Страница 18 из 110
• Если следовать букве уголовного закона, то, как уже отмечалось выше, получится, что все (или почти все) люди в течение жизни совершают уголовные преступления. Значит все обладают «личностью преступника»? Но тогда – в чем их качественное отличие от «непреступников» (не существующих в реальности)?
• Никто никогда не назвал ни одного личностного свойства, признака, качества присущего только «преступнику» (или же только «непреступнику»). Злость, агрессивность, ревность, злопамятство, грубость, вспыльчивость, алчность и т. д., и т. п. могут быть присущи в той или иной степени каждому человеку, в том числе никогда не привлекавшемуся к уголовной ответственности.
Очевидно, в основе попыток найти специфические свойства преступников, присущие только «им» и отличающие «их» от законопослушных «нас», лежит древнейшее стремление людей отграничить «своих» (хороших, близких, родных) от «чужих» (плохих, подозрительных, опасных). «"Мы" это всегда «люди»… тогда как «они» – не совсем люди».[146]
Образ преступного человека, подлежащего жесточайшим наказаниям, конструируется общественным сознанием и властью в назидание другим, чтобы другим неповадно было. «Идея качественного, существенного отличия преступника от остальных людей, персонификация зла, меняя свое обличье, остается одной из самых устойчивых социально-психологических категорий… Устойчивость такой тенденции заставляет предположить, что создание концепций личности преступника, их постоянная модификация, их неуклонное возрождение после очередного опровержения вызываются к жизни какими-то определенными социальными потребностями и объективно служат социальным целям».[147] И цитируемый автор – А. М. Яковлев – называет главные из этих потребностей и целей. «Чем больше совершенства приписывается господствующим социальным условиям, тем порочней выглядит личность преступника, свободного выбрать добро, но избирающего зло… Чем более безупречным представляется общество, тем более порицаемым и порочным выглядит преступник. В этом случае все социальные беды, несчастья и просчеты, конфликты и противоречия общества можно объяснить моральными пороками, злой волей определенной категории людей. Козел отпущения меняет свое обличье, но его функция воспроизводится вновь… И если по своей явной, открыто провозглашаемой функции он (преступник. – Я. Г.) нужен для того, чтобы бороться со злом, с преступностью, то по скрытой, латентной функции он нужен для того, чтобы, заклеймив тех, кто внизу социальной структуры, придать ореол непогрешимости и добродетели тем, кто наверху этой структуры».[148]
Есть ли хотя бы какое-то рациональное криминологическое зерно в рассуждениях сторонников «личности преступника»? Да, есть. Но оно состоит, по моему мнению, не в поиске свойств и признаков (либо совокупности таковых), характеризующих «личность преступника» и только преступника, а в понимании того, что различные поведенческие формы (в том числе «негативные», отрицательно оцениваемые обществом) по-разному проявляются в зависимости от многих социально-демографических и психологических свойств. Лица определенного пола, возраста, образования, социального положения, тех или иных интеллектуальных, волевых, эмоциональных, физических качеств имеют относительно большую или меньшую вероятность оказаться среди совершивших те или иные преступления. Мужчины и женщины, молодые и пожилые, рабочие и служащие, семейные и одинокие, жители городов и сельской местности, мигранты и коренное население по-разному, в большей или меньшей степени, с большей или меньшей вероятностью совершают те или иные преступления (становятся лицами, имеющими проблемы с алкоголем, наркотиками, добровольно уходят из жизни). Ясно, например, что индивид с низкими интеллектуальными способностями вряд ли возглавит хитро задуманную сложную мошенническую операцию. А человек с выраженными физическими недостатками (слепой или без руки, без ноги) займется разбойными нападениями.[149]
Следует заметить, что зарубежная криминология (особенно так называемая «структурная») придает очень большое значение анализу таких факторов, как тендер (пол), возраст, раса, класс, тщательно изучая их корреляционные связи с преступными проявлениями.[150]
Посмотрим, как статистически отражаются те или иные личностные характеристики на вероятности совершения того или иного преступления. Выше мы приводили некоторые социально-демографические характеристики лиц, совершивших преступления (гл. 3, § 2). Сейчас мы попытаемся более основательно и под новым углом зрения рассмотреть этот вопрос.
Эмпирически достоверна относительно большая криминальная (вообще девиантная: алкогольная, наркотическая, суицидальная) активность мужчин. Что стоит за этим фактом?
Порожденная общественным разделением труда социальная дифференциация и сопутствующее ей социально-экономическое неравенство лежат в основе противоречий интересов людей, занимающих различные позиции в социальной структуре, в основе межклассовых, межгрупповых конфликтов. Однако истоки таких противоречий и конфликтов можно найти еще в естественном, демографическом разделении людей – по полу, возрасту, этнической принадлежности.
Различным было положение женщины на разных этапах человеческой истории и в различных обществах. Несомненен то затухающий, то вспыхивающий «конфликт полов». Так, еще в первобытном обществе мужские тайные союзы выступали как «весьма действенное средство насильственного утверждения в обществе мужского господства и подавления женской части населения».[151] Да и сейчас, по мнению некоторых исследователей, «взаимные обвинения полов… становятся все ожесточеннее и относятся не только к стилю одежды или внешнего поведения, они затрагивают суть личности современной женщины или мужчины».[152]
В целом на протяжении истории положение женщины в производственной, экономической, политической и – как следствие – в семейно-бытовой сфере было, как правило, зависимым, подчиненным. Первоначальное – естественное разделение полов, вызванное их различными функциями в процессе воспроизводства человеческого рода, получило свое социальное «оформление» в виде многовекового подчиненного положения женщины, на долю которой выпало «три К»: Kirche, Kinder, Küche (церковь, дети, кухня). Это продолжительное социальное неравенство не может не сказываться и тогда, когда во всех развитых странах победили женская эмансипация и юридическое равноправие полов (а преувеличенное подчеркивание равенства и женского равноправия, например, в США, свидетельствует о стоящем «в тени», «за спиной» не совсем равенстве…). Не может оно не сказаться и на различной интенсивности девиантных проявлений мужчин и женщин.
Говоря о природных, естественных различиях между полами, значимых для поведенческих реакций, нетрудно составить некоторый перечень: например, женщины физически слабее (оставим в стороне «исключения» – сильных женщин и слабых мужчин), более эмоциональны и импульсивны, более впечатлительны, в определенные, физиологически обусловленные периоды жизни неустойчивость их психических реакций может усиливаться и т. п. Однако нам кажется, что есть более глубинные, фундаментальные биологические различия, обусловливающие принципиально различное место мужчины и женщины в обществе, в системе общественных отношений и, соответственно, существенно разную стратегию их жизнедеятельности (и общественно значимого поведения).
Эти фундаментальные различия были изучены и последовательно обоснованы В. А. Геодакяном в связи с более общей проблемой полового диморфизма и его роли в эволюции живых существ.[153]
146
Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. М., 1966. С. 82.
147
Яковлев А. М. Теория криминологии и социальная практика. С. 27, 80.
148
Там же. С. 35, 36,39.
149
См. также: Антонян Ю. М., Кудрявцев В. Н., Эминов В. Е. Личность преступника. СПб., 2004.
150
Forst В. (Ed.) The Socio-Economics of Crime and Justice. M. E. Sharpe, Inc. 1993; Hagan J. Structural Criminology. NJ, 1989; Scarpitti F., Nielsen A. (Eds.) Crime and Criminals: Contemporary and Classic Readings in Criminology. Los Angeles: Roxbury Publishing Co., 1999; White R., Habibis D. Crime and Society. Oxford University Press, 2005.
151
История первобытного общества. Эпоха классообразования. М., 1988. С. 238.
152
Токарева Е. К. Узы брака и узы свободы // Социологические исследования. 1987. № 2. С. 86. См. также: Воронина О. Ф. Женщина в «мужском обществе» // Социологические исследования. 1988. № 2. С. 104–110; Ушакова В. К. Гинекоцентризм против андроцентризма// Социологические исследования. 1985. № 1. С. 167–171.
153
Геодакян В. А. Системно-эволюционная трактовка асимметрии мозга // Системные исследования: Методологические проблемы: Ежегодник 1986. М., 1987. С. 355–376. В статье имеется библиография, включающая еще 14 работ автора, развивающих его концепцию полового диморфизма.