Долгая дорога домой

Жанно поднял голову, чтобы ответить, и уввдел стоящую в дверях Элен, готовую бежать, если что.

— Привет! — сказал он, радостно улыбнувшись.

Пьер резко обернулся и, увидев, что это Элен, вздохнул с облегчением.

— Вам не следует здесь находиться, мадемуазель Элен, — сказал он ворчливо. — Ваш папаша вам задаст за то, что вы снова сбежали.

— Я не сбегала! — возмутилась Элен, подходя к печке погреть руки. — Мы играли в прятки, и я ищу Кларису.

— Ну, так ее тут нет, так что вы лучше возвращайтесь в сад, да побыстрее, пока вас искать не начали, — посоветовал Пьер.

— Но я хочу поговорить с Жанно! — возразила Элен. — Я вас хотела спросить, когда он к вам придет, но уже не надо, раз он здесь.

Она хотела сесть рядом с ним возле печки, но Пьер сварливо буркнул:

— Вы бы тут не садились: платье испачкаете.

Элен, сочтя эти слова мудрыми, осталась стоять.

— Жанно, ты как? — спросила она. — А меня на неделю заперли в мансарде.

— Хорошо, что со мной ничего подобного не сделали, — мрачно отозвался Жанно. — Не люблю сидеть взаперти, ох не люблю!

— Мне жаль, что тебя прогнали, — сказала Элен. — Я им говорила, что ты не виноват. Что ты привел меня домой, когда я заблудилась.

— Правда? — Жанно явно был впечатлен. — Ты — свой парень, надо сказать. Не то что большинство богатых девчонок. Но ты не переживай, мне и без того уже тут надоело.

— Жанно! — одернул его Пьер. Кучеру было неловко, что уличный мальчишка так запросто разговаривает с членом семьи. — Не обращайте внимания, мадемуазель Элен. Он вполне был благодарен вашему папаше, когда его взяли в дом, я вам точно говорю.

— Был, — согласился Жанно с набитым ртом. — Но не люблю я сидеть на привязи. Делай то, делай это… Я люблю приходить и уходить, когда мне захочется.

— Но как ты живешь? — спросила Элен. — Как еду покупаешь?

Жанно многозначительно ей подмигнул:

— Справляюсь. Всегда справлялся и сейчас тоже. Я выживать умею.

— Вас зовут! — сурово сказал Пьер. — Быстро возвращайтесь в сад, или я окажусь на улице, как этот юнец Жанно.

Элен торжественно протянула руку, и Жанно, встав с пола, обтер грязные руки о еще более грязную одежду и только потом ее пожал.

— Бегите, мадемуазель Элен! — поторопил ее Пьер. — Иначе нас всех накроют.

— Не бойтесь, Пьер, это будет нашей тайной!

Элен бросилась прочь из конюшни, выбежала на солнце. И успела как раз вовремя. У самых ворот сада она столкнулась с новой гувернанткой, мадемуазель Корбин — та шла искать свою воспитанницу.

— Элен, где вы были? Почему вы оказались в каретном дворе? Вы же знаете, что вам не разрешается выходить из сада.

Мадемуазель Корбин говорила сурово: она испугалась, что Элен снова сбежала, а отвечать придется ей.

— Простите, мадемуазель, — робко ответила Элен. — Просто я не могла найти Кларису в саду, а потом увидела, что дверь открыта, и подумала, что она могла спрятаться в каретном дворе.

Клариса знает, что из сада выходить запрещено, и вы тоже это знаете, — произнесла мадемуазель Корбин строгим голосом. — В наказание за ваше непослушание вы дополнительно выучите еще три строфы стихотворения.

Элен повесила голову и огорченно пробормотала:

— Да, мадемуазель.

Но она не была огорчена: три строфы — это не беда. Элен легко училась, а чтобы увидеть Жанно, пусть даже на одну-две минуты, такое наказание вполне можно перетерпеть. Он был ее связующим звеном с миром, с миром реальным, за пределами ограничительных правил авеню Сент-Анн.

— Сейчас же пойдите в дом, — велела гувернантка. — Ваша мать желает вас видеть.

