Фальшивая империя

— Я знаю, что твой французский не очень хорош, но ты не слепой. Фигурка из палочки в платье означает, что это женский туалет. Мужской, должно быть, там, внизу, — я мотаю головой налево, туда, где простирается коридор. По шкале стервы от одного до десяти я нахожусь на одиннадцатой ступени.

Сначала он ничего не говорит, что является наихудшим возможным ответом. Крю стал единственным человеком, которому я могу позволить бросить мне вызов. Я жажду этого от него больше, чем финансовой безопасности или верности. Я хочу, чтобы он видел во мне равную ему и партнера, потому что именно так я его вижу. Мышцы его челюсти двигаются, когда он заметно сжимает ее, сдерживая то, что собирался ответить. Я жду, и это выплескивается наружу.

— Какого черта, Скарлетт?

Этот вопрос, по сути, брошен мне в лицо. Я хочу улыбнуться, но не делаю этого.

— Что ты имеешь ввиду?

— Я не могу понять тебя. Я пришел сюда, чтобы поддержать тебя. И я часами смотрел теннис, пытаясь узнать тебя получше, завел светскую беседу с твоим... я даже не знаю, что Жак значит для тебя, а ты ведешь себя так, будто я тебе мешаю!

Он слишком хорош. Во всем. Я знаю, как играть в игру секретов, лжи и обмана. Знаю о предательстве и заметании ошибок под ковер. Знаю, как обращаться с Крю, с которым разговаривала в «Пруф», который смотрел на меня с полным безразличием. Парнем, который приветствовал меня небрежным, вежливым «Ты хорошо выглядишь», а затем игнорировал меня до конца ночи. Я не в состоянии справиться с Крю, который приехал сюда, чтобы поддержать меня. С которым я чувствую себя особенной, не такой, как и со всеми остальными. Он — солнце, а я — Икар, после того как он усвоит свой урок.

— Я не просила тебя делать ничего из этого! — огрызаюсь я. — Я не просила тебя приезжать. Я не хотела, чтобы ты приходил сюда.

Он качает головой. Смеется. Издевается.

— Если ты так ссоришься, не могу представить, как ты будешь вести себя, когда будешь подавать на развод.

Я не реагирую на это, но чувствую, что эти слова бьют меня, как пощечина. Он запятнал этот момент, это воспоминание, втягивая его в этот дурацкий спор. Я потратила весь день на прогулку. Если бы я этого не сделала, то отсиживалась бы в отеле и работала. Игнорировать друг друга, за исключением обмена оскорблениями, было невыносимо. Как и быть счастливой парой, которой мы притворялись сегодня. Я всегда буду одной ногой за дверью, всегда буду ждать, когда он превратится в какую-нибудь версию моего отца, сосредоточенную только на том, чтобы сохранить ключи от королевства.

Крю сказал мне, что он мог бы жениться на ком-то другом раньше. Мы оба знаем, почему он этого не сделал. Если бы моя фамилия не была Эллсворт, он бы это сделал. У него есть качества, которые нельзя купить, такие как харизма и обаяние. Он может предложить больше, чем красивое лицо и банковский счет с приличной суммой.

Он искренне нравится людям. Они потакают мне, потому что знают, что я могу быть могущественным другом и безжалостным врагом. Потому что я обнаружила, что страх гораздо эффективнее любви.

Он бы не женился на мне, если бы не договоренность.

Но я бы вышла за него замуж.

Вот почему я больше не могу смотреть на него. Вместо этого я изучаю оштукатуренную плитку на полу.

— Я не собираюсь подавать на развод.

Может быть, это самая честная фраза, которую я когда-либо говорила ему. Я не буду причиной распада этого брака.

Не потому, что мой отец был бы в ярости, если бы я разрушила будущее, которое он устроил.

Не потому, что я потеряю все, что приобрела.

Не потому, что другие мои перспективы были бы сомнительными.

А потому, что я эгоистка.

Я хочу его и не хочу, чтобы он принадлежал кому-то другому.

Крю отталкивается от стены, нависая надо мной. На одну дикую, волнующую секунду мне кажется, что он собирается поцеловать меня. Заставить меня признать, что я действительно хочу, чтобы он был здесь. Вместо этого он поворачивает направо, к выходу.

