Справедливость

Русский священник в оговоренное время возвращается в ломбард. Чуть с удивлением скользит взглядом по двум достаточно молодым парням (один из которых русский), сидящим среди ночи на диванчике для посетителей. Некоторое время задерживает на русском взгляд, чуть хмурится, после чего подходит к Маулету.

Глава 5

— Внимательно вас слушаю, — говорит священник, чуть насмешливо глядя на Маулета.

— Не смогу предложить другой цены, — Маулет кивает на электронное табло с закупочными ценами. — Кроме этой. Либо обращайтесь завтра, куда хотели. В пробирный отдел. — После этих слов, менеджер ломбарда демонстративно теряет интерес к посетителю и опускает глаза.

— Ожидаемо, — хмурится священник. — Ну да Бог вам судья.

Габит лихорадочно соображает, как быть. Майор явно ошибся, послав сюда его вместе с русским Ромой. Нет, так-то Рома — парень нормальный. Но в некоторых случаях он слишком буквально воспринимает и приказы, и договорённости, и планы. Совершенно упрямо и негибко… Что в их работе запросто может не просто повредить, а вообще… Тут всё же не армия. Подводных камней намного больше. И эти камни поопаснее: в армии максимум уволят. А тут, в свете очередной борьбы за порядок и с коррупцией… Если даже полковников КНБ садят через одного (даже миллионеров, как та пара комитетчиков с Хоргоса. Которые даже откупиться не смогли — судья отказался брать. Намекнув, что команда пришла не с того уровня, чтоб с ней спорить либо её игнорировать). То что говорить о паре простых офицеров полиции, ещё и обычного райотдела?

Русский оказался христианским муллой. Которого трогать нельзя категорически, прежде всего по неафишируемым политическим причинам. И вот тут начинается проблема, даже две: что именно этого русского трогать нельзя, хорошо понимает сам Габит. Поскольку, в отличие от Ромы, общается чуть с другими людьми (в том числе, в силу того, что Рома не говорит на государственном языке — только по-русски). И, как всякий нормальный опер (вернее, мечтающий им стать), Габит в курсе того, что майор называет «оперативной обстановкой в подковёрных играх».

Опять-таки, в отличие от Ромы. Который сейчас будет реализовывать план буквально, то есть, паковать русского муллу и тащить его в отдел.

Что-то объяснить русскому именно у Габита не выйдет: русский Рома вообще достаточно пренебрежительно относится почти ко всем офицерам полиции (считая полицию недоразвитой армией, хотя и старается этого не показывать). А Габит ещё и младше и по возрасту, и по званию.

Ещё в отделе, у Габита мелькнула мысль, что декларируемое Ромой намерение чётко послушаться Габита (в вопросе, задерживать клиента или нет) только декларацией и останется: Рома периодически «слетает с нарезки», особенно с младшими в иерархии.

Переубедить сейчас русского, возможно, смог бы Есимов. Либо Роме мог бы приказать сам майор. Но если Габиту сейчас начать звонить своим, и на своём языке быстро объяснить подоплёку; затем, предположим, майор сам перезванивает Роме… Нет, никуда не годится, поскольку будет выглядеть крайне некрасиво: получается, Габит не смог разобраться с товарищем сам и побежал за поддержкой, как ребёнок.

Не по понятиям.

А репутация — штука тонкая. Нарабатывается годами, но теряется одним неловким движением. И ведь никому потом не докажешь ничего и не объяснишь всех деталей.

Габит с досадой гоняет по кругу уже несколько секунд одну и ту же мысль, в то время как Рома начинает подниматься с дивана.

— Ром, погоди. Муллу трогать нельзя, — придерживает Рому за рукав Габит, пытаясь усадить товарища обратно на диван и стараясь говорить как можно тише. Ещё как назло вылетело из головы, как «мулла» будет по-русски…

— Какого муллу? Ты чего? — непонимающе хмурит брови Рома, высвобождая руку и в два шага оказываясь возле русского священника. Со скрытым удовольствием обращаясь уже к тому. — Уголовный розыск, капитан Горбач…

Габит от напряжения краснеет, поскольку весь неплохой (как казалось поначалу) план катится в пропасть, а сделать ничего нельзя. По крайней мере, сделать так, чтоб не пострадать потом лично. Рома явно нацелился на иллюзорный финансовый результат общения с клиентом и закусил удила. Сейчас его свернуть с курса можно только трактором…

— Неге айтпадын сенын орысын молда екенын? — обращается в сердцах Габит к Маулету, скорее от безысходности, чем в реальной попытке что-то изменить. (Почему не сказал, что твой русский — мулла? (священник) )…

— Предъявите документы, — сверлит в это время священника взглядом Рома, по которому прозрачно читаются все его намерения.

В ответ русский мулла задумчиво достаёт из-под рясы и протягивает Роме по очереди два платиковых прямоугольника:

— Удостоверение личности, мирское. А это наше. В чём дело, раб божий?

— Орехов Сергей Сергеевич… — делает вид, что задумывается, Рома. — Настоятель Никольского храма… Вам придётся проехать с нами.

— Внимательно слушаю, с какой целью, — вежливо отвечает русский мулла, с любопытством глядя на Рому.

— Вы похожи по ориентировке. — Явно пытается отбояриться Рома, не предавая вопросу священника никакого значения. И прихватывая того под руку.

— Мне нет дела до них, раб божий, — русский мулла кивком указывает на Габита и Маулета, о чём-то вполголоса ожесточённо спорящих у дивана. — И если бы не ты, тут и сейчас, то прямо сейчас всё было бы иначе.

— Решил поугрожать офицеру? — ухмыляется Рома.

— Боже упаси. — качает головой священник. — Всё с точностью до наоборот. Это ты решил, что, состоя в мирской страже, ты сильнее Слуги Божьего. Сам атеист?

— А тебе зачем? — сбивается с шага и с мысли Рома, на полсекунды широко открывая от удивления глаза.

— Это ответ на твой вопрос. Что на самом деле тебе угрожает. «Не гневайтесь на врагов своих, чада мои, но дайте волю гневу Господнему». — С едва заметной грустью чуть качает головой священник. — Мне не нужно даже пытаться уязвить тебя. Ты сам роешь себе могилу заживо. Вот уже много лет. Чтобы что-то сделать с тобой, мне не надо шевелить и пальцем. Достаточно просто отойти в сторону. Промолчать. И молча смотреть, что будет.

Священник ловит взгляд Ромы и всматривается тому в глаза.

— Так, не шеруди… На месте побеседуем, кто из нас кто… — отмахивается Рома через долю секунды.

— Ты сейчас делаешь очень большую ошибку, раб божий. — Спокойно и где-то даже неожиданно доброжелательно продолжает какую-то только ему понятную мысль русский мулла, продолжая пристально глядеть в глаза Роме. — Вернее, свои ошибки ты делаешь давно. Если твоим разумением говорить, стратегические ошибки. И твой путь ведёт не в никуда, а гораздо хуже. Но именно сейчас, в добавление к ошибкам стратегическим, ты делаешь ещё и тактическую. Опять же, это если твоими понятиями.

Что-то такое в словах священника, видимо, всё же цепляет обычно непробиваемого Рому. По крайней мере, Габит явно замечает несвойственную товарищу быструю смену эмоций у того на лице. Как интересно… русский мулла что, гипнотизёр? Хорошо, что Габит — правоверный мусульманин, и на него эти штучки не действуют…

Габит молча отталкивает от себя шепчущего что-то на ухо Маулета и с интересом подходит к обоим русским вплотную.

— Ты не понимаешь, что слишком погряз? — светлые глаза русского муллы с искренним любопытством сверлят Рому, который тоже не отводит взгляда. — И что дальше, с каждым разом, будет только хуже? И путь, которым ты движешься, никак не в райские кущи направлен?

— «Где мы — там победа!», не дрейфь, — ухмыляется уголком рта Рома через полсекунды, явно что-то молниеносно прокрутив в голове. — Не бойся обо мне. Я себе сам ладу дам.

— И снова ошибка. — Спокойно отвечает священник. — Unicuique secundum opera eius. Впрочем, хорошо. Давай проедем, как ты говоришь.