Страница 11 из 77
А мой жених флиртует с одной из официанток. Я включаюсь в дискуссию о фондовом рынке просто для того, чтобы дать понять, что меня не беспокоитэтот флирт, потому что Крю даже не мог дождаться конца ужина, чтобы найти развлечение.
Я думала, что Крю будет легко игнорировать — контролировать. Я также знала, что у нас будет физическая близость. Поначалу ради интереса. А после ради создания детей. И я все сильнее жажду этого, но я также не собираюсь унижаться. Я не буду умолять его. Ни за что. Я лучше забеременею от колбасы из индейки.
Весь ужин я украдкой поглядываю на новое дополнение к моей левой руке. Артур Кенсингтон долго смотрел на кольцо с бриллиантом, когда я только -появилась. Взгляд, пронизанный грустью, тоской и сентиментальностью.
Крю подарил мне кольцо своей матери.
Эта мысль не приходила мне в голову, пока я не увидела выражение лица Артура. Элизабет Кенсингтон скончалась, когда Крю было пять лет. Интересно, насколько по-другому выглядели бы сегодня трое мужчин, которых она оставила одних, если бы она не умерла такой молодой. Был бы Артур таким же роботом? Оливер в таком же отчаянии? Крю такой же черствый?
— Я бы с удовольствием выпила еще вина, — я прерываю праздник любви.
Официантка вздрагивает, наконец вспоминая, что в комнате есть и другие люди. Она хватает мой бокал и убегает.
Тревожный взгляд Крю задерживается на мне на целых две минуты, которые ей требуются, чтобы наполнить его и вернуть. Я не отвожу взгляда. Наш зрительный контакт похож на шахматную партию, в которой нет фигур для игры и нет очевидной победы.
Я не знаю, чего он от меня хочет. Я полагала, что наша свадьба будет нашим началом и концом. Пока у нас не появятся дети, ничего не нужно будет менять. Он будет работать. Я тоже. Наша жизнь будет выглядеть как диаграмма Венна, с некоторым перекрытием, но не сильным.
Однако тот момент в библиотеке не был похож на деловой разговор. Это было похоже на бушующий ад, который испепелял линии, а не просто размывал их. Я погасила его... временно. Тлеющие угольки смотрят на меня с другого конца стола.
Как только с десертом покончено, мы проходим в вестибюль для обменивания прощаниями. У моего отца плохое настроение. Как сказал Крю, мы с ним договорились. Хэнсон Эллсворт не тратит время на погоню за ними. Этот вечер был любезностью, приглашением, отказаться от которого было бы слишком грубо.
Я получаю прощальные кивки от Артура и Оливера и объятия от Кэндис. Интересно, заметила ли она, что я так напряжена, что могу разорваться пополам? Становится все труднее оставаться равнодушной к предстоящей свадьбе. В течение многих лет я говорила себе, что это не более чем контракт. Деловая сделка. Смешение активов.
С Оливером — с любым другим — так и было бы.
С Крю все по-другому.
Мое сердце колотится, когда он приближается ко мне. Останавливается, его большой палец ловит и трет бриллиант, покоящийся на моей левой руке.
— Тебе идет, милая, — шепчет он, прежде чем его губы касаются моей щеки. Насмешливый оттенок слов разрушает любое подлинное намерение.
В центре прихожей висит огромный семейный портрет. Это настоящая семья Кенсингтонов: Артур, Элизабет, Оливер и Крю. Мой взгляд останавливается на левой руке Элизабет, лежащей на плече совсем маленького Крю. Бриллиант на ее руке — точная копия бриллианта на моей.
— Спасибо, — выдавливаю я.
Глаза Крю следят за моим взглядом и тоже переключаются на портрет, его челюсть сжимается от осознания.
Сожалеет ли он о том, что отдал его мне?
Он беспокоится, что я подумаю, что это значит что-то, чего на самом деле нет?
Может быть, он просто слишком ленив, чтобы пойти и купить мне новое?
Вместо того чтобы просить ответов на любой из этих вопросов, я следую за своими родителями из мраморной прихожей на свежий весенний воздух.
Моя мама разговаривает со мной, пока мы идем к фонтану, где припаркованы наши машины. Я киваю в ответ на все, что она говорит. Без сомнения, разговор идет о примерке платья, но я итак получаю пару десятков сообщений, напоминающих мне об этом.
