Дверь

Глава 26

Джоанна

– Спасибо, – я благодарно улыбнулась Блейку, за то, что он принес мне бокал шампанского.

Он встал рядом, погладил мою спину и ответил:

– В любое время.

Через пару секунд его губы нашли мои. В этом поцелуе он не старался раскрыть мои губы, не собирался проникать языком в мой рот. Он нежно ласкал меня, такого не получают любовницы и случайные подружки. Я не знала, для кого предназначаются такие поцелуи, но то, что они несут в себе больший смысл, чем страсть, похоть и секс, я чувствовала своими губами.

Тогда мне пришлось отстраниться, потому что от расслабившего мое тела тепла я чуть не выронила бокал из рук.

– Соблюдай рамки приличия, Штукатур, – послышался грубый голос моего братца.

– Забыл спросить у тебя разрешения, – съехидничал Блейк, даже не взглянув на Конрада.

На моих губах заиграла улыбка, которую я попыталась скрыть.

– Что, Ив как всегда нахваливала тебя? – спросила я брата, поднося шампанское к губам.

– Она оценила мой костюм, – пожал плечами он. – Только была немного недовольна тем, что я выбрал не совсем подходящую цветовую гамму.

Брат рассмеялся, а я еще раз окинула взглядом его черный костюм и черную рубашку.

В центре зала стояла пирамида из бокалов ужасно дорогого шампанского. Свой бокал я уже опустошила, поэтому подумывала сходить и испробовать нечто новое.

– Тебе не стоило одеваться в черное, – мягко сказала я, оборачиваясь всем телом к брату. – Это все-таки помолвка.

– Это трагедия для меня, – объяснил он. – Отец не изменился, нашел себе молодую девочку, и верит в то, что она спит с ним по любви. А Синтия, видимо, ждет не дождется, когда отца хватит инфаркт и тогда она сможет получить все его активы.

– Конрад, прекрати!

Меня злило то, как сильно Конрад ненавидел нашего отца. Во многом Томас был неправ, но он не был злом.

Брат обернулся ко мне, в синих глазах заиграла холодная ярость.

– Он назначил ее своим заместителем! – прорычал он.

– Я знаю! Но ведь это он начальник, и решение принимать ему!

– Она увела твой проект! – не унимался брат.

– В этом нет ее вины, это отец назначил ее, – парировала я.

Конрад в изумлении вскинул брови, словно не мог поверить в то, что я говорю ему.

– Ты видела, как она разговаривала с цветочницей?

– Видела, но все это не является вескими причинами ненавидеть их обоих! – воскликнула я.

Конрад обходился с людьми не лучшим образом, поэтому если мне нужно было только поэтому ненавидеть Синтию, то следовало ненавидеть и брата. Немного успокоившись, я сказала разъяренному брату: – Надеюсь на твое благоразумие, не испорть отцу помолвку.

Конрад тяжело выдохнул, раздувая ноздри как готовый к бою бык.

Краем глаза я взглянула на Блейка. Он хмуро смотрел на нас обоих, однако не решался влезать в разговор.

– Он заслужил это, – буркнул Конрад. – Но виноват снова я, не так ли?

– Почему? Почему ты все время так говоришь? – повысила голос я.

Оглянувшись, я поняла, что к счастью никто посторонний нас не слышит. Спасибо музыкальному коллективу, который в данный момент наигрывал какую-то оживленную мелодию.

– Он принес слишком много боли нашей семье, – отмахнулся Конрад.

– А может это маме не стоило наседать на него? – возмутилась я.

Мало того, что она изменяла отцу, так еще и бросила его в беде.

– Что ты сказала?

– Ну, он был болен. Алкоголизм это болезнь, а зная нашу мать, она и покойника своей гиперзаботой из гроба поднимет, – фыркнула я.

Конрад взглянул на меня как на предательницу.

– Я не могу поверить своим ушам, Джоанна.

Он ощетинился, его взгляд остекленел от злости и разочарования.

– Значит, ты винишь во всем ее? – спросил брат.

Я закатила глаза от этого показного драматизма и устало вздохнула.

– Не виню, просто пытаюсь сказать, что будь она чуть сдержаннее, и не крути на стороне роман с Саймоном, брак мог и не распасться.

– Конечно, ты всегда защищаешь папочку и ждешь его подачек, – фыркнул он.

– Я не виню и не защищаю никого из них! Родители – взрослые люди, и приняли это решение вместе.

– Ладно, я не хотел выкапывать эту тему из прошлого, но раз ты сделала неверные выводы, – раздраженно начал он. – Тебе следует узнать, что это он изменял ей в течение многих лет. Но ты этого и не вспомнишь, когда родители развелись, тебе сколько было, три, четыре? – спросил брат. – Хотя знаешь, можешь не отвечать, сам отвечу: тебе было четыре, и все только и делали, что пытались уберечь тебя от кошмара, творившегося в нашей семье в то время!

Я в неверии замотала головой. Мама и бабушка никогда не говорили о разводе, а все люди, которые были близки с отцом рассказывали, что это мама была гулящей женщиной. Отцу приходилось бороться с алкогольной зависимостью и мириться с изменами жены.

– Нет, не может быть, – неуверенно сказала я, поглядывая на брата, не моргая.

Конрад выругался.

– Не может быть? Ты и сейчас не можешь поверить в это, не так ли? Ты так слепо его любишь, что не замечаешь того, что ему плевать на тебя, Джоанна! Он не любит никого кроме себя. И не смей винить нашу мать в этом!

– Но… Но…

– Еще кое-что, знаешь, откуда у нее шрам? Тот, что тянется от запястья до локтя?

Ей наложили двадцать семь швов.

– Она… Она говорила, что повредила руку, когда разбилось стекло двери ведущей в патио, – вспоминала я ее слова.

Мама с папой однажды сильно повздорили, но мой детский мозг не мог запомнить все подробности и суть их ссоры. Я думала, что в ту ночь, когда мама получила порез, она случайно разбила стекло двери.

Но Конрад помнил ту ночь иначе.

Родители слишком громко ругались, крики было слышно даже в стенах детской спальни на втором этаже.

В последнее время отец часто скандалил, практически каждый день. И когда восьмилетний Конрад слышал громкий голос, его одолевал страх. Он боялся, но сам не знал чего больше: того, что папа снова его ударит или того, что папа снова ударит маму. Конрад видел эту злость и ярость в глазах отца и опасался, что тот обрушит это на него. Но больше всего его страшило, что папа обидит его маленькую сестру, которая сейчас спокойно спала в своей комнате.

Мальчик не знал, зачем делает это, но потянулся к своему новенькому телефону и отправил короткое сообщение Саймону – другу семьи. Конрад боялся и надеялся, что Саймон сможет успокоить отца, они ведь дружат уже много лет.

Выходить из комнаты желания не было, но снова услышав пронзительный грубый крик, что-то внутри него заныло тупой болью. Вскочив с постели, Конрад ринулся на первый этаж, едва разбирая ступени под ногами.

– Ты всего лишь жалкая шлюха! Давно ты спишь с ним? – кричал Томас. Казалось, что от громкости его голоса содрогались стены их дома.

– Господи, да о чем ты говоришь? Мы с Саймоном друзья! Ты забыл, что он и твой друг тоже? – обиженно ответила Лаура.

Конрад преодолевал ступеньку за ступенькой, но почему-то сейчас их лестница казалась ему нескончаемой. Босые ноги холодели от соприкосновения с белым камнем ступеней, но мальчик не останавливался.

– Друзья? Думаешь, я не замечаю, как он смотрит на тебя? Дружба – последнее, о чем он думает, когда видит твое тело! – взревел отец.

– Довольно! Замолчи! Ты разбудишь детей. Иди в гостевую, протрезвеешь, и поговорим завтра.

– Нет, мы поговорим сегодня. Правда глаза колет?

– О какой правде ты говоришь? Это у тебя на лице красная помада! Хоть бы потрудился стереть ее! – упрекнула его Лаура.