Страница 24 из 56
Он надел брюки. Почистил зубы. Побрился. Надо будет еще раз бриться перед тем, как ехать в ЗАГС?
Потом надел белую сорочку…
Сорочка, галстук, туфли… Костюм, выбранный Настей – темно серый в полоску, английской шерсти – висел на раскрытой створке платяного шкафа.
Настя приготовила все это для него. Жена. Она уже его жена!
Гена поднялся по крутым дубовым ступенькам… И почему то впервые подумал, – а почему Николай Александрович сделал лестницу такой крутой? Вдруг у них с Настей родится хромая девочка? Неужели он – Гена сделает ей лестницу такой неудобной?
Ну, здравствуй, зятек!
Здравствуй, Аня.
Помолчали.
Я хочу тебя спросить… Как друга… Мне некого больше спросить…
Спрашивай.
Ты счастлив?
Что?
Ты счастлив оттого, что спишь с моей сестрой?
Зачем ты спрашиваешь?
Я спрашиваю из научного… Философского интереса… Я никогда не узнаю счастья…
Или несчастья брачных отношений…
Аня!
Ты что? Хочешь меня в этом разубедить? Утешить меня? Так переспи со мной!
Теоретически, лежа на мне, ты даже не ощутишь асимметрии моих нижних конечностей.
А в остальном – я нормальная женщина. Разве не так?
Аня, что ты говоришь. Зачем?
Я хочу, чтобы ты понял всю абсурдность и глупость твоей жалости ко мне. Не надо жалеть! Говори прямо, когда тебя спрашивают, счастлив ты, или нет? И как ты счастлив? Неужели во всем этом такой… Такой запредельный восторг?
Аня вдруг вскрикнула и разрыдалась, закрыв лицо ладонями. Затряслась, зашлась стоном и скорчившись, скукожившись, повернулась к Геннадию мелко дрожащей спиной.
Аня!
Гена схватил Анну за плечи и с силой сдавил их, пытаясь таким образом унять ее душевный стон.
– Н-н-нет! Н-н-н-нет! Н-н-н-нет! К-к-к-как ты не п-п-понимаешь? Она же не любит тебя! А я, а я люблю!
Аня!
Ты ведь не любишь ее? Скажи? Ведь нет? Ты же идиот! Ты идешь на эту свадьбу, как баран на закланье! Ты же даже не знаешь, твой ли это ребенок?
Аня!
Ты же идиот! Ты же слепой! Ты инвалид куда как больший, чем я! Ты слепой, ты ничего не видишь, как тебя используют, чтобы прикрыть свой позор, чтобы тобой прикрыть старые грешки… Тебя уже использовали когда им надо было в Кировский балет и в Англию! И разве не идиот, тот, кто незнакомой девице отдаст продукт двухлетнего тяжелого труда в тайге – за просто так! Разве не идиот? И ты вдвойне идиот, теперь, когда жизнь себе ломаешь… Машина – черт с ней! Отдал и отдал…
Денег твоих жалко, да ладно, еще скопишь! Но идти с ней под венец, чтоб потом…
Что потом?
Увидишь…
Что?
Ты слепой идиот.
Нет, я не слепой идиот.
Так ты все понимаешь?
Я понимаю одно: то, что я ей сейчас очень нужен.
И?
Я сказал.
Боже мой! Да ты что? Ты святой?
Аня, я очень люблю тебя, как друга… …
Она посмотрела на него совершенно сухими глазами. И ему стало страшно этих глаз.
Геннадий спустился вниз. В гостиной была Марианна Евгеньевна.
А где Настя?
Настя в моей спальной. Одевается. Ах! Все обычаи нарушаем… Надо бы за невестой жениху на машине заезжать…
Вы извините меня.
Да что ты, что ты, Гена! Это я так сдуру, от волнения. А что ты еще не одет?
Через пол часа в ЗАГС едем.
Николай Александрович позволил себе. Прямо с утра… Такой уж день. Дочу любимую замуж выдает.
Гена, зятек! А ты не хочешь для куражу?
А давайте. Что это?
Виски американское… Белая лошадь.
А-а-а! Слыхал.
За ваше с Настюшкой счастье.
Будьте здоровы.
Пора. Пора. На-стю-ша! Марийка! Пора ехать!
Перед воротами "кремля" уже стояла кавалькада. Служебная белая "волга" Николая Александровича для молодых и свидетелей, три УАЗика для родни и особо почетных гостей, автобус ПАЗ, для всех остальных.
Ну? Все что ли собрались?
Настя. Ослепительная Настя стояла рядом с ним и ее глаза светились чистым светом радости. Она улыбалась. И улыбка ее была естественна и красива тем совершенством любви и мира, которые бывают разве что в раю.
Как ты красива, милая!
Дорогой мой…
Ну, кто – нибудь там позовет Аннушку? Чего она там?
Элечка, сбегай, милая, наверх, помоги Аннушке, мы все стоим и ее одну только ждем.
Настина товарка по училищу, якуточка Эля – дочка местного председателя райсовета, назначенная на сегодня свидетельницей невесты, послушно бросилась к крыльцу…
Этот визг еще долго потом стоял у Гены в ушах. Долго-долго. Все сорок последующих дней.
Аня повесилась!
Когда Гена вместе с Николаем Александровичем бросился наверх… Когда вместе с ним они срезали веревку и опустили безжизненное тело Ани на пол, Гена увидел ее глаза. Ее глаза совсем сухие. Без слез.
Ему казалось, она спрашивает его, – ты идиот?
Ему потом часто виделись ее глаза. Ведь именно он, повинуясь какому то внутреннему порыву, закрыл их. И они закрылись. Но вопрос остался в его ушах.
Ты идиот?
Гена с Настей расписались через полтора месяца в Ленинграде.
На свадебке были только мама, Николай Александрович с Марианной Евгеньевной, Оля – бывшая однокурсница из Ваганова, свидетельницей, и старый Генкин друг – Андрей Криволапов…
Живот у Насти уже был большой, так что расписывались скромно, не во дворце, а в районном ЗАГСе. Потом посидели дома. А потом мама поехала ночевать к подруге, а Настины родители – в гостиницу. ….
Часть вторая
Вечная мерзлота.
Инна.
Кирилл Сайнов любил длинные перелеты.
Раннее детство его прошло на Байкале.
В доме дедушки и бабушки.
В "кремле", как они его называли.
Добрейшие дедушка Коля и бабушка Мариша.
Ах, как они баловали его!
Дом был большой.
Богатый.
Полной чашей!
Дедушка Коля служил тогда очень большим начальником там в Сибири, почитай – хозяином края.
Но в школу, тем не менее, маленького Кирюшу решили отправить не там, в поселке, а в Питер, где жила другая Кирюшина бабушка – папина мама Екатерина Алексеевна.
Конечно же, в Питере школы были получше, чем у них в поселке… И ради качества образования пришлось пожертвовать привилегиями и комфортом, что в поселке на Байкале давал дедушкин статус… В большом Питере – у маленького Кирюши такого блата уже не было… А он уж было привык, что в поселке всяк с ним сюсюкался, подобострастно поглядывая на дедушку.
Питерская бабушка такого блата в своем городе не имела. Но если повелителя и хозяина края – деда Николая, Кирюша запросто звал просто дедом Колей, то с питерской бабушкой, которая в своем городе была никем, простой зауряд-пенсионеркой из коммунальной квартиры, с ней такой же простоты общения у Кирюши не получилось.
Питерскую бабушку Кирюша он не звал бабой Катей… Наверное, потому что и мама звала ее "на вы" и по имени-отчеству.
Но и жил Кирилл в Питере не с бабушкой Екатериной Алексеевной, а жили они с нею в разных квартирах, и даже в разных районах.
Дедушка Коля перед тем как Кирюше идти в первый класс – специально приезжал в Ленинград и купил им с мамой квартиру в новом доме.
Просторную – двухкомнатную. А бабушка Мариша потом приезжала из Северобайкальска и с ними с мамой пол-года еще жила – все хлопотала – обставляла квартирку новой мебелью, чтобы Кирюше было уютно и удобно учиться – делать уроки, играть на пианино…
Так что с детства Кирилл привык к длинным перелетам.
Каждое лето на каникулы – в Северобайкальск к дедушке и бабушке. И каждую осень – обратно в Питер – учиться.
И наверное оттого, что все эти перелеты всегда сулили радость встреч – в начале лета с дедом и бабушкой, с приятелями, с Байкалом… а по осени – радость нового общения со школьными друзьями, может поэтому, длинные перелеты ассоциировались у Кирилла с чем то обязательно приятным.