Я думала, что проявлю больше интереса к своей свадьбе, когда придет время. Если не случится какой-нибудь катастрофы, у меня хотьостанутся воспоминания. Раньше я думала, что любая апатия по отношению к этому событию проистекает из отсутствия значимости. Что безразличие, которое я испытывала к жениху, просочится наружу и окрасит все остальное. Вместо этого я в ужасе от обратного. Нервничая из-за раздумий о том, какое белое платье надеть, или сколько сделать ярусов в торте, или какие цветы будут в моем букете, дает понять, что этот день мне небезразличен.
Мои родители уезжают первыми, вездесущее нетерпение моего отца — поспешный порыв. Я задерживаюсь на подъездной дорожке еще на несколько минут, глядя на каменный фасад особняка Кенсингтонов. Жесткий, строгий и нечитаемый — совсем как его обитатели. Точно такой же, как мир, в котором я выросла, мир, в котором я застряла.
У меня есть право голоса, но его недостаточно. Недостаточно, чтобы остановить это. В моем животе поднимется волна бунта. Я упряма, и эту черту характера я скорее поощряю, чем подавляю. Но бунт не заглушает укол облегчения.
Я не хочу, чтобы Крю женился на ком-то другом. Я не хочу выходить замуж за кого-то другого. Тогда я никогда не узнаю, кто из нас сломается первым.
Мы поженимся. Это сделка.
Его слова эхом отдаются в моей голове, даже когда его нигде не видно. Вздохнув, я сажусь в машину и приказываю своему водителю отвезти меня обратно в офис.
Всю дорогу я смотрю на кольцо у себя на руке. Вспоминая слова, которые были произнесены, и о которых мы оба умолчали. Я никогда не смогу забыть этот момент, пока ношу это кольцо.
Никогда не говори никогда.
Не дождешься.
4. Крю
Когда я открываю двери моего пентхауса, то вижу сложенные картонные коробки, которые прислали за последнюю неделю, прямо перед лифтом.
Что за черт?
Я отодвигаю две коробки в сторону, гадая, не перепутали ли грузчики даты. Строители уведомили бы меня, если бы появились раньше. Единственный способ подняться сюда — через стойку регистрации или с помощью кода, который есть только у нескольких человек.
Тайна разгадывается, когда появляется Ашер, одетый в баскетбольные шорты и бейсболку с надписью «Шафер».
— Что ты здесь делаешь? — ворчу я, бросая портфель на коробку и снимая куртку. — И что, черт возьми, на тебе надето?
Он усмехается.
— Я же говорил тебе, что провожу тебя в последний путь! Прощай холостяцкая жизнь и все ее прелести.
— И я сказал тебе, что мы будем продолжать напиваться и снимать женщин после того, как я женюсь, так что нет смысла что-либо делать.
— Ну, я не слушал. Пицца скоро будет. Как и Оливер с Джереми.
Я чувствую, как начинает болеть голова, когда вхожу на кухню.
— Ты пригласил Оливера?
— Ага.
— И он сказал «да»? — я открываю холодильник, размышляя, что бы такое съесть. Пока я размышляю, беру пиво.
— Я бы не стал это пить, — говорит мне Ашер.
Я делаю паузу.
— Почему?
— Потому что мне сообщили, что не стоит заниматься тем, в чем мы будем участвовать сегодня вечером, пьяными.
— Что, черт возьми, за мальчишник, на котором все трезвые?
— Мы все время гуляем и напиваемся, как ты и сказал. Я подошёл творчески к мальчишнику.
Вздохнув, убираю пиво обратно в холодильник.
— Я собираюсь переодеться. Не передвигай больше никаких коробок.
— Надень то, в чем ты тренируешься! — Ашер кричит мне вслед.
Я ворчу в ответ, пока иду по коридору к своей спальне. Коробки захломили и эту комнату. Я живу здесь меньше года, с тех пор как окончил бизнес-школу в Йеле и навсегда вернулся в город. Странно видеть ее такой пустой. Большая часть моих вещей перевезли к Скарлетт, поскольку она настояла на том, чтобы остаться у нее после нашей свадьбы. Мой адвокат сообщеил мне через ее одвоката, — наш основной способ общения, — что я могу остаться в своем пентхаусе после нашего брака. У меня нет жгучего желания сожительствовать с женщиной. Единственное побуждение, перевешивающее это, — тот факт, что я не разделяю очевидную готовность Скарлетт оставить наши жизни полностью неизменными, раз у нас одна и та же фамилия.