Мадемуазель Анжель Корбин тоже была последствием однодневного бегства Элен. Эту молодую даму из хорошего общества, но находящуюся в стесненных обстоятельствах, поспешно наняли девочкам в гувернантки, пока Элен сидела в мансарде, расплачиваясь за свою авантюру. Вернувшись в семью, она обнаружила, что в классе уже утвердилась мадемуазель Корбин.

Анжель Корбин была женщиной доброй, разумной и своих подопечных заставляла работать усердно. Клариса на эти уроки жаловалась, но Элен они нравились. У нее был живой ум, и ее интересовали другие страны, которые показывала на глобусе мадемуазель Корбин; движение планет в небе; рассказы об исторических событиях и объяснения, как ведут себя числа. В течение дня девочки редко оставались без присмотра гувернантки, а после приятного часа, проводимого вечером с матерью, мадемуазель Корбин передавала своих подопечных Мари-Жанне. То есть их практически ни на минуту не оставляли одних, и, хотя девочки об этом не знали, делалось это абсолютно намеренно. Выходка Элен сильно напугала родителей. У них не было иллюзий, они понимали, что ситуация в Париже ухудшается, беспокойство на улицах нарастает. Убийство «шпиона» на площади Бастилии во время демонстрации у Июльской колонны было само по себе достаточно плохо, но вскоре после этого какие-то бунтовщики посмели силой освободить узников из тюрьмы Сент-Пелажи.

Тем не менее все это происходило достаточно далеко от дома Сен-Клеров, и хотя Розали хотелось бы снова уехать из города в безопасный Сент-Этьен, Эмиль категорически не соглашался.

«Я должен оставаться в городе для защиты наших интересов», — утверждал он.

«Мы должны уехать из города для защиты наших детей», — возражала Розали.

«Если они не будут покидать дом, опасность им не грозит, — заявил Эмиль. — Волнения идут в трущобах, но не в нашей округе. Нам нечего бояться, если соблюдать осторожность. Не должны мы убегать из-за преувеличенных вестей о бунтах черни».

И с этой позиции его было не сдвинуть, так что Розали временно оставила тему переезда в деревню. Она привыкла к неуступчивости мужа и научилась ее смягчать.

Шли дни, и казалось, что Эмиль был прав. Постоянные беспорядки и вспышки насилия происходили в других районах города. Мсье Сен-Клер постепенно возвращал себе бразды правления предприятием, и хотя до полного восстановления Парижа от полученных во время осады повреждений было еще очень далеко, Эмиль был решительно настроен надежно держать в руках источники своего дохода, одним из которых была сдача внаем жилья.

Однажды субботним утром он отправился на Монмартр собирать арендную плату с жильцов нескольких принадлежащих ему домов. Вдоль узкой улочки, вьющейся в гору, сбились в кучки маленькие, каждый на две комнаты, дома — жилища простых работяг. Опасаться было нечего, но Эмиль, выйдя на извилистые улицы, ведущие на холм, услышал раздающийся сверху рокот собирающейся толпы, похожий на рычание большого и хищного зверя. Он остановился, подумав, не уйти ли, — было понятно, что происходит что-то необычное. Но все-таки решил двигаться дальше. Ему нужно было посетить лишь несколько домов, так чего тут бояться?

Продолжая свой путь в гору, Эмиль стал думать о предстоящем ему деле. Он понимал, что получить арендную плату после такой суровой зимы может быть непросто. За время осады плата накопилась, но собирать ее было некому. В обычные времена Марк, парень из бюро Эмиля, раз в неделю обходил дома и собирал те небольшие суммы, которые Эмиль назначил за это весьма жалкое жилье. Но пока начальник находился в Сент-Этьене, взимание денег было приостановлено, и теперь Эмиль опасался, что никогда не сможет вернуть себе эти франки.

Однако не так давно вновь избранное правительство приняло два закона: один — что все долги, на которые был мораторий на время войны, должны быть выплачены в течение сорока восьми часов, и второй — арендодатель теперь вправе требовать плату, накопившуюся за время осады. Естественно, Эмиль понимал, что собирать эти деньги должен будет он сам. У Марка не хватило бы ни авторитета, ни храбрости требовать их с тех, кому и платить-то особо нечем. Эмиль также считал, что сорок восемь часов — слишком суровый срок для жильцов этих квартир, и планировал предложить им, скажем, неделю или даже две. Он говорил Розали за завтраком: «Надо же быть разумными. Чтобы люди смогли найти деньги, им нужно дать время».