Страница 3 из 16
— Там была авария, трое облучились. Выжил только Аркадий Николаевич. Когда его жена привезла в деревню к моей прабабушке, у него практически все органы не работали. Отсутствие пальцев на руке заметили? Так вот, они от радиации отвалились. А через пару месяцев больной домой уехал на своих ногах, и жил нормально до сих пор. Он меня маленькую вспомнил, я тогда у прабабушки летом жила. Вот так я и стала к нему ходить еженедельно, с собакой гуляла, да по бабулиному рецепту боль от хондроза снимала. Больше человек ни на какие болячки не жаловался, и повторяю, опухоли у него не было.
— А, что же вы его не вылечили, а только боль снимали, и, кстати, чем?
— Боль снимала не наркотиками, просто травками, что на болоте растут. А что хондроз не могла вылечить…. У вас в приемной портрет висит, дяденька солидный такой, написано, что лучший участковый. У вас с ним, наверное, одинаковые результаты в работе, правда?
— Смеетесь, что ли? Майор Осокин двадцать лет на участке работает, каждого человека знает……
— Так, когда прабабушка Аркадия Николаевича от радиации выхаживала, ей восемьдесят пять было, а мне восемнадцать, намек понятен?
— Понятен. Ну, это лирика. Вы конечно интересную историю рассказали, но это бездоказательно.
— А можно справку из поликлиники посмотреть?
Милиционер заметно заколебался, затем вытащил из папки бланк с синей печатью, подвинул в мою сторону, крепко придерживая бумагу ладонью. Я склонилась над справкой, вгляделась в печать.
— Знаете, насколько я знаю, Аркадий Николаевич лечился в поликлинике на улице Революции, а здесь справка врача из соседнего района.
— Девушка, так часто бывает. У меня нет никаких оснований подозревать наличие преступления. Поверьте, не стоит попусту поднимать волну.
— Скажите, а ведь «Вечный покой» — дорогая похоронная контора? Я их рекламу везде вижу.
— Ну да, не дешевая.
— А сын покойного — алкоголик со стажем, с отцом никогда не жил, тот его в квартиру не пускал, так как Иван все пропивал.
— Что-то вы путаете, я вчера сына видел, вполне прилично выглядит.
— Я не путаю, я точно знаю. Короче, мне надоело вас уговаривать. Я сейчас еду в РУБОП, у меня там хороший знакомый есть — капитан Долгих, хотя нет, уже майор. Я официально подаю ему заявление, а пусть там потом решают, вы сознательно прикрывали насильственную смерть пожилого человека или из лени и нежелания выполнять свои обязанности. А еще я поеду на химзавод, подниму там шум, что человека, который без защитного снаряжения ликвидировал аварию, что бы спасти жизни других работников, убили как собаку (прости Арес). О, так его, наверное, завтра в крематорий повезут, чтобы следов не осталось. Да, товарищ сержант? Ладно, побегу я в РУБОП, от вас все равно толку нет.
Милиционер в сердцах отбросил папку, порывшись в столе, сунул мне пустой бланк заявления:
— Вы понимаете, что делаете? Если завтра сорвем похороны, а смерть окажется естественной, то вам ничего не будет, наверное. А меня, скорее всего, уволят.
— А если я права?
— А если вы правы, то мне объявят строгий выговор, за то, что невнимательно провел осмотр трупа. Ладно, пишите заявление — милиционер быстро прошел к двери, высунул в приемную голову. Я услышала его преувеличенно бодрый голос:
— Так, женщины, не шумим, всех приму, я сегодня допоздна. Такой вопрос — чай все будут? Все? Ну и хорошо, сейчас чайник поставлю.
Под моим удивленным взглядом, участковый воткнул в розетку шнур электрочайника, стал выставлять на большой стол у стены разномастные стаканы и чашки. Поймав мой ошарашенный взгляд, сержант улыбнулся и зашептал:
— Сейчас посижу с дамами, чай попьем, они мне много чего интересного расскажут. Половину преступлений так раскрываю, конечно, не убийства, но все же….
Следующим утром я нашла в газете бесплатных объявлений страничку похоронного дома «Вечный покой», изучила перечень услуг. Позабавило прижизненное заключение договора на посмертное обслуживание. Услуга кремации и хранения урны с прахом также имела место быть. Любезная барышня по телефону сообщила мне, что прощание с господином Старыгиным будет проходить в десять часов утра в центральном филиале похоронного дома, и дала адрес крематория, куда, после прощания, направиться катафалк.
Я оделась потеплей, надела ошейник на печального Ареса и пошла на троллейбусную остановку.
Дорога была утомительной, старый троллейбус все время подбрасывало на ледяных ухабах, заднюю площадку, где стояла я с псом, постоянно трясло. Кондуктор, углядев, что собака без намордника (где я его возьму ночью? у меня даже вместо поводка старый ремень), каждые пять минут прибегала к нам скандалить, пытаясь выгнать из троллейбуса.
В конце концов, я не выдержала, и сказала, что пес практически сирота, умер единственный близкий ему человек, и я не знаю, куда пристроить собаку, а мне его жалко, он ночью плакал и отказывался есть. Женщина молча развернулась и побежала в водительскую кабину. Я поняла, что сейчас нас будут высаживать. Через пару минут кондуктор вновь подошла, протягивая мне теплую сардельку в пакетике:
— Девушка, возьмите, покормите собаку!
У меня слезы навернулись на глазах.
К похоронному дому мы приехали заранее. Я встала за большой черный автобус похоронной службы с золотыми ангелами на крыше и стала наблюдать за входом. Через некоторое время, во двор въехал старый обшарпанный «УАЗ»- «таблетка», с медицинским крестом и черной надписью на борту «Спецтранспорт». Оттуда вышли два ражих молодца в серых телогрейках поверх серых от старости халатов, и стали курить, весело о чем-то переговариваясь.