Это пройдет?

К Александровым прихожу, когда на улице стемнело. Сердце ощущается инородным элементом в груди. К счастью, дома только Вика. Сейчас у меня нет сил разыгрывать беспечность.

Дядя Вася и тетя Лера поехали на закупку продуктов на неделю. Отдаю Вике коробочку с выпечкой и скрываюсь в ванной. От переживаний разболелась голова. День ощущается бесконечно долгим: смена лиц, мест, эмоций. Даже мысли о Грише померкли и стали неважными. Обнимаю себя за плечи и какое-то время сижу на краю ванной, собираясь с силами, чтобы принять душ.

Протираю запотевшее зеркало. Кожу лица стянуло. Собираясь в второпях, я забыла уходовую косметику. Любимую марку я еще очень долго не смогу себе позволить. Еще раз умываюсь холодной водой. Перед глазами снова встает мамино лицо. Хочется написать ей огромное сообщение, но сейчас это бесполезно. Ей нужно время. Мы обе привыкли проживать свою боль в одиночестве, как кошки, которые уходят умирать подальше от хозяев. Только теперь я поняла, что это вовсе не признак силы. Это – страх уязвимости.

Надев чистую футболку, я иду на кухню. Вика закаривает чай.

— Вер, — смотрит испуганно. — Что случилось? На тебе лица нет.

— У папы появилась любовница, я поэтому и ушла из дома. Еще я сегодня обидела маму. Я ненавижу юрфак. И вообще не понимаю,что делать со своей жизнью. Вик, я так устала. — сажусь на табуретку и прячу лицо в ладонях.

— Капец! Что ты сразу не сказала, что все так хреново. — Вика подходит ко мне и прижимает мою голову к животу. — Так бывает, Маслова. — говорит тихо. — Не плачь, все пройдет. Тетя Света тебя очень любит, Вер, я видела. Не плачь.

Я сама не заметила, как снова начала плакать. Я не говорю Вике, что любовница отца – мать Гриши. Это не имеет никакого значения. Бессмысленно искать виноватых. Все рухнуло. Мне жалко маму, и себя тоже жалко.

Когда я успокаиваюсь, мы молча пьем чай. Мне жаль, что я переезжаю из этого уютного мирка. В квартире Александровых царит безопасность и любовь.

— Я люблю тебя, Александрова. — сжимаю ее ладонь.

— А я сильнее. — Вика улыбается.

11

За пару дней до Нового года я сдаю сессию. После праздников меня ждут еще два экзамена. Я смогла получить только автомат по английскому и была отправлена на две пересдачи.

Мама вышла на связь. Мы обе, по негласной договоренности, не касаемся нашего последнего разговора. Между нами образовалась пропасть, через которую у меня не получается перепрыгнуть, сколько бы я не разбегалась. Наверное, она чувствует, что в глубине души я жалею и осуждаю ее. Убийственное сочетание для моей мамы.

Викуся спокойно приняла мой переезд, но удивилась решению Гриши поселить меня к бабушке в качестве помощницы. Мне кажется, что она еще не готова покидать родную квартиру. В перспективе мы обязательно поживем вместе, хотя бы один курс. Это – мой план.

Жизнь пошла своим чередом. Несмотря на оставшиеся пару экзаменов я решила выйти на работу сразу после Нового года. Деньги нужны позарез. Оказывается, я совсем не умею их правильно тратитть. Пришлось начать записывать все рассходы.

Отец не давал о себе знать. Это причиняло особую боль. В разлуке я поняла, что всегда хотела, чтобы он любил меня – Веру, не хватающую с неба звезд девчонку. Он все время пытался слепить из меня компьютерного персонажа, прокачать и поскорее закинуть на следующий уровень, но произошел сбой. Как там пишут в конце игры: «Game over». Я – заведомо проигравший игрок.

С Дорой мы до сих пор притираемся. Она смолит как паровоз, много рисует, ворчит, критикует мой внешний вид.

— Нет, ну что за мода пошла? Нацепили девки копыта и ходят довольные. — бубнит, разглядывая мои любимые Мартенсы.

Сегодня у меня первый свободный день за последние недели. Не нужно ничего зубрить и никуда бежать. Я проснулась около семи под орущую на весь дом оперу. Дора приобщалась к прекрасному. Мне очень хотелось выругаться. Накрыв голову подушкой, я попыталась подремать дальше, но куда там. Несмотря на то, что моя комната последняя по коридору, ощущение было, что орут мне прямо в ухо. Я не знаю, как дела у ее соседей, но у меня – не очень. Утро начинается не с кофе.

Дору я нахожу в гостиной. В черной шелковой пижаме, с сигаретой, свисающей на кончиках губ, она творит что-то напоминающее рисунок на ковре в советской спальне, который висел на стене в каждой семье. Виновник большинства детских травм. На столе неизменный кофе. Выключаю проигрыватель. Дора аккуратно кладет сигарету в выемку на пепельнице и спрашивает:

— Как спалось?

— Идеально, пока в доме вой не начался.

— Это у тебя нет вкуса. Ни в выборе гардероба, ни в музыке.

— Спасибо. — значит хоть мое мнение о этой мазне спрашивать не будет. — Вы завтракали, Доротея Аркадьевна?

Она мычит что-то невнятное и продолжает размахивать кистью. Я снова включаю проигрыватель, но значительно тише и иду готовить нам завтрак. Последний раз я заказала продукты на свой вкус. Бабуся не ест сахар и мучное, с остальным у нас проблем нет. Параллельно готовке протираю два больших подоконника и поливаю цветы. Иду приводить себя в порядок. Я уже привыкла принимать душ, глядя на размазанное оливье. Золотые краны уже не кажутся полной безвкусицей.

Музыка в гостиной смолкает. Дора заглядывает на кухню и довольно осматривает стол. Я наливаю нам кофе и раскладываю омлет по тарелкам.

— Я оставила две квитанции на комоде. Еще в аптеку нужно зайти и отправить посылку моей подруге в Саратов. — тут же представляю всю прелесть новогодних очередей. — И в парфюмерный зайди, у меня помада закончилась, и Надежде Викторовне духи в подарок нужно докупить.

Онлайн шопинг Дора почему-то упорно не признает. После завтрака убираю посуду. Запускаю робот-пылесос, ставлю стирку и ныряю в городскую суету.

Совершенно не знаю, где отмечать Новый год. К Александровым мне идти неловко, хоть Вика и приглашала. Они скорее всего соберутся всей семьей, а я буду лишней. И с Олей мы не очень близки. С одногруппниками мне не хочется отмечать, у нас ничего общего, про дом вообще молчу.

Думаю о Максе. Он перестал мне писать. Наверное, решил поискать более сговорчивую девчонку.

Вкусив всю предновогоднюю «радость» давкок, очередей и ругани, обвешенная пакетами, возвращаюсь к Доре. В прихожей стоят мужские ботинки. Сердце радостно ускоряет свой бег. Разуваюсь, снимаю пальто и иду на звук голосов. Гриша и Дора едят вчерашний суп.

Бегло осматриваю бабусю. Она переоделась в синий вязаный костюм в стиле бохо. Взгляд почти сразу перемещается на Гришу. Я не видела его около двух недель. Он постригся. На нем простая чёрная толстовка и джинсы. Он закатал рукава, и я могу впервые рассмотреть его татуировку: сплетение планет и какая-то надпись на латыни.

Жадно рассматриваю его и не могу оторваться. Я часто думала о нем, разбирая перед сном все наши разговоры на атомы. Искала скрытые смыслы, которых не было.

— Всем привет!

Гриша вытирает рот салфеткой и пробегает по мне взглядом. Тут же жалею, что утром не потрудилась даже подкрасить глаза.

— Привет, кошка. Классно готовишь.

На столе стоит супница, два вида хлеба, сметана и мясное ассорти. Не успеваю ответить, потому что Дора фыркает:

— Кошка! Буду звать тебя Мурка. — и продолжает стучать ложкой, уминая суп.

Закатываю глаза. Гриша смеётся.

— Я вам ёлку привез. Поможешь ба... то есть Доротее Аркадьевне ее нарядить?

На меня назатывает воспоминание. Мы с родителями полетели в Прагу на Новый год, когда только въехали в загородный дом. Мне было четырнадцать лет. Моя первая заграница, первый аэропорт, первый полет на самолете. Вкус чуда парил в воздухе и оседал на языке. Пахло корицей и кардамоном. Это была великолепная поездка. Моменты, которые невозможно описать или сохранить в виде снимка. Можно только включить все органы чувств и надеяться, что сохранишь это мгновенье в памяти навсегда. Родители так много работали, что в поездке им хотелось по-настоящему отдохнуть. Мы много и долго гуляли пешком, вкусно если, смотрели салюты. Даже молчать было хорошо. Родители не говорили о работе, словно поставили жизнь на маленькую паузу. Мы даже катались на коньках. И отец тоже. Надо поискать снимки в ноутбуке с той поездки.