— Ты уходишь?

Одна бровь раздраженно приподнимается, когда он оглядывается назад.

— Хочу воспользоваться туалетом. Это разрешено, дорогая?

Самое грубое слово в предложении — самое сладкое. Медовый шлепок. Наша игра в прозвища была забавной. Но после того, как я услышала, как он назвал меня Розой с чувством, с искренней любовью, «дорогая» звучит просто оскорбительно. Я вздыхаю, борьба покидает меня, когда слышится его горький тон. Это одна из наших многочисленных проблем: один из нас обычно настроен на спарринг.

— Ты можешь уйти, если хочешь.

Я говорю не только о ресторане, и знаю, что он понимает это, когда на его лице появляется решимость.

— Я не пасую. Хорошо это или плохо, Роза.

— Я думала, единственная клятва, которую ты давал, была для заключения сделки.

Его губы подергиваются, плохое настроение временно исчезает, как солнце, выглядывающее из-за облаков.

— Ты все еще носишь свою наклейку.

— А?

Крю делает шаг вперед и срывает с моего платья зеленую наклейку с пропуском из Версаля. Я выхватываю листок из его пальцев, прежде чем он успевает его скомкать.

Он смотрит, как я засовываю его в клатч, с непроницаемым выражением лица.

— Это нормально — заботиться, ты же знаешь.

— Знаю.

— Правда?

А потом он оставляет меня стоять и пялиться ему вслед, как на золотую рыбку.

Вы бы не догадались, что сейчас лето, судя по обледенению в этой машине. Остаток ужина с Жаком прошел гладко. Крю молчал, пока мы с Жаком обсуждали все, о чем нужно позаботиться на этой неделе.

Я надеялась, что Жак не замечал напряжения, накалявшегося между мной и Крю на протяжении всего ужина. Но когда мы прощались, он прошептал мне на ухо, что любить нелегко, ma cherie, (Моя дорогая (пер. фр.) и это заставило меня подумать, что нужно быть слепой и глухой, чтобы не заметить, что мы вели себя не как молодожены. Жак рассмеялся, увидев, с каким хмурым видом я отреагировала на его совет.

После ужина водитель отвез нас обратно в отель. Я пересекаю мраморный вестибюль, не утруждая себя ожиданием Крю. Мне нужно немного пространства. К сожалению, его длинные ноги сокращают расстояние между нами всего за несколько секунд. Золотые двери лифта медленно закрываются, запечатывая нас внутри, и мы начинаем подниматься.

Я жду, что он заговорит, но он молчит, прислонившись к блестящей металлической стене и ведя себя так, будто я не стою в полуметре от него.

Пару минут спустя мы добираемся до верхнего этажа.

— У тебя есть ключ от моей комнаты? — спрашиваю я, когда двери открываются, раздраженная тем, что мне пришлось первой нарушить молчание. Именно он регистрировал нас. Если я не хочу спать в коридоре или обыскивать его, как офицер полиции, у меня нет выбора.

Крю молча достает из кармана пластиковый прямоугольник и протягивает его мне. Я киваю в знак благодарности, прежде чем направиться к номеру, выбитому на пластике. Подношу ключ к сенсору. Он мигает зеленым, пропуская меня внутрь. Я закрываю за собой тяжелую дверь и на мгновение прислоняюсь к ней спиной. Что за день. Часть, большая часть была хорошей, и от этого сладко и горько одновременно. Я вспоминаю его раздраженную позу в машине, когда думаю о том, как мы поднимались на Эйфелеву башню бок о бок. Моя вина.

Я направляюсь вглубь шикарного люкса, сбрасывая туфли на шпильках с тяжелым вздохом, который не снимает никакого напряжения. Все мои сумки сложены в гостиной, рядом с незнакомым багажом, которого здесь быть не должно. Я оборачиваюсь в тот момент, когда дверь снова подает звуковой сигнал. Крю входит в комнату.

— Что ты здесь делаешь? Я думала, у тебя есть свой номер.

— Свободных номеров не было, — беззаботно говорит Крю, снимая пиджак и бросая его на спинку позолоченного дивана.

— Ты лжешь.

— Неужели? — он одаривает меня приводящей в бешенство ухмылкой.