Страница 98 из 102
— Руки подними, говорю! Я не знаю, что у тебя на уме!
— Ладно-ладно! — пулеметчик перекатился на спину и задрал вверх вымазанные кровью клешни. — Давай скорее! Мочи нет терпеть!
— Пошел, — кивнул я, дождался, пока Сиплый, шурша брезентовыми шароварами, пересечет дорогу, и последовал за ним.
— Ну? Что? Что там? Давай, говори уже. Чего молчишь? — Балаган лежал, сунув рюкзак под голову, весь в испарине, и прерывисто хватал ртом воздух. Шлем и респиратор валялись в стороне. — Черт! Кол! И ты здесь, — заметив меня, пулеметчик улыбнулся, даже предпринял попытку хохотнуть, но вместо смеха издал клокочуще-булькающий звук, сплюнул и утер кровь с подбородка. — Вот говно.
Разгрузка и куртка на Балагане были расстегнуты, рубашка с исподним задраны вверх, из двух пулевых отверстий в животе вытекали черные струйки. Пахло дерьмом и близкой смертью.
— Плохо дело, — констатировал медик.
— Что? — Губы Балагана задрожали. — Это как? Ты о чем говоришь? — Пулеметчик схватил Сиплого за грудки и подтянул к себе: — Отвечай.
— У тебя кишки пробиты вдоль и поперек, — зашипел медик через фильтр в бледнеющее лицо пациента, — скорее всего, разорваны. Брюшная полость наполняется кровью и нечистотами.
— Так сделай что-нибудь. Пожалуйста.
— Даже если я тебя заштопаю, это лишь отсрочит конец. И он будет гораздо мучительнее.
— Мать твою, Сиплый! Ты же врач! Ты сможешь!
— Не здесь. Переживешь операцию — умрешь от перитонита.
Балаган сглотнул и, разжав кулаки, отпустил несбывшуюся надежду.
— Все, что я могу, — продолжил медик, — так это вкатить тебе морфина. Побольше. Уйдешь без страданий.
— Уйду?.. — Глаза Балагана заблестели влагой.
— Ничего не поделаешь.
— Давай, — кивнул пулеметчик после недолгого молчания.
— Не так быстро, — вмешался я в заупокойную беседу. — Сначала расскажи про Ткача.
— Ткач, — физиономия Балагана сложилась в гримасу отвращения. — Падла. Он совсем рехнулся.
— За что Гейгера пристрелил? — поинтересовался Сиплый.
— Откуда мне знать? Я ж говорю — он рехнулся. Пальнул Гейгеру в башню на пустом месте. Шли молча, и тут поворачивается — бах!..
— А ты чего? Стоял, хуй сосал?
— Да я… А что мне было делать? И сообразить-то толком ничего не успел. Ткач сказал: «Так надо» — и пошел себе. Кто же знал, что у него крышу сорвало?
— Кто же знал⁈ — аж взвизгнул Сиплый. — Блядь! Так, по-твоему, ни с хуя продырявить Гейгеру башку — это в порядке вещей?
Балаган ничего не ответил, молча пялясь на взбешенного медика.
— При каких обстоятельствах сам пулю схлопотал? — решил я перевести разговор в более конструктивное русло.
— Да все при тех же — окликнул эту суку, когда отставать начал, а он возьми да выстрели. Тварь полоумная. Еле… — Балаган запнулся и, скорчившись, застонал. — Еле ноги унес… Черт. Сиплый, коли уже свое говно.
— Ты закончил? — обратился медик ко мне.
— Да, вопросов больше не имею.
— Ну, давай, — Балаган закатал рукав. — Чего тянуть?
Сиплый молча вынул пистолет из кобуры пациента, забрал штык-нож, поднял с пола автомат и «ПКМ».
— Что, — ощерился пулеметчик, демонстрируя кровавый оскал, — с трупа мародерствовать — совесть не велит?
— Слишком долго ждать, — ответил медик и развернулся к выходу.
— Эй! Ты куда⁈
— Это за Гейгера, мразь, — бросил Сиплый через плечо.
— Что⁈ Кол!
— Прости, дружище. Я тут не при делах.
— Дай мне пистолет! Дай пистолет!!! Твари!!!
Некоторое время нам в спину еще летели проклятия, потом мольбы, и, когда руины, ставшие последним пристанищем Балагана, остались далеко позади, я услышал вопль, полный тупого отчаяния…