Эмили. Отчаянная

Марсель не предполагал, что у него может получиться попытка душеизлияния. И меньше всего верилось в то, что катарсис принимает хрупкое существо, с истинно осмысленным участием взирающее на него. Мужчина не знал, что в результате даст это «психологическое кровопускание». Просто заговорил, выполняя мольбу Эмили и глядя на красочную обложку альбома, покоящегося на журнальном столе. Символично.

Он никогда не был избалован, ему не сходили с рук те или иные проделки. Его учили отвечать за свои поступки, по-мужски принимая расплату. А еще отец привил им с братом тягу к самостоятельности, позволив опробовать вкус финансовой свободы, заработанной настоящим трудом. Поэтому Марсель не понаслышке знал, что стоит за успехом и состоятельностью его семьи.

Оба наследника вдоль и поперек с самых низов исследовали процветающий в те годы бизнес. Начинали с кладовки, где помогали таскать ящики, а потом стали помощниками на кухне — да, мальчик научился виртуозно чистить картофель, хотя с рыбой так и не сложилось. Позже — пустили в зал стажерами-официантами, полюбовно именуя «енотами». Это была любимая часть просвещения. Ведь как иначе? Подросток и почти выпускник школы, выглядящий значительно старше и благополучно умалчивающий информацию о своем возрасте, стал объектом пристального внимания представительниц противоположного пола. Опять же — гены, то бишь, рост, комплекция и взгляд. Не по годам серьезный, сосредоточенный. И, как оказалось, притягивающий…

Нет, красавцем Марсель никогда не был. Ему и не надо было. Харизма из него так и сочилась отовсюду, а к ней прибавлялась мужественность. Ум, светившийся в глазах, юмор, которым развлекал клиенток в процессе заказа… Вот и обозначено начало его длинного послужного списка. Они хотели — он был не против. Эта сторона жизни мужчины всегда протекала бурно и без поисков.

А потом — уроки ловкости от бармена, дисциплинированность и вежливость в общении — от администратора, учившего улыбаться, когда хочется дать в зубы очередному снобу, и святая святых — финансовый блок, где правил отец и маленькая команда бухгалтеров.

Путь впечатлил молодого парня, чего нельзя было сказать о брате. Тот был иной душеной организации — ему нравилось копаться в чертогах мироздания, изучать, совершать открытия, философствовать. Когда Аргам Бавеянц понял, его детище все же будет унаследовано хотя бы одним сыном, решил ковать железо, пока горячо. Пошли разговоры о высшем образовании, выбран факультет, специальность, экзамены успешно сданы, учеба увлекала…

Перед глазами всегда был пример брата — отличник, образцовый сын, интереснейший собеседник, гордость родителей. При всей явной разности между ними — а Марсель был хулиганистым и задиристым — они с Ником всегда дружили и были близки. Тот с самого детства умел заинтриговать младшего увлекательными и очень познавательными рассказами. Своей эрудицией и тягой к познаниям он обязан именно ему, взрастившему жажду к большему.

А потом Ник уехал. Здесь без вариантов — такой мозг просился за границу, действительно подходящую ему по уровню. Там и научная деятельность, и достаточное количество последователей, с которыми можно часами напролет дискутировать взахлеб. И Марсель…затосковал. Оставшись один, попал под более пристальный родительский надзор. Это нормально для традиционной армянской семьи. Но не приветствуется парнем в двадцать, желающим взять от жизни все.

В университете он сталкивался с мажорами, чьи богатые папочки не жалели средств, потакая капризам своих детишек. Дорогие тачки, брендовые шмотки, элитные курорты. Другая ступень существования. Ее даже язык не повернется назвать «социальной ступенью». Они были за гранью социума. Звезды. И Марсель часто задавался вопросом, почему его собственный отец не давал ему всего этого, если возможности уже давно позволяли?..

Да, пришло время дурацких бунтов и требований. Показательных уходов или постоянных ночных отсутствий. Маминой тревоги, слез, проливаемых украдкой.

А мальчик жил. Считал, что вырос и имеет право распоряжаться собой, как заблагорассудится. Стал вхож в определенные круги, имевшие «лестную» репутацию, напитался, воспылал стремлением вкусить всё дозволенное и недозволенное…

Полный «Sex & Drugs & Rock & Roll». Во всем своем великолепии.

Дичайший разврат, море алкоголя, проблемы с деканатом. Бешенство отца, попытки вразумить лишением денег. Да разве это помогает в таком возрасте? Гордость и амбиции вступают в битву и толкают на отчаянные шаги. Азарт тонкими невидимыми нитями вплетается в организм. А вокруг столько…любопытного. И все быстро надоедает, становится пресным. Когда ты сам по себе сложный, ищущий, непоседливый, пытливый и разносторонний, хочется того же и от компании рядом. И Марсель менял их со скоростью света. Только Ваграм оставался бессменным элементом. Были и юные музыканты, которым он даже помогал наладить карьеру, добиваясь прослушиваний и выступлений, пусть и в незначительных местах. Потому что у него язык всегда был подвешен, а цели достигались всенепременно. Были и байкеры, от которых быстро устал, не проникнувшись брутальностью и свободой духа, хотя железных коней искренне полюбил — один до сих пор хранит ему верность, пылясь в гараже.

Были и…маргиналы. Наркоманы. Сидевшие. Агрессивные и озлобленные. Умеющие вывести из себя и заставить вестись на всякие «слабо». Преимущественно старше и опытнее. Драки были неизбежны. Но действующего борца этим не напугать. Это был тот период, когда Марселю постоянного не хватало адреналина. Отец продолжал пилить, требовал включить голову, помочь ему, у которого дела шли в гору. А он…считал, что у него есть множество иных миссий. Прекрасных и разнообразных. Длинноногих, готовых на эксперименты.

Ты молод и тебе море по колено. Уверен, что все успеется, и родители поймут. Потом. Он включит голову потом. Пусть довольствуются успехами старшего сына, младший же решил идти по наклонной. Да, знал, что за все заплатит в свое время. Но не сейчас. Сейчас — жить, питаться эмоциями, удовлетворять внутренних демонов. Бросать самому себе вызов, принимать его.

Окончание университета — и предложение отца приобрести клуб или любое другое заведение, которым сын займется вплотную и выветрит эту дурь из головы, было встречено с энтузиазмом. Марсель влился в процесс, это ведь еще один вызов. Начиналось все радужно. Бумаги, куча документов, ответственность, вкус небольшой власти. Ему нравилось новое амплуа, и контроль получался отменный, поскольку со всеми слоями был знаком — знал, где и какие проблемы могут возникнуть. За это тоже спасибо дотошному родителю, окунувшему сына в воды ресторанного бизнеса.

А затем…эйфория. Ощущение, что ты умудренный жизненным опытом мужчина, тебе все по силам. И ничто не сможет выбить почву из-под ног…

Наркотики.

Двадцать три и запрещенные вещества. Они вошли в его обыденность внезапно и являли собой еще один вызов. Кругом простофили, не умеющие контролировать себя. А он — Марсель. Он — крутой. Он — другой. Попробует и покажет всем, как надо…

Тяжесть препаратов росла постепенно. Почти год удавалось держаться на плаву, но потом, естественно, все закончилось. И закончилось по тому же сценарию, что и у большинства — продажа вещей, на средства от которой приобреталась запрещенка. И не только себе. Девки вокруг стали крутиться второсортные, и его это устраивало — они не кривили рты в презрении в отличие от святош, а торчали с ним вместе. Пока одна из них попросту больше не очнулась…

Следствие прикрыли быстро, никому не хотелось возиться с делом очередного нарика. Нелицеприятная правда жизни. Следствие прикрыли, да. Но осадок-то остался. Новый круг по Данте. Слезы матери. Сжатые в одну линию губы отца. И осознание, что у него на руках умер человек. Была девушка — нет девушки. Понятно, что он лишь косвенно причастен к ее смерти. Но воспаленное сознание отягощает это понимание. Категорический отказ лечиться вынудил родителя пойти на крайние меры — клуб фактически отнят, квартира умело переписана на собственное имя, чтобы ее не пустили в расход на пути к приобретению наркотиков. Отношения с окружением испорчены, даже Ваграм отказался дать денег взаймы, за что был послан в живописные дали. Еще другом звался.