Право на месть

Нет, все эти люди совершенно не руководствуются логикой.

Глава 10. Ронард

- Еще.

Ронард дернулся, как от удара, едва не выронив пустую плошку.

- Хочу еще, – капризно затопала ножками Тварь.

- Нет, – только и смог ответить Ронард, удерживая себя от желания отпихнуть Тварь ногой.

Заперев дверь снаружи и наложив поверх охранный контур, прислонился к ней спиной, осознавая произошедшее.

Тварь заговорила. За два неполных месяца, что она находилась у него, ей негде было услышать человеческую речь. Сам Ронард в ее присутствии молчал, уделяя ей не более пяти минут в день. О ее существовании никто не знал – его светлость позаботился о том, чтобы Тварь не обнаружили даже случайно. Тем не менее, она заговорила. Не очень гладко, плохо выговаривая шипящие звуки, как это свойственно трехлетнему ребенку, зато вполне осознанно. Грорш бы подрал эти божественные замыслы.

Тварь пришлось переселить в отдельную комнату и запирать там после того, как однажды ночью она выбралась из детской кроватки. До этого она не проявляла активности, а сам Ронард бы и не вспомнил, что в год-полтора обычные дети уже могут ходить. Той ночью он обнаружил Тварь пригревшейся у него на груди под одеялом и до сих пор вспоминал этот момент с содроганием.

Чем она занималась на протяжении дня Ронарда не волновало. Может, так и сидела неподвижно часами в ожидании кормежки. По крайней мере, именно так его встречала в последние дни – замерев в одной позе, пристально следя за его движениями голодными глазами.

Не зная ее гнилой и мерзостной природы, посторонний бы принял Тварь за самое прелестное дитя из виденных. Ярко-голубые глаза, обрамленные пушистыми ресничками, золотистые длинные локоны, нежное фарфоровое личико, пухлые щечки и розовые, будто напомаженные, губки. Платьица Тварь меняла сама, неизменно выбирая самые нарядные, благо этого добра Ронард притащил с запасом и разных размеров. Если бы не взгляд, вполне можно было принять за ожившую дорогую куклу.

Росла Тварь буквально по часам, а вместе с тем требовала все больше. В первые дни она довольствовалась крохами, нечувствительными для Ронарда, но чем дальше, тем сильнее маг ощущал на себе потери. Дай он добавки на требовательное «хочу еще» и останется только в изнеможении свалиться в кровать до следующего дня, пока не восстановятся силы.

А силы нужны были самому. Его постоянного участия в делах требовали участившиеся стычки на границах, дворец, Нердес, другие бесконечные заботы. Племянник прислал официальное письмо в отдел контроля магии с требованием провести проверку в Академии на потенциальногоkilde til døden.Ронард лишь молча уронил голову в ладони, массируя взорвавшиеся барабанной дробью виски, когда дочитал сухо изложенное обращение. Под подозрением – арнаи Рен. Письмо Аландеса он просто порвал, но копии получил и Большой Совет, и сам император…

Под обращением подписались несколько десятков студентов и даже три преподавателя. Как это могло случиться вне ведома верного Никаса – непонятно. Заподозрить в маге «несущего смерть» - это очень серьезно, на этот случай есть особый протокол. С огромным трудом удалось убедить Нердеса и его советников отложить расследование до экзаменов, чтобы не пугать студентов нагрянувшей армией проверяющих. Отменить его вовсе, увы, не удалось, даже не смотря на то, что он и Никас лично свидетельствовали перед Советом о наличии у студентки Света, что сводило к абсурду все подозрения.

Никас объяснил это письмо небольшой стычкой между Ардиной и наследником, но заверил, что бдит денно и нощно. Впрочем, когда он говорил об Ардине и ее выдающихся успехах в темных предметах, в его голосе звучало большое сомнение.

- Знаешь, Рон, если бы лично у нее Свет не видел, то тоже задумался бы. Нет, никаких особенных эксцессов… Уравновешенная, спокойная. То, что там его высочество писал о якобы непроизвольных выбросах Тьмы – чушь, это часть обучения, Тьму контролирует полностью, Сарттас и Серенде подтвердили. Вот только…

Что «только» Никас объяснить так и не смог. Да Ронард и не стал бы слушать. Никто не может знать ее и чувствовать лучше, чем он сам. Если после всего случившегося во дворце она замкнулась в себе и неохотно общается с другими студентами, то это просто панцирь. А все эти подписавшиеся под идиотским обвинением студенты – завистники и прихвостни племянника. Внутри она все та же – нежная и трепетная Ардина, какой открылась только ему. Просто дай мне еще немного времени, любовь моя, и все это скоро закончится…

К середине мая, по мнению Нердеса, уже не оставалось никаких причин, чтобы Ронард и дальше тянул с дружественным визитом к Лес. Шентия как мог оправдывал задержку, будучи до сих пор связан обязательством Сагарте. Помогла все та же Тварь: император почтил визитом брата в несвойственное ему время, сразу после кормежки.

- Рон, ты болен? – внимательно всмотрелся в него Нердес. – И что с рукой?

Его светлость ругнулся про себя. Нердес случился не вовремя. Хотя бы через полчаса, когда подействуют нужные зелья. Они уже почти утратили свою эффективность, но хотя бы маскировали явные признаки истощения. Еще легкая иллюзия поверх и перед императором снова стоял бы сильный боевой маг, пышущий здоровьем.

Сейчас же Нердес увидел его как есть – бледного до синевы, с заострившимися чертами. Вместо прежней чеканной походки – неуверенная поступь пьяницы, прикидывающегося трезвым. И гроршева голова кружится постоянно.

- Порезался. Слегка нездоровится, – отмахнулся Ронард. – Завтра пройдет.

Ни завтра, ни послезавтра, это он знал точно. Но Нердес впервые за долгое время не стал наседать с поездкой, велев обратиться к лекарю и отдохнуть. Только лекарь здесь не поможет.

После ухода императора Ронард все же вернулся к твари – забыл там плошку. Теперь еще и рассеянным стал. После Твари ее даже мыть не нужно – вылизывает до блеска.

- Вымой рот и переоденься, – поморщился он при виде пятен на лице и светлом платьице.

- Я голодна, - упрямо тряхнула Тварь золотистыми локонами. – Ты обещал Белой Даме заботиться обо мне.

- До завтра не сдохнешь, – отрезал он, забирая посудину. – Да и вообще не сдохнешь.

Белая Дама – Сагарта, как он понял, – периодически навещала свое отродье. Сам он ее никогда не видел. Разговаривала, учила и боги знает что еще… Ах да, она же и есть богиня, она-то как раз знает.

Смотреть на подросшую Тварь не хотелось. Ушла детская неуклюжесть и пухлость, уступив место тонкой, ладно сложенной фигурке. Голос чистый, звонкий. Сейчас ей было навскидку лет десять-одиннадцать. Бывают, конечно, красивые дети, но Тварь затмила бы любую юную прелестницу. Она была невероятно, бесконечно, мучительно прекрасна. Тем сильнее хотелось ее задушить.

Тварь вдруг замерла на месте и Ронард проследил за взглядом ее ярко-голубых глаз – та уставилась на его руку с закатанным рукавом. Не успел вовремя залечить целительской магией, еще одна оплошность. Там магии-то надо – всего ничего, уж это можно было сделать сразу. Без слов он вышел из ее комнаты и запер дверь.

К ночи уже совершенно не осталось сил и Ронарда едва не сморило прямо за столом среди вороха бумаг, тогда он рухнул в постель, не раздеваясь. Тварь с каждым днем отбирала все больше, он просто не успевал восстанавливаться. Где-то на задворках сознания мелькнуло сомнение, запечатал ли он дверь магией дополнительно, но следом уже провалился в сон.

Сон был маетный, вязкий. Словно его тащили вниз зыбучие пески Самаконы, а скользкие и холодные песчаные змеи ползали по нему, чуя легкую добычу. В какой-то момент он очнулся и понял, что его все равно обвивают холодные тонкие руки и ноги, а пухлые губы скользят по шее, на запах выискивая главную – самую трепетную и вкусную – жилку…

Ронард ударил Тварь наотмашь и та отлетела к стене, чем-то хрустнув. Кровь застучала в висках, хотя, казалось бы, чему там оставаться в увядших венах, но, несмотря на слабость, Ронард поднялся, вспарывая рукой воздух. Жалобно всхлипывающую Тварь рывком поднял за волосы и зашвырнул в портал впереди себя.