Станция "Самосуд"

Илинея с тяжким вздохом запрокинула голову. Да, они знали все с самого начала, с самого Рейнхарма. Но силы кончились именно сейчас. Исчез чистый энтузиазм и непонятная ярость, с которыми они начали этот путь. Осталось лишь желание собрать манатки и уехать. Неважно даже куда! Такое чувство, будто на самом пике полета кто-то резко дернул ее вниз, направляя по инерции прямо к земле.

Колдунья повернула голову к подруге. Лицо девушки не выражало абсолютно ничего. Будто восковая маска. Однако мрачное настроение чувствовали даже незнакомцы, резко сворачивающие и обходящие подруг по широкой дуге. Хотя, возможно, дело было в дрели, которую Рида все еще держала в руках.

— Можно ли насилие оправдать благими намерениями? — тихо, осипшим голосом, не сводя взгляда с точки где-то вдали, спросила Рида. — Стоят ли фантазии о всеобщем благе реальных жизней? Не каких-то гипотетических идейных врагов, а обычных людей… и магов. Которые всего лишь родились и выросли в этой культуре.

— Не знаю, — столь же тихо ответила Илинея. — Я уже ничего не знаю.

— Пойдем, не хочу оставаться на одном месте, — Рида отстранилась от столба и протянула руку колдунье.

Прогулочным шагом они направились в неизвестном направлении, продолжая обдумывать слова Реймонда. Пожалуй, одно из самых мерзких ощущений, когда ты разделяешь слишком многое из позиции того, кого пару часов назад готова была убить довольно жестоким образом. Девушки шли мимо Исследовательского центра, откуда выскользнула знакомая фигура, но, не заметив их, двинулась в сторону дома. Глядя на прохожих, Илинея немного отстала от подруги. Она чувствовала некое противоречие, нечто, заставлявшее ее соглашаться с доводами Реймонда и, в то же время, безумно противиться этому. А было ли противоречие в словах? Илинея задумчиво продолжила идти вперед, заметив, что Рида впереди остановилась и оглянулась на нее.

Ей, похоже, было еще тяжелее определиться с собственным взглядом на вещи. Все же у серой морали есть свои минусы. Колдунья едва заметно улыбнулась. Для Риды, предпочитающей действовать и думать над «здесь и сейчас», вопросы вечности и перспектив, мотивов и намерений всегда были сложными и раздражающими. Тем более, что ответы на них зачастую не давали никакой информации о том, что нужно сделать прямо сейчас. А без конкретных действий это лишь рассусоливание и болтовня ни о чем!

Девушки приближались к знакомому парку. Отчасти создавалось ощущение, что они идут на вокзал и вот-вот покинут город. На мгновение остановившись перед аркой входа, Рида резко развернулась в противоположную сторону.

— Лучше сейчас находиться ближе к толпе. Помочь нам не помогут, но, если нас попытаются убить, у этого будут свидетели, — безразличным тоном пояснила она.

А колдунья невольно почувствовала чужой взгляд, искренне надеясь, что ей лишь показалось. В эту секунду на нее снизошло некое озарение. Методы! Можно ли оправдать насилие намерениями? Хороший вопрос, однако речь идет немного не об этом. Реймонд использует насилие, страх и смерть, чтобы заставить людей и магов самих начать двигаться в нужном направлении. Он выбрал сложную цель. Решил изменить, уничтожить влияние культуры, создававшейся тысячелетиями, чуть больше, чем одним махом. Между долгим и муторным выколачиванием «дерьма» из голов, результаты которого, вероятно не увидели бы даже его правнуки, и разрушительной диктатурой, стальной дланью с корнем вырывающей привычный уклад и карающей инакомыслие, он попытался выбрать нечто среднее. Нечто, что позволило бы ускорить первое и не допустить второго. Теневая диктатура, которая якобы позволяет тебе спокойно существовать, но готова в любой момент, случайный или же когда ты просто станешь неудобным, отобрать твою жизнь и размахивать ею, как флагом, трактуя в нужную сторону.

— Почему он не мог быть просто гадом?! — вырывая Илинею из пучины размышлений, возмущенно прошипела Рида. — Просто алчным, жадным до власти говнюком или маньяком каким? Было бы гораздо проще! Я уже устала думать над тем, кто прав, а кто виноват!

— Вопрос не в том, кто прав, а кто виноват, — покачала головой Илинея, обходя компанию подростков. — Чего мы планируем добиться — куда более насущная проблема. Чего мы хотим? Мы все еще хотим наказать подрывников? Или мы собираемся вернуться к прошлой жизни настолько, насколько это возможно после всего случившегося? — она кивнула в сторону, где, предположительно, находился вокзал. — А может, наши цели незаметно для нас приобрели совсем другой масштаб? И Реймонд — лишь часть общей картины? — она обошла подругу и заглянула в ее глаза.

Заглянула и тут же отпрянула. В темных глазах, опущенных к мостовой, скопились слезы. Злые, отчаянные. Рида ничего не ответила, продолжив молча идти вперед.

Солнце начало клониться к горизонту. На дверях магазинчиков одна за одной вывешивались таблички «Закрыто», а в окнах загорался свет. Фонарщики зажигали уличное освещение, а народу становилось все меньше — каждый стремился поскорее попасть в тепло родных стен или завалиться в салун после тяжелого дня. Лишь девушки все также медленно брели по дорогам, хотя осенний ветер уже сильно выстудил одежду. Они шли лишь по одной причине — решение не принято.

— Что, если он прав? — сжав руку в кулак, выдавила из себя Рида.

— Я и не говорю, что он не прав. Я говорю, что он врах, приложивший руку к массовому убийству. И это только Рейнхарм, — угрюмо ответила Илинея, пряча руки в карманы и немного нахохлившись. — А с учетом его размаха, дела обстоят еще хуже. Идеи у него прекрасные, а реализация хромает… на чужих оторванных ногах.

Рида удивленно посмотрела на подругу, едва сдержав ядовитый смешок, и несколько раз мелко кивнула.

— Я просто думаю, а не делаем ли мы что-то подобное, — уже спокойнее произнесла Рида, оглядываясь по сторонам и всматриваясь в особо плотные тени. — Судить и отнимать жизни…

— Ты хочешь, чтобы я сказала, какая ты нормальная и хорошая и вовсе не поступаешь дурно в представлениях нашего общества? — вскинула брови Илинея.

Рида нервно отвела взгляд:

— Уже нет.

— Так что мы решили? Меня устроит любой вариант.

— Зайдем, — кивнула Рида на двери шумного салуна, из которого тут же вылетел какой-то в хлам пьяный колдун.

Колдунья недоверчиво, с ноткой удивления посмотрела на подругу, но все же проследовала к заведению. Под потолком обширного помещения светилось несколько новеньких электрических ламп, однако основной, неровный свет исходил от развешанных вдоль стен керосинок. Толкнув двери, смутно напоминающие крылья, девушки шагнули внутрь, окунаясь в дивное амбре из перегара, пота и запахов еды. Слева от самого входа тянулась длинная барная стойка, за которой мужчина и женщина средних лет только и успевали, что подливать засевшим рядом гостям. Напротив стойки расположилось несколько столов, занятых подвыпившими, но еще сохраняющими рассудок служителями порядка, судя по вскрикам, отмечающими день рождения коллеги. Дальше относительно узкое помещение расширялось, превращаясь в большой зал, уставленный круглыми столами и со сценой у дальней стены. Пианистка играла что-то поразительно знакомое, ядреное, будто в преддверии кабацкой драки, и пожилой скрипач с удовольствием вторил задорной мелодии.

Приветственно кивнув хозяевам салуна, девушки приближались к сцене и параллельно с этим высматривали свободный столик. В самом центре помещения компания сдвинула два стола и шумно играла в карты, то и дело подзывая официанток. За столиками у сцены больше пили и слушали музыку, а из углов можно было услышать обрывки оживленных политических дебатов и нытье о работе. Девушки напряженно всматривались в окружение, пока, наконец, изрядно пьяная троица не освободила место, шаткой походкой покинув заведение. Слушая скомканные извинения сотрудников, спешно убирающих со стола, девушки устроились рядом со сценой и неподалеку от «дискуссионного кружка», позволяя звукам из вне заглушить их собственные голоса. Минут через десять рослый официант поставил девушкам пару кружек с элем и вновь исчез, убегая за следующим заказом.