Долгая дорога домой

— Не думаю, что они сюда поднимались, мсье, — сказал конюх. — И похоже, что уходили поспешно.

— Что вас наводит на эту мысль? — недружелюбно спросил Эмиль, разозлившись на самовольство слуги: как посмел Пьер без разрешения подняться в апартаменты семьи?

— Мари-Жанна все еще здесь лежит, — ответил Пьер. — Если они сюда поднялись, то, я думаю, обнаружили больше, чем им хотелось бы. Им совсем не надо было, чтобы их обвинили в убийстве. Я так думаю, они быстро сгребли, что нашли внизу, и удрали.

— Вероятно, вы правы, Пьер, — ответил Эмиль. Его внезапный гнев испарился. Забытая вилка свидетельствовала о правоте Пьера. — Но мне все равно, что они там взяли. Я думаю только об Элен.

— Мсье, мы должны думать и о Мари-Жанне тоже, — тихо возразил Пьер. — Ее нельзя бросить здесь, в пустом доме. Надо поступить с ней как полагается. — Эмиль ничего не сказал, и Пьер добавил: — Она погибла, защищая вашу дочь, мсье. — Никогда раньше Пьер не говорил со своим хозяином таким спокойным и авторитетным тоном.

Эмиль остро на него глянул, но потом кивнул, признавая правоту слуги. Глубоко вздохнув, он снова принялся распоряжаться.

— Давайте попробуем починить дверь, пока больше никто не вломился, — сказал он. — Потом вы пойдете к священнику и организуете доставку тела Мари-Жанны в церковь. Естественно, я оплачу все необходимые издержки. Пусть над ней отслужат мессу, и проследите, чтобы ее похоронили достойно.

— А вы?

Эмиль воспринял этот вопрос как от равного. Господин и слуга, они теперь были заняты одним делом.

— Я? Я возьму лошадь, если она все еще в конюшне у Тьери, и поеду искать Жоржа. Он постарается помочь. Может быть, он даже сможет привести своих людей, что позволило бы нам расширить поиски и, возможно, выкурить похитителей из норы.

— Его люди стояли бивуаком в Люксембургских садах, — сообщил Пьер. — Но их могли оттуда перевести. Большую часть регулярных войск услали в Версаль.

— Ну вот, я поеду и посмотрю, но вчера вечером он еще был в городе, потому что приходил сюда. А теперь, Пьер, займемся дверью.

Они вдвоем сумели поднять дверь и вставить ее в раму. Она все еще была перекошена и висела на петлях, но уже не болталась в воздухе, и снаружи не сразу было заметно, что она не закреплена.

— Пока не установят новую дверь, будем ходить через черный ход, — сказал Эмиль.

Перед тем как отправиться на поиски Жоржа, Эмиль быстро обошел второй этаж, но не обнаружил там новых признаков пребывания чужаков. Пьер пошел за ним, чтобы уложить тело бедной Мари-Жанны в более подобающую позу, но труп уже начал коченеть, и у Пьера ничего не получилось.

— Когда я найду сына, — обратился Эмиль к конюху, — мы с ним вернемся сюда. А вы, договорившись об отпевании Мари-Жанны, ждите меня здесь.

После этого они оба вышли через кухонную дверь, и Эмиль, проверив, что ключи есть у каждого из них, запер ворота.

Увидев, что лошадь по-прежнему стоит в конюшне у соседа, Эмиль вздохнул с облегчением. Он нашел в кладовой седло и уздечку и через несколько минут выехал на улицу, затворив за собой ворота.

Он поехал через город, прокладывая себе путь по улицам, которые, несмотря на беспорядки, были полны людей, спешащих по своим обыденным делам. Обычный день для обычных людей.

Когда Эмиль подъехал к Люксембургским садам, у него упало сердце. Здесь тоже было довольно много народу, но никаких стоящих бивуаком войск — только всегдашние уличные бродяги разгребали мусор, оставшийся от поспешной эвакуации лагеря.

Эмиль спешился и огляделся. На земле, прислонившись спиной к дереву, сидела седая старуха и курила глиняную трубку. Между колен она зажала черный холщовый мешок, в котором, как догадался Эмиль, содержались ее трофеи. Она смотрела слезящимися глазами, как Эмиль тупо уставился на остатки лагеря.

— Солдат ищешь? — каркнула она. — Ушли они, скатертью дорога! — Старуха захихикала надтреснутым смехом, но Эмиль не отреагировал.

Он понимал, что солдаты ушли, и ясно было, что они не вернутся. Видимо, им приказали двигаться в Версаль, где после бегства из Отель-де-Виль разместилось правительство.

Эмиль снова сел на лошадь и двинулся обратно, на авеню Сент-Анн. Куда труднее будет найти Жоржа среди многочисленных войск, размещающихся ныне в Версале. Он рвался ехать туда прямо сейчас, но день уже клонился к вечеру, а ехать одному в сумерках было бы опасно: одинокий всадник — соблазнительная цель для дорожного грабителя. Кроме того, даже если выехать прямо сейчас, на месте он окажется только после наступления темноты. Найти Жоржа до утра — надежды мало, а преклонить голову будет совершенно негде.

Возвращаясь домой, Эмиль подумал о Розали. Он должен ее известить! Она же ждет Мари-Жанну с Элен в Сент-Этьене и будет умирать от волнения, если они не приедут. Значит, надо послать Пьера с запиской, в которой объяснить, что произошло и что они предпринимают. Читать это будет горько, но жена должна знать о случившемся. «Может, лучше мне самому поехать?» — подумал Эмиль, но потом сообразил, что сначала надо найти Жоржа и заручиться его помощью. В Сент-Этьен придется ехать Пьеру.

Когда Эмиль вернулся, Пьер был в конюшне. Он посетил священника, и тело Мари-Жанны забрали и перенесли в церковь.

— Похороны он организует завтра, — доложил конюх. — Она не попадет в могилу для нищих.

Эмиль в свою очередь поведал слуге о своих бесплодных поисках.

— Завтра я поеду в Версаль, — сказал он. — Вам же надлежит отправиться в Сент-Этьен и передать мадам мое письмо.

— Мне ехать сегодня, мсье? — устало спросил Пьер.

— Если еще есть поезд. Если нет, то завтра первым утренним. Что бы ни случилось, вы должны ей передать, что она ни в коем случае не должна возвращаться в Париж. Ей необходимо оставаться с детьми в Сент-Этьене, вдали от опасности.

Пьер неохотно двинулся на вокзал, унося наспех написанную записку, врученную Эмилем, но вечером поездов больше не было, и вскоре Пьер снова оказался дома.

— До завтра поездов не будет, — сказал он с явным облегчением.

Хотя Эмиль в этом и не признался бы, он был рад видеть Пьера. В город вползали сумерки, вечернее небо темнело, наполняя пустой дом шевелящимися тенями. Эмиль слушал ночные шорохи, усиленные глубокой тишиной, и понял, что не хотелось бы ему в одиночку ночевать в этом незащищенном доме. Он обошел все комнаты, зажигая лампы и свечи в попытках разогнать темноту в доме и в мыслях. А вдруг эти негодяи вернутся? Если их будет много, он окажется бессилен.

Вернувшись в столовую, где на полу валялось содержимое буфета, Эмиль налил себе коньяка для храбрости и проглотил его одним глотком. Потом налил еще порцию и сел к столу. Оказалось, что он проголодался, и немудрено: утренний кофе — вот и вся пища за день.

Он пошел на кухню — поискать в кладовой чего-нибудь съестного, и тут Пьер снаружи попросил его открыть дверь. Эмиль впустил его, и Пьер вошел в дом. Он нес корзину с провизией, которую Берта утром уложила и поставила в фаэтон.

— Я подумал, что вы могли проголодаться, мсье, — сказал конюх и поставил корзинку на стол.

Пьер распаковал еду, приготовленную Бертой для поездки, и они, сидя рядом, поели, погруженные каждый в свои мысли. Эмиль гадал, как ему утром найти Жоржа в версальской толпе и что они будут после этого делать. Он понятия не имел, какие действия предпринять лучше всего. Видимо, придется положиться на Жоржа: тот решит, как поступить.

Пьер же раздумывал о своем визите в Сент-Этьен. Ему не слишком улыбалось доставлять печальные новости, и он знал, что вряд ли сможет выполнить наказ хозяина не дать мадам Сен-Клер вернуться в Париж. Еще он думал о Мари-Жанне, лежащей в церкви в ожидании утренней заупокойной мессы, и о том, что пообещал священнику присутствовать на этой церемонии. Так должен ли он уехать на первом поезде, как ему велено, или его долг — дождаться окончания службы, ведь, кроме него, попрощаться с Мари-Жанной не придет никто. Большая ли разница, если он уедет не самым ранним поездом, а более поздним? Да и вообще, узнает ли об этом мсье Сен-Клер?