Справедливость

— Ну да, да, — отстранённо кивает Роме Ермек, явно думая о чём-то своём. — Конечно…

— Какие планы далее? — спрашивает Рома у нас после того, как Ермек окончательно откланивается. — Тебе не звонили? — зачем-то добавляет он, глядя на Азамата.

— Пока нет, вы же рядом, — удивляется Азамат. — Я бы при вас же ответил бы. Планы такие: сейчас забираем вещи, — он кивает на Шукри, — потом селимся в отель, — второй кивок в сторону Нигины. — Потом отбой.

— А вещи далеко? — поднимает бровь Рома.

— Да не особо, тридцать кэмэ от города, вот святой отец обещал свозить, — Азамат указывает на меня. — За полчаса справимся. Наверное.

— Ну давайте, и я с вами прокачусь? — вопросительно наклоняет голову вперёд Рома. — Чтоб ты, Шарипбаев, там ничего лишнего не сказал. Или не сделал. Заодно, если те звонить будут, я как раз рядом…

По дороге в посёлок, где Шукри снимала квартиру с братом, в машине сама собой возобновляется прерванная в ресторане Азамата беседа.

— Так мы на самом интересном месте остановились, — напоминает Рома, севший на переднее сидение рядом со мной. — Вроде бы, все по отдельности против, и люди, и мы, и прокурорские с судами… А всё равно — Система работает. И работает она вопреки пятой статье Конституции. Я подумал над тем, что вы сказали. Пока его в больнице ждал в коридоре, — Рома машет рукой назад за спину, где Азамат вольготно расположился с двумя девушками и вот уже несколько минут чем-то веселит обеих по-казахски (Нигина переводит Шукри, после чего с заднего сиденья доносятся постоянные взрывы смеха).

— И до чего додумался? — спрашиваю нейтрально.

— Вы сказали думать, как сыщик, — спокойно отвечает Рома. — Вот я и сопоставил. И странная картина получается. Смотрите сами. Система пребывает в устойчивом состоянии: никаких попыток что-либо изменить, общество не предпринимает. Ну, в организованном виде. А то, что есть, идёт по мелочам и гасится на раз-два. Значит, о целенаправленном массовом сопротивлении Системе речи нет.

— Может, очаги недовольства гасят на старте? — нейтрально улыбаюсь, следя за дорогой.

— Я бы знал, — коротко парирует Рома. — Это не совсем наша зона ответственности, но с первичкой в любом случае всегда первыми начинаем работать мы, а не коллеги этого вашего Ермека.

— Как это возможно? — удивляюсь.

— А вы думаете, они действительно всё бабло, что им выделяют на негласный аппарат, на него и тратят? — удивляется в ответ Рома. — Да щ-щас!.. Нет, я ничего не скажу об армии, или о Сырбаре, может, особые отделы и работают как надо. Как и Сырбар… Но тут, в городе, в реальности так: их бумажные отчёты с реалом ничего общего не имеют. Что они там в отчётах лепят, я не в курсе; но при сборе каких-либо данных по теме, они в первую очередь опираются вообще на наш аппарат. Соответственно, по всем резонансным делам, к которым их припрягают, они во первых строках нарисовываются у нас. И начинают через нас трясти наш аппарат. А мы, по характеру задаваемых вопросов и исследуемых проблем, видим, что у них болит. Ну, в случае «гашения на взлёте», поверьте: в полиции было бы видно… — Рома не хочет углубляться в какие-то свои личные рабочие детали, потому заходит с другой стороны. — Вы просто из другой среды. У них (Рома явно имеет ввиду Ермека) очень оторванная от реальности работа. Девяносто процентов вообще ненужная ни стране, ни народу… так, привилегированные бездельники с большими окладами… Вся эта контрразведка и прочие оторванные от реальности направления, — повторяется Рома, — да кому оно надо⁈. Понимаете, массовый протест же не спрячешь. И его не надо «вскрывать» такими инструментами. Тем более, у нас в МВД кое-какие каналы оповещения настроены на предупреждение этого всего… В общем, если бы общество реально хотело быкануть на Систему, даже я бы об этом на своём месте знал, — уверенно заканчивает Рома. — Мы с этим самым обществом как раз намного чаще некоторых общаемся, именно что «на земле», а не в «эмпиреях»…

— И какой вывод на основании этого? — возвращаю Рому к теме беседы, от которой он унёсся куда-то вдаль, явно прокрутив в голове какие-то каскады реальных событий, имевших место лично с ним.

— Получается, мы становимся частью Системы до того, как попадаем в неё, — уверенно делает вывод Рома. — По здравому размышлению, ведь действительно, неправедное не может нравиться б о льшей часть здорового общества. А наше общество, получается, как будто больно.

— Ты даже не представляешь, насколько, — нейтрально киваю. — Продолжай.

— Правила Системы, говоря вашим языком, это правила Закона. Он противоречит правилам Бога и людей. Ну, вы же говорили — «чист перед Богом, людьми и Законом»?..

— Да, я помню, что говорил. Развивайся дальше.

— Ну получается, что у нас должен быть внутренний конфликт. У всех нас, из которых состоит Система. Типа идти против самого себя всё время, когда закон вступает в противоречие с двумя другими областями, — размышляет вслух Рома. — На внутренние конфликты лично я в жизни насмотрелся, был опыт. Вот ими и не пахнет. Получается, что? — Рома рефлекторно достаёт сигарету, оглядывается назад, засовывает её обратно в пачку и продолжает. — Получается, мы правила Системы считаем более важными, что собственные правила. Ну, с учётом того, что мы люди. Вот тут я не понимаю дальше… как такое может быть. Но меня этому никто и не обучал. — Итожит Рома, задумчиво глядя в окно на проплывающие мимо горные пейзажи.

— Рабство, — доносится сзади в исполнении Азамата.

Который, оказывается, успевал слушать и нас.

— Личные интересы индивидууму могут быть менее важны, чем интересы общества. — Продолжает Азамат с заднего сиденья. — Если таких индивидуумов много, они образуют социум. Вот когда интересы индивидуума совпадают с интересами большинства, по идее, они и могут начать доминировать. Не на уровне личности — на уровне социума.

— И откуда ты такой умный, — недовольно бормочет Рома, — в армии за тобой таких рассуждений не водилось!

— Вы просто со мной не разговаривали, — пожимает плечами Азамат. — В армии на эти темы. А думал я о них всегда.

— Ну и как тогда получается, что весь этот твой социум против? Большинство, как ты говоришь? А правила всё равно не для людей, а для Системы? — сварливо отвечает Рома.

— Рабы не имеют собственных правил. Живут по импортированным Хозяином. Снаружи. — Безэмоционально отвечает Азамат. — Я, кстати, это всегда понимал. Просто обсудить не с кем было. Ну, в тех кругах, где я вращаюсь… Только вот я не понимаю, как это может быть. Как можно миллионы свободных людей заставить делать три вещи.

— Какие вещи? — вскидывается Рома, которому конкретика явно интереснее, чем анализ абстрактных и отвлечённых понятий.

— Первое, отказываемся, как бараны, от своего мнения, — отвечает с заднего сиденья Азамат. — Второе. Нас много, мы же общество! Но и в обществе мы тоже от нашего мнения отказываемся. Как бараны. И третье: как мы, являясь обществом, не соберёмся и не выработаем новые правила, которые всех нас будут устраивать?

— Хороший вопрос, — ворчит Рома, ни к кому не обращаясь. — Я тоже не понимаю. По-моему, никто не понимает. Но в ваш этот конспирологический бред, святой отец, я тоже не верю. Извините. Мой личный опыт меня учит, что винить в своих бедах нужно только себя. Не дядю. Только тогда у тебя появляется шанс на положительные изменения в жизни.

— Полностью согласен, — киваю, — но в вашем анализе, с моей точки зрения, есть пробелы. Пробелы в тех областях знаний, которые вам просто незнакомы. Мы, кстати, с этого начинали у ресторана.

— Да, — Азамат сзади устраивается поудобнее, меняясь местами с Нигиной, чтоб не сидеть между девочками. — Остановились на том, что для пятерых, захвативших на острове власть, опаснее всего именно это ваше созидательное состояние души. Хотя на первый взгляд кажется, что иначе…