н. э. идет от Киева на запад до водораздела с Бугом и на юг за Рось — к Чигирину и Умани. Левобережная область соприкасается с Днепром только в одном узком районе устья Суды, а основной ее массив лежит в стороне от Днепра на Сейме, Суде, Среднем Псле и Средней Ворскле. Если сопоставлять эти скифские области с позднейшими славянскими, то правобережная совпадает с размещением полян и уличей (до переселения их на юго-запад), а левобережная (кроме южной части) — племени северян[79].
76
Т.С. Пассек. Исследования трипольской культуры в УССР за 20 лет. — «Вестник древней истории», 1938, № 1, карта; Е.Ю. Кричевский. Мезолит и неолит Европы. — КСИИМК, Л., 1940, вып. IV.
77
Э.И. Эйхвальдт. О чудских копях. — ЗРАО, СПб., 1856, т. IX, вып. 1; А.А. Иессен. Древнейшая металлургия Кавказа и ее роль в Передней Азии. — III Международный конгресс по иранскому искусству и археологии, М.-Л., 1939, карта на стр. 93; А.П. Круглов и Ю.В. Подгаецкий. Родовое общество степей Восточной Европы, М.-Л., 1935, стр. 156; В.А. Городцов. Результаты археологических исследований в Бахмутском уезде, Екатеринославской губ. в 1903 г. — «Труды XIII Археол. съезда», М., 1906, т. I, стр. 245; Н.Н. Гурина. Неолитические поселения на северо-восточном берегу Онежского озера. — КСИИМК, Л., 1940, вып. VII; А.С. Федоровский. Доисторические разработки медных руд и металлургия бронзового века в Донецком бассейне. — «Воронежский историко-археологический вестник», 1921, № 2.
78
См. карту в статье А.А. Спицына: «Курганы скифов-пахарей». — ИАК, СПб., 1918, вып. 65, стр. 87.
79
Во избежание могущей произойти неясности, считаю необходимым оговориться, что сравнение различных эпох с эпохой существования славянских племен отнюдь не означает полного отождествления населения Восточной Европы всех времен с позднейшими славянами.
Полагаю, что формирование славянских племен представляет автохтонный процесс без существенных переселений и колонизаций (кроме степной полосы). В биологическом смысле славяне VIII–IX вв., может быть, и являются потомками скифов и населения дьяковских городищ (этим объясняется преемственность некоторых элементов культуры). Установлению единства славянской культуры предшествовало много различных внутренних сдвигов в развитии восточноевропейских племен, которые и привели, в конце концов, к появлению славянской стадии сначала в Приднепровье (III–IV вв.), а затем и в северо-восточных областях (VI–VIII вв.).