Страница 75 из 77
— Крю, ты меня чертовски пугаешь. Что происходит?
Туда-сюда. Туда-сюда. Я продолжаю расхаживать взад и вперед.
— Она в операционной.
— Операционной? — глаза Ашера расширяются. — Все... нормально?
— Нет, не нормально, — выпаливаю я.
— Ты хочешь, чтобы я... кому-нибудь позвонил?
— Мне все равно, — честный ответ. Мы со Скарлетт никогда не обсуждали, кого и когда мы пригласим в больницу. Я полагал, что буду с ней, что мы сможем принимать эти решения вместе, после того как у нас родится здоровый ребенок.
Я продолжаю расхаживать по комнате. Я не знаю, во сколько она легла на операцию. Сколько времени занимает кесарево. Я совершенно не готов, и единственное, что удерживает меня от полного срыва, — это надежда, что в любую минуту кто-нибудь придет и скажет мне, что с ними обоими все в порядке.
Я хожу кругами, пока у меня не начинает кружиться голова. Потом сажусь. Трясу коленом. Вращаю обручальное кольцо. Прижимаю ладони к глазам и пытаюсь представить, что нахожусь где-то в другом месте.
Смутно я ощущаю вокруг себя какую-то активность. Говоря кого-нибудь, Ашер, очевидно, имел в виду всех. Мой отец. Оливер. Джозефина и Хэнсон, который полностью оправился от своего испуга. Семья Скарлетт прижимается к моей, перешептываясь. Наверное, обо мне. Мудро, что никто из них не приближается ко мне.
Проходит вечность, прежде чем появляется доктор Саммерс. Я встаю, как только вижу его.
— Ваша жена зовет вас, Крю.
Облегчение обрушивается на меня с такой силой, что мне кажется, что мои колени вот-вот подогнутся.
— С ней все в порядке? — мой голос срывается.
Доктор Саммерс улыбается и кивает.
— С ней все в порядке. И у вас здоровая девочка.
Девочка. У меня дочь. Эта мысль кажется чуждой, даже после нескольких месяцев осознания того, что это произойдет.
— Могу я увидеть их? — мой голос звучит так, словно мое горло набито камнями.
Он кивает.
— Конечно. Следуйте за мной.
Доктор Саммерс ведет меня в палату. Скарлетт лежит, на груди у нее завернутый в одеяло комочек.
— Я дам вам минуту, — говорит он и исчезает.
Скарлетт поднимает глаза, как только я вхожу в палату. Ее улыбка широкая и ослепительная.
— У нее твои глаза.
Я подхожу к кровати и впервые вижу лицо моей дочери. Она само совершенство. И Скарлетт права. У нее глаза того же голубого оттенка, что и у меня. Цвет, который я унаследовал от своей матери.
— Когда я впервые увидела тебя, то подумала, что у тебя самые красивые глаза, которые я когда-либо видела, — говорит она мне.
Я поворачиваю голову, чтобы прижаться лицом к ее волосам, чувствуя, как мои глаза горят впервые за всю взрослую жизнь.
— Я был так напуган. Так чертовски напуган, Роза.
— Я в порядке, — уверяет она меня. — У нас все в порядке.
Я оглядываюсь на крошечного человечка, которого мы создали вместе.
— Ух ты.
— Да, — Скарлетт вторит моему благоговейному тону. — Ты хочешь подержать ее?
Я сглатываю.
— Да. Очень.
Фальшивый ребенок из класса по родовспоможению ощущается совсем не так, как настоящий. Скарлетт передает мне нашу дочь, и она крошечная, совершенная и настоящая.
— Нам следовало определиться с именем раньше.
Я ухмыляюсь.
— И заказать кроватку, наверное.
Глаза Скарлетт расширяются.
— Черт.
— Я позабочусь об этом, — заверяю я Скарлетт. — У нее будет кроватка, — я смотрю на свою дочь. — У тебя будет кровать.
— Вау, — комментирует Скарлетт, глядя на нас. — Ты определенно самый горячий папочка. Хочу сказать, я предполагала, что так и будет. Но совсем другое дело, что это и мой ребенок тоже, понимаешь?
Я фыркаю от смеха, и это приятно. Изгоняет последние завитки беспокойства.
— Как насчет Элизабет? — спрашивает Скарлетт.
Я изучаю маленькое, невинное личико. Появляется тот же рывок с моей свадьбы, и я задаюсь вопросом, что могла бы сказать моя мама в такой день, как сегодня. Она бы знала, что мне сказать, когда Скарлетт была на операции. Я прочищаю горло.
— Не думаю, что мы должны…
— Не думай об этом.
— А твоя мама не обидится?
Скарлетт усмехается.
— Думаю… имя моей мамы может быть вторым.
— Элизабет Джозефина Кенсингтон, — тихо говорю я.
— Да.
— Мне нравится.
— Мне тоже, — заявляет Скарлетт.
— Они здесь, — говорю я ей. — Твоя мама. И твой отец тоже.
— Неужели?
— Ашер позвонил им, и моему отцу и Оливеру. Я был... ну, я был не в настроении с кем-либо разговаривать. И мы не говорили о том, кому мы позвоним и когда.
Скарлетт кивает.
— Ты можешь узнать, хотят ли они познакомиться с Элизабет.
— Ты уверена?
— Я уверена.
— Хорошо, — я неохотно отдаю Элизабет. Не хочется покидать эту палату Но я передаю ее обратно Скарлетт и возвращаюсь в приемную. Они все еще там. Я не был уверен, что так и будет.
Я прочищаю горло.
— Э-э, папа? Хэнсон? Джозефина? Вы… вы хотите познакомиться со своей внучкой?
Все трое выглядят ошеломленными. Может быть, новость, что они бабушка и дедушки, поражает их. А может, они просто не ожидали такого предложения.
К моему удивлению, первым встает Хэнсон. Джозефина следует за ним. Мой отец поднимается последним, но поднимается. Я бросаю взгляд на Оливера. «Давай», — одними губами произносит он. Мы с отцом следуем за родителями Скарлетт по коридору.
— Мы назвали ее Элизабет, — тихо говорю я ему, когда мы идем по коридору. Мой отец часто бывает непредсказуем. Я не хочу, чтобы его реакция на откровение — положительная или отрицательная — повлияла на первую встречу. — Палата № 231, — говорю я Джозефине и Хэнсону, когда мы подходим к палате Скарлетт. Они входят. Я слышу восклицание Джозефины. Мы с отцом задерживаемся снаружи.
Он сжимает мое плечо.
— Я горжусь тобой, Крю. Твоя мать тоже бы гордилась.
Затем он направляется внутрь. Я остаюсь стоять в коридоре и плачу во второй раз за сегодняшний день.
25. Скарлетт
Крю ведет себя странно. Он вернулся домой расстроенный, но вовремя, разминувшись с Софи и Надей всего на несколько минут. Погладил Тедди и поцеловал Элизабет перед сном, но это было его ежедневным ритуалом. Те же действия, которые он совершает каждый вечер, когда возвращается с работы.
Я наблюдаю, как он проверяет свой телефон в отражении зеркала. Выглянул в окно. Я отложила тюбик с губной помадой.
— Ты же знаешь… не должны делать это сегодня вечером.
Мои слова вырывают его из задумчивости. Крю оглядывается, выглядя удивленным. И смущённым.
— Что? Почему?
— У тебя был долгий день. И ты, кажется… не знаю, где-то далеко. Мы можем перенести ужин.
Его брови приподнимаются, и легкая усмешка появляется на его губах.
— Перенести ужин? Это наша годовщина.
— Я знаю, но это всего лишь свидание. Наш послужной список с ежегодными праздниками, торжествами или чем-то еще невелик. И разве мы не должны праздновать наш брак каждый день, а не только в тот день, когда мы поженились?
Полноценная ухмылка — его ответ на мои слова.
— Кто знал, что ты такая романтичная, Роза?
Я закатываю глаза.
— Заткнись. Я серьезно.
— Я тоже. Так что заканчивай собираться, чтобы мы могли пойти на ужин.
— Голоден?
— Да, — он убирает свой телефон, изучая меня с выражением грешника, а не святого. — Хочу десерт. Я буду внизу.
Мы дурачились, как похотливые подростки, с тех пор, как родилась Элизабет, но секса так и не произошло. И если бы кто-то сказал мне на моей свадьбе год назад, что я оставлю свою новорожденную дочь дома, чтобы отпраздновать годовщину с полной уверенностью, что у нас моногамные отношения, я бы рассмеялась им в лицо.
И все же мы это делаем.
Я брызгаю духами, беру пару лабутенов из шкафа и спускаюсь вниз. Моя мама удобно устроилась на диване. Ее энтузиазм по поводу того, что она стала бабушкой, почти так же удивителен как и мои отношения с Крю. В основном меня воспитывали няни. Но моя мать обожает Элизабет. Даже мой отец иногда удивлял меня, прося подержать ее или искренне улыбается, когда видит ее. Сегодня его здесь нет, и я не спрашиваю почему. Отношения моих родителей — не мое дело. Самое главное, это не имеет никакого отношения к моему браку.