Страница 91 из 102
Глава 23
Дьявол. Что же такое я проглотил? Хм… Хе. Хе-хе. Забавно. Не похоже на дешевую дурь с улицы. Да, Сиплый знает в этом толк. О. Ну ни хрена себе. Надо будет у него отсыпать. До чего же хорошо. И что я так взъелся на Балагана? Бля, да он просто душка. Хотя язык ему укоротить не помешало бы, вместе с башкой. Нет-нет-нет. Что за глупость? Вон, сидит, лыбится, как дите. Разве можно его не любить? И Ткача, и Гейгера? Чертовски милые люди. Пристрелят ни за хуй собачий. При… что? Это же… Чушь какая! Да у меня людей ближе нет и не было. Особенно Сиплый. Дружище, прости меня. Прости, что набросился, как псих. Но ведь ты, сучара пархатая, сам на перо просишься. Черт! Как такое в голову может прийти? Сиплого на перо — мерзость. Он ведь мне роднее брата… Господи-боже, Крикун, Репа, как же я виноват перед вами, как ви-но-ват…
— Эй, — что-то шлепнуло мне по фильтру респиратора. — Хорош реветь.
Реветь? О чем ты, бля?..
— На, клади под язык и держи там, пока не рассосется, — перед запотевшими окулярами возникла ладонь с крохотной таблеткой. — Взбодрит.
Сиплый вложил лекарство мне в руку и направился к следующему убитому горем пациенту.
Я поднял респиратор. Мокрая резина проползла по губам, оставляя на них соль. Вот так торкнуло — разревелся, будто целка на выданье. Черт, да они все еще льются! Стыд и срам. Правда, у остальных состояние аналогичное, что немного успокаивает. Ядреная химия. Надо с этим коновалом держать ухо востро. Того гляди — подмешает в воду хуйню какую, очнешься потом с развальцованным очком посреди фонящего кратера. Опять вот таблетку подсунул, скотина. Да сколько можно литься? Так и до обезвоживания недалеко. Ладно, приму. После остальных. Ну?.. Вроде не сдохли. Давай, химическое говно, перекрой эту течь.
Таблеточка действительно помогла — самопроизвольное всхлипывание и выделение мокроты унялось, настроение заметно улучшилось, в теле возникла приятная легкость. Я глянул на часы — четверть девятого — и поднялся. Рассвело, пейзаж за окном приобрел мертвенно-серую гамму, погрузившись в утренний туман. Внизу никакого движения, тихо, как на кладбище, только вороны с веток таращатся.
Котелок валялся у стены. Половина площадки и лестничный пролет были залиты кровью, на радость вечно голодному Красавчику, который, впрочем, не спешил пировать, а сидел в углу, сжавшись и попискивая. Ткач и Гейгер молча приходили в себя после пережитого ночью горя. Балаган, как всегда недовольный, сокрушался над уделанными кровищей штанами и рюкзаком:
— Ебать! Какая падла котелок опрокинула? Аж трусы к жопе приклеились.
— Ничего, засохнет — осыплется, — успокоил опытный в этом деле Гейгер.
— Что тут — вашу мать — произошло? — Ткач поднялся на ноги и окинул присутствующих взглядом.
— А ты не помнишь? — хмыкнул Балаган.
— Помню, насилу сдержался, чтоб вам обоим по пуле в башку не пустить.
— Чуть зубы мне не выбил.
— Все могло закончиться гораздо печальнее, — подключился к разговору Сиплый. — Я и сам готов был всех вас тут положить к едрене матери.
— И я, — сознался Гейгер. — Прямо палец зудел. Блядь, аж дурно делается.
— Так что же произошло? — напомнил вопрос капитан.
— А не в этом ли козле дело? — кивнул Гейгер на висящий труп. — Небось наркотой баловался.
— Ты вообще представляешь, какое должно быть содержание наркотика в крови, чтобы от ее перорального приема так торкнуло? — поинтересовался Сиплый и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Все это очень напоминает действие психотропных веществ. Здесь ведь не только у нас крышу сорвало, снаружи тот еще бедлам творился.
— Верно, — я еще раз выглянул в окно, чтобы убедиться в правдивости своего предположения. — И, сдается мне, осада снята.
— Они сначала друг с другом сцепились, да так крепко, что гранаты в ход пошли, а потом началась паника, просто с ума посходили, — подтвердил Сиплый мои урывочные, перемешанные с наркотическим бредом воспоминания минувшей ночи. — Носились тут, визжали, как свиньи недорезанные. По всей округе разбежались. Кабы не мои пилюльки, то и мы бы сиганули кто куда, а так отделались легким испугом с чувством глубокой скорби.
— Если это газ, то весьма странный, — покачал головой капитан. — Сначала до белого каления доводит и только потом насылает панику?
— Да, — согласился медик, — необычный эффект.
— Как бы там ни было, — Ткач подошел к окну и осторожно выглянул, — а нам это на руку. Точно ушли? — обратился он ко мне.
— Либо ушли, либо сидят очень-очень тихо.
— Что ж, придется проверить.
Перед выходом Сиплый сменил капитану повязку и вколол обезболивающее. Гейгер, памятуя о грозящей голодной смерти, отрезал хранителю уши и завернул их в тряпицу, чем вызвал у сердобольного медика очередной приступ человечности, длившийся, впрочем, недолго. Дрожащего, будто осиновый лист, Красавчика пришлось снова посадить в сидор. Двигать вниз своими ногами он категорически отказывался, при этом истошно вереща, пока я не затолкал ему в пасть выданную медиком пилюлю.
Не будучи уверенными в снятии осады, идти решили тихо. Я забрал у Сиплого «ВСС», вручил в качестве временной замены «АПБ» и, возглавив спуск, остановился на третьем этаже.
Увидев поднятую руку, Ткач глянул вниз через перила и вопросительно мотнул мне головой: мол, чего там?
Я дал знак оставаться на месте и, вооружившись кинжалом, перепрыгнул на следующий пролет.
— А!
Вжавшийся в угол хранитель обхватил голову руками и комично задрыгал ногой, пытаясь, видимо, отогнать меня прочь. О валяющемся неподалеку взведенном арбалете он даже не помышлял.
— Сюда, — позвал я остальных, не отводя взгляда от нервного товарища.
— Это ты его? — кивнул Балаган на продолжающего лягаться буяна.
— Да, пытал, пока вы спускались.
— Что с ним? — спросил Ткач.
— Расстройство психики, — со знанием дела констатировал Сиплый. — Похоже, ему страшно до усрачки.
— Эй, — Гейгер легонько пнул неврастеника, на что тот отреагировал прекращением телодвижений и сжатием в трясущийся комок.
— Бесполезно, — поставил диагноз медик. — Он сейчас с трудом понимает, что творится. Мы для него, быть может, — черти рогатые, а вокруг океан кипящего говна.
— В расход, — оборвал капитан научную дискуссию.