Страница 157 из 159
86
Впечатления Плеханова от Скрябина и Татьяны Федоровны мы найдем в воспоминаниях его супруги, «двойной» портрет в ее изображении несколько «сладковат», но в нем сказано, в сущности, о той же «простоте и ясности» Скрябина: «Мы были от обоих в восторге. Тонкое, почти женственное, одухотворенное лицо Александра Николаевича с наивно мечтательными глазами, в которых отражался целый мир звуков и мелодий, и рядом Татьяна Федоровна, грациозная, небольшого роста, с симпатичным грудным голосом, мягкими манерами, красивым живым лицом, производили чарующее впечатление».
87
Морозова вспоминает о Скрябине в Больяско: «Он не любил природу саму по себе, как и литературу, он не жил этими впечатлениями, так как он был целиком захвачен космическими темами». Вернее было бы сказать, что в это время внутренняя жизнь Скрябина, то есть его творческая жизнь, намного мощней жизни «внешней». Потому и внутренний его мир «заглушает» внешние впечатления.
88
Есть и свидетельство Стравинского, что Скрябин хотел поставить эпиграф из «Интернационала»: «Вставай, проклятьем заклейменный…» По-видимому, это искаженное воспоминание: к Скрябину Игорь Федорович чувствовал антипатию и потому запоминал не «детали», но «общее впечатление»: эпиграф из всем известной революционной песни.
89
У Энгеля фраза Плеханова звучит иначе: «Так это Вам, Александр Николаевич, мы обязаны тем, что сегодня такое голубое небо, такое яркое солнце?! Спасибо, спасибо».
90
В 1910 г. у него появится собеседник-философ, Б. А. Фохт, обладавший и навостренным «ухом», который подтвердит: те идеи, которые Скрябин запечатлевал в музыкальных темах, выражены в музыке с редкой точностью и убедительностью.
91
Об этом ведь и свидетельствует Неменова: Скрябин рассказывал о «Поэме экстаза», «об элементах не только музыкальных, легших в основу этого произведения», — то есть и о самой музыке, и о насыщении ее музыкальной ткани философией.
92
В самооценке он был, быть может, чересчур самонадеян. Чуть позже, в письме Морозовой, он бросит: «А вот будет время, милая Маргарита Кирилловна, когда каждый человек (нс друг), для того чтобы услышать одну паузу из моих творений, будет скакать с одного полюса на другой…» Если бы он мог заглянуть в будущее, то увидел бы: эпохи его «царствования» будут сменяться временами «частичного забвения». Сама «экстатичность» главных его произведений подходит далеко не ко всем историческим периодам: есть времена подъема, в которых звенят мотивы его «Поэмы экстаза», но случаются и времена апатии, общей усталости, времена, бездарно равнодушные к музыке Скрябина. Но историческая «слепота» Скрябина вытекала из его главной идеи с неизбежностью: он писал именно музыку «последних времен» человечества, пренебрегая другими историческими эпохами.
93
Ор. 48.
94
В воспоминаниях Прокофьева мы встретим замечательное признание Лядова, слова, которые он «вдалбливал» своим ученикам, говоря о других композиторах: «Из современных самое чистое голосоведение у Скрябина. Только… только в некоторых последних опусах он забрался в такие дебри, что я просто отказываюсь в них разбираться». — Смесь самой высокой оценки с крайним неприятием скрябинских «новшеств».
95
Оссовский А. В. Избранные статьи, воспоминания. Л., 1961. С. 343.
96
О 70 франках говорит и Скрябин в письме Морозовой от 27 августа (9 сентября) 1906 г. По всей видимости, именно эту сумму композитор «заработал» своим концертом.
97
Гнесин М. Ф. Из записной книжки / Музыкальная жизнь. 1958. № 2. С. 21.
98
Гнесин М. Ф. Воспоминания о Скрябине. РГАЛИ. Ф. 2954. On. 1. Ед. хр. 204.
99
Дроздов А. Воспоминания о А. Н. Скрябине // Советская музыка.
1946. № 12. С. 71.
100
Ре-диез минор.
101
По европейскому календарю.
102
На долю Артура Никиша, разумеется, пришлись и другие, удачно исполненные сочинения.
103
Рихард Штраус к музыке старейшего «кучкиста», к его сказочным операм тоже отнесется со скепсисом и не без самонадеянности: «Мы уже давно не дети».
104
Какие-то оттенки ее мемуаров заставляют думать, что речь идет о другой, более «камерной» встрече, где присутствовали только Николай Андреевич, она сама и трое их детей. Возможно, в ее памяти разные встречи смешались в единое целое.
105
Ре мажор.
106
Как раз с мая 1907 г. Николай Васильевич, некогда ученик Римского-Корсакова, становится не просто заместителем, но и — по желанию учителя — его преемником на посту председателя «Попечительного совета для поощрения русских композиторов и музыкантов». То есть именно во время окончания «Поэмы экстаза» Скрябиным роль Арцыбушева во многих решениях становится наиболее значительной.
107
То же письмо к Альтшулеру.
108
В одной из статей Розанов вспоминает начало Евангелия от Матфея: «Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова…», вспоминает длинную цепь рождений и замечает, что здесь и находится «прототип истории», ее основа.
109
Дионис — не просто «бог вина и виноделия». За этим именем в начале XX в. вставал неигривый «Бахус» поэзии начала XIX в.
110
«Рождение трагедии из духа музыки» поразило многие русские умы на рубеже веков. Но и в «дополнительных» источниках их мироощущения есть много сходного. Вячеслав Иванов напитывался славянофилами и Владимиром Соловьевым. Сергей Николаевич Трубецкой, один из главных собеседников в молодые годы композитора, был другом Владимира Соловьева.
111
Сплав «соборности», «софийности» и «дионисийства» лишь на первый взгляд может показаться «странным». В корневище своем — он естествен и в эти годы для русского ума — часто необходим.
И здесь совпадение творчества Скрябина с идеями Вячеслава Иванова столь же неожиданно, сколь и неизбежно.
112
Вся поэма — движение от утра к пылающему радостному полдню.
113
Вообще, прикасаясь к каждой теме скрябинского сочинения, ощущаешь и разнообразие воплощенных образов, и глубинное их единство.
114
О соединении своего произведения со светом он подумает уже при создании «Экстаза».
115
Скрябин не «формулировал» этой стороны жизни творческого сознания ни в словесной «Поэме экстаза», ни в сопутствующих его сочинению философских записях. Но, вне сомнения, он ощущал эти закономерности. Об этом свидетельствуют его записи: «Значит, процесс жизни (творческой) имеет три фазы: 1) переживание чего-нибудь, как точка отправления; 2) недовольство переживанием, жажда новых переживаний и стремление к достижению цели; это и составляет сущность творчества; 3) достижение идеала и новое переживание… После достижения поставленной цели человек, если он имеет еще желание жить, ставит себе другую и ритмически повторяет то же самое, то есть те же три состояния. Итак, второй признак жизни есть ее ритм». Тот «ритм», о котором пишет Скрябин, и есть, в сущности, ритм «сгущения» ранее «познанных» переживаний в образ уже «познанного», и разворачивание новых образов-мыслей-ощущений, где прежнее в виде таких «импульсов-знаков» продолжает существовать. В тексте стихотворной «Поэмы экстаза» — в «неявном виде» — сказано о